ы все это записать. Но поездка вылилась для него в очень важное событие, которое оказало влияние на всю его дальнейшую жизнь. Он рассказывал, что они там сорок дней постились и готовились и все это затянулось, потому что сновидящий никак не мог увидеть во сне, когда же им надо отправляться в путешествие. Он уже не знал что делать, то ли возвращаться — у него же дела, но тоже продолжал с ними поститься. Наконец тот увидел во сне, и они отправились на сбор пейота, и этот мексиканец признался, что он так увлекся процессом, что забыл включить запись, представляете — то есть он там с ними заодно принял, и вот поэтому он не мог нам включить записи. Я тут же к нему прониклась, понятное дело, и потом когда после лекции он сказал, что всех желающих приглашает на ленч, естественно, я оказалась среди них. Но на самом деле туда пришло совсем немного народу, поэтому я смогла оказаться рядом с ним и сказала, что я очень люблю Кастанеду. А мексиканец такой серьезный — ну он настоящий ученый, он говорит, что да, он может свидетельствовать, что в первых книгах Кастанеда очень адекватно описал церемонию и все остальное, именно так все и происходит. Но он был человек очень деликатный, и он как-то так выразился, что он не понимает причин, побудивших его написать остальные книги, намекая, что каждая книжка приносит прибыль в виде денег. Но зато про первые книги он сказал, что все точно. Вот так вот. — Даже если он передал действительно существующее учение, я не понимаю, что люди так им увлекаются, там же совсем нет места для любви. — Ну как же нет, по-моему, это очень теплое учение. Ну конечно, там мало уделяется внимания отношениям между мужчиной и женщиной, но ведь в буддизме тоже так. Они просто считают это несущественным. Только вопросом энергии. Дон Хуан говорит же все время Кастанеде — тебе нельзя заниматься сексом, потому что у тебя мало энергии. Но это же не значит, что никому нельзя. Тот же дон Хуан все время приводит в пример своего нагваля в качестве любимца женщин. — Да, но он же рассказывает, что его нагваль начал загибаться именно из-за злоупотребления этим делом. — Но, в общем, так в любой религии — или ты тратишь силы на женщин, водку или творчество — иногда, смотря какое творчество, или идешь своим путем. Тут уж сам выбирай — или птичку съесть, или на ветку сесть. — А потом не забывайте, у них совсем другое мышление, символическое, не то что у нас. Мне этот мексиканец рассказывал, что во время подготовки к сбору пейота им было запрещено называть многие вещи. Они должны были придумывать новые обозначения, говорить на условном языке для очистки менталитета. И у них действительно совершенно другое мышление. Мне одна знакомая японка рассказывала, что в японском языке нет такого выражения: «Я люблю тебя». По-японски так просто невозможно сказать, это очень грубо. Считается, что это даже агрессивно звучит, как некое действие — как это — я — люблю — то есть совершаю некое действие — по отношению к тебе. Они признаются в любви только описательно, косвенно, например — я уважаю твои мысли или — ты мне напоминаешь цветок лотоса. А выражение «я люблю тебя» считается, что очень сужает это понятие, примитивизирует. Ведь в японском языке нет слова «нет». Но это же не значит, что они никому не отказывают. — Да, это верно, поэтому и считается, что нужно следовать той религии, среди которой ты родился. Больше шансов ее понять. Недаром в буддийских монастырях ламы, когда к ним обращаются иностранцы, не устают повторять — если ты родился в христианской стране и хочешь быть хорошим буддистом, это возможно, но путь такой — будь хорошим христианином. — Вот за это мне и нравится буддизм, за терпимость, чего не скажешь о прочих религиях. — Религия — это как дом. Меня всегда завораживало, как это люди выбирают, где будет их дом. Когда они решают, где будут строиться, или вдруг находят готовый дом и решают в нем поселиться. И все, это практически навсегда. Я так не могу. Мне кажется, это такой окончательный поступок, как можно на него решиться? Для меня так много прекрасных мест на свете, где я бы хотел жить. И все же ни одно из них не настолько прекрасно, чтобы я смог предпочесть его всем остальным. Я думаю, у меня так никогда и не будет своего дома. — Но тем не менее есть места на нашей земле, где предпочитает строиться большое количество народу, и есть такие места, откуда все предпочитают бежать. Это же очень показательно, что в последнее время западные люди повально обращаются к буддизму, поощряемые даже средствами массовой информации, популярными актерами и писателями. В Америке еще Сэленджер заварил эту кашу, после его книг многие стали серьезно интересоваться буддизмом. — Вообще-то «паломничество в страну Востока» на Западе началось с Гессе. — Скорее с Ницше, я полагаю. — А кстати вы помните, у Сэленджера был такой рассказ, забыл название, про девочку, которая вдруг сошла с ума, по мнению окружающих, и там они все не могли докопаться, в чем дело, пока она своему мальчику не призналась, что ей попалась какая-то русская книга, написанная странником, в библиотеке, вся такая потрепанная и без первых страниц, и поэтому она не знала, кто автор. И там этого странника какой-то старец научил молитве: «Господи, Иисусе Христе, сын Божий, помилуй мя, грешного». Что, мол, надо постоянно повторять ее про себя, чем бы ты ни занимался, и тогда на тебя снизойдет благодать. Героиню рассказа это страшно поразило, уже не помню почему, но главное, что мне не