от другой сам хочет выздороветь и вслух об этом говорит, что тогда? — Ну известно же, чего стоят все наши вслух высказанные желания, а потом, я уже объяснил, наличие желания свидетельствует о заблуждении, следовательно, поддерживая его в этом, ты потакаешь его ошибкам, потворствуешь сбиванию с пути. Все, что ты можешь сделать для другого, — это только любить. — Боже, как наивно. Я никогда не понимала этого места в Библии — «возлюбите ближнего как самого себя», когда все кругом себя только ненавидят. — Молиться больше надо. — Да брось ты, не могу больше этого слышать. И в церковь-то заходить противно, одни только прицерковные старушки чего стоят в своей злобе, шипят только да следят с вожделением, когда ты чего не так сделаешь, по их мнению, вот тогда наступает их звездный час. И это люди, у которых ни дня без церкви, здорово же им это помогло посветлеть. Да уж коли на то пошло, некоторые ребята так светились на моих глазах после приема кислоты, что… — Да потише ты, так и самой засветиться недолго. — А мне уже нечего терять, я уже два раза отсидела за наркоту, мне что здесь, что там одинаково хреново. — Да ты что, когда ж ты успела? — А вот пока вы по заграницам разъезжали. — Что-то мне никто об этом не рассказывал. — А я тогда свалила из этой тусовки. Интересные мне люди уехали, а остальные… — А как же ты попалась-то? — В первый раз взяли во время покупки, а… — Ужас какой. И где ты сидела, в женской тюрьме? — Ну да, а где ж еще. — Ну и как там, очень погано? — Ну как сказать. — А что там за люди сидят? Это похоже на то, что в книжках пишут? — Ну сидят там тетки всякие семидесятых годов, такие, с понятиями, мне так странно было среди них находиться. — А за что сидели они? Были среди них политические? — Да какое там. Обыкновенные тетки, одна мужа зарезала по пьянке, другая кого-то там обвесила, еще одна — жена мафиози, вместе бизнес крутили. — Слушай, а правду говорят, что там какие-то ненатуральные отношения между женщинами? — Ты лесбиянок имеешь в виду? Да, там некоторые живут парами, они это называют семьей. — То есть там не как у мужиков, что все одного трахают? — Да нет, там есть несколько активных теток, вот они влюбляются, все по-настоящему, и живут вместе. — А если та, в которую влюбились, не хочет? — Ну, тогда слезы, страдания, все на самом деле. Насилия не бывает, если ты об этом спрашиваешь. — Нет? — Нет. А второй раз я сидела совсем уже в других условиях, там открыли новую тюрьму, она была как филиал дискотеки, нормальные девчонки сидели. Вот как мы с вами. Тут же мода такая пошла, всех стали брать без разбору на дискотеках, облавы устраивали. Ментам лафа пошла, заходят на дискотеку, там все дети из хороших семей, оружия ни у кого нет, никто не сопротивляется, и вроде и статистика есть, борьба с преступностью, тюрьмы заполнены, и многие родители потом своих чад выкупают, вроде и заработок, и никакой тебе нервотрепки. Во второй раз не скучно было сидеть. — Да, сейчас, видать, хорошие здесь времена настали. Когда я сидел десять лет назад, это было нечто. Меня ж посадили за гомосексуализм. — Да уж это мы помним. Но ты тогда не рассказывал, каково тебе было, а потом свалил за бугор. — Еще бы не свалить. Что я хорошего видел в этой стране. В восемнадцать лет посадили, мерзавцы. Я как вышел из тюрьмы, все мысли были о том, как бы отсюда побыстрее сделать ноги. А там я уже восемь лет живу с мужем, и никто нас не трогает. Вот впервые за эти десять лет сюда приехал, все боялся, что опять посадят. — И что, все восемь лет ты за одним мужем? — Конечно, сладкая моя, я же не шлюха какая-нибудь. Муж у меня хороший, он меня полностью содержит. Я там получил два диплома, теперь повесил на стенку для красоты, больше ни для чего они мне не нужны. Я еще когда в Раше был, все завидовал теткам, которые целыми днями сидят в парикмахерских, вот, думал, мне бы такую жизнь. И вот теперь я ее имею. Каждый день хожу в парикмахерскую. — Слушай, но это же скучно! — Не знаю, рыбка моя, может, тебе и скучно наедине с собой, а мне так — хорошо, я в бассейн хожу, по магазинам, совершенно не скучаю. Вот сюда боялся приезжать, но пока не трогают. Я еще пару денечков побуду и уеду от греха подальше. — А как ты тут попался? — Да меня жена собственная заложила. Я с тех пор знаю, самые страшные создания на свете — это нетраханные бабы. — Зачем же ты женился, да еще в восемнадцать лет? — А алиби нужно, рыбка моя? Я тогда маленький был, боялся. Да и она сама все ко мне приставала, чтоб я женился. Я и сейчас ничего, а тогда вообще красавчиком был, весь в соку. Когда меня собирались сажать, мне все друзья говорили — ой, туго тебе придется в тюрьме, все будут к тебе лезть. И ничего подобного, никто не приставал, наоборот, все от меня шарахались, как от чумного, вокруг меня все время вакуум был радиусом в три километра. Никто даже в мою сторону не смотрел, все только косились. У них же это считается страшным унижением, и вот они никак не могли вбить в свои бошки, как же это я по доброй воле этим занимался. Русские мужики — страшное дело. Это такие дубари. Я понимаю девушек, которые за иностранцев замуж выходят. — Слушайте, ну и компашка у нас собралась, такое впечатление, что все уголовники. Прямо у всех такой опыт, я уже прям закомплексовываться начинаю. Мы вроде говорили о религии. Меня заинтересовала ваша мысль о грядущей интеграции религий. Вы действительно считаете, что это возможно? — Я считаю, что только это и возможно. — Вот это чепуха. Простите, пожалуйста, но тут я не могу молчать. То, о чем вы говорите, совершенно нереально. Это не только утопическая, но и абсолютно вредная идея. Для иллюстрации могу привести вам анекдот из реальной жизни. Это было совсем недавно, когда главы религиозных объединений нашей страны решили совместно выработать документ, призывающий народы к миру и единству. Все было хорошо, пока не стали утверждать окончательный текст воззвания. Текст был подготовлен Патриархией. Но тут баптисты возразили, что они не могут подписать текст без одной евангельской цитаты. Раввин сказал, что он предпочитает ссылаться на цитату из Ветхого Завета. Православные согласились. Но тут мусульмане потребовали, чтобы соответствующая цитата была из Корана. И уже когда почти пришли к соглашению, встал буддист и попросил исключить слово «Творец». И получилось вполне светское воззвание. — Ну и что вы намереваетесь этим случаем проиллюстрировать? — То, что, по-моему, совершенно очевидно — всякая попытка объединения религий приводит к истреблению их сокровенного начала. — Если понимать под объединением вычеркивания несоответствий, тогда конечно, тогда ничего не останется. Я же под интеграцией понимаю возможно более бережное слияние религий, что приведет только к расширению общего пространства религиозного мировосприятия. В конце концов, вы же согласитесь, что Бог един, что верим мы в одного Бога, независимо от того, как мы к Нему обращаемся и обращаемся ли вообще. — Насчет того, что Он един, я, конечно, возражать не буду, но верим ли мы в одного, тут уж простите. Я верую в Спасителя нашего Иисуса Христа и других богов не признаю. — Говоря в одного, я подразумеваю не того, что люди считают за истинного, а то, что Он действительно Один, явившийся нам под разными именами. — Ну тут уж совершеннейшая ересь, молодой человек. — Вы вольны оставаться при своем мнении, однако я считаю, что это были пусть и не одна и та же личность, но все же разные проявления одной Сущности, явившейся к нам в различных обличьях в соответствии с нашим возрастом, потребностями, насущными именно в это время способностями к пониманию — вы же не станете возражать, что в различные исторические периоды человечество было весьма сензитивно к одним видам мироощущения и совершенно игнорировало другие. И в конце концов, в связи с национальными особенностями темпераментов различных народов, которым именно Он считал нужным явить себя. — Я не хочу даже и спорить с вами, но то, что вы несете сейчас, простите, но — чушь несусветная. — Позвольте мне вмешаться в вашу беседу, но в связи с вашим замечанием о национальных особенностях — заметили ли вы, что такие, казалось бы, чисто внешние различия между столь близкими по темпераменту и прочему, если принять во внимание другие религии, католиками и православными, указывают на тенденцию к глубоким внутренним противоречиям? Вот, казалось бы, такая чисто уставная деталь — креститься ли справа налево или слева направо, свидетельствует о глобальной разнице мировосприятия? Ведь что символизирует этот жест, начинающийся, заметьте, мягко и плавно — во имя Отца и Сына и Духа Святого и завершающийся прямо-таки битием себя в плечо — изыди, Сатана! Православные считают, что Сатана, прости Господи, находится за левым плечом, а католики — что за правым. И заметьте, что у народов, исповедующих православие, есть тенденция обвинять во всех политических недоразумениях левые силы, а у католиков — правые. И исторически это вполне оправдано, вот что представляет интерес, на мой взгляд. — Я ничего не понимаю в вашем споре, кроме того, что вы каким-то образом придерживаетесь разных, м-м, вероисповедований, если можно так сказать. Мне всегда было интересно — как это человек вдруг выбирает себе религию. Я вот человек неверующий, то есть бессознательно верующий, просто я никогда над этим не задумывалась, что да как, но безусловно признаю, что что-то такое есть, кто-то разумный нас сотворил, просто из хаоса такая сложная система, как наш мир, сама по себе не могла организоваться, это и ежу понятно, но поскольку я родилась в России, то я как бы автоматом православная. Меня уже в детстве бабушка крестила в православной вере, поэтому я не понимаю, как можно вот так взять и выбрать себе религию? — Ну знаешь, если на то пошло, я недавно видел статистику, и по ней получается, что в России православных меньше всего. — Как так может быть? — Ну это вполне понятно, ведь у нас тут после перестройки образовался самый богатый в мире рынок душ. Сюда понаехали, по-моему, представители всех религий и конфессий, которые только существуют в мире. — Да, действительно, мы были к тому же самым дешевым в мире рынком душ. На что только народ не покупался, в какие крайности кидались, если вспомнить. — Некоторые до сих пор не могут выбраться. — Вы слишком метафорично говорите, я потерял нить. Есть ли какая-то связь с гоголевскими душами? — Нет, гоголевские души сидят в правительстве. Им некогда заниматься поисками истины. — А зачем им заниматься, когда у них уже есть вера своя. Вы хоть заметили за своими поисками, что коммуняки опять тихой сапой пробрались в правительство, без лозунгов, без революций, путем банальных карточных подтасовок? Мутили воду своими назначениями и переназначениями, когда все устали за этим следить, у власти опять оказались те же, что и раньше, до перестройки. Только называют себя демократами, а ведь все тот же состав. Для отвода глаз создали новую компартию, которая якобы в оппозиции. — Вот вам и наглядный пример национальной склонности к определенному вероисповеданию. Видать, никуда нам от них не деться. Ты их в дверь, а они в окно. — А вы их дустом пробовали? Хотя это был анекдот про наоборот — когда иностранец приезжает в совок, видит, как коммуняки людей мучают — и жрать нечего, и работа тяжелая и все такое прочее, а они все чего-то там карабкаются, ножками трепышат, он и спрашивает: а вы их… — Глупый анекдот. Иностранцы слыхом не слыхивал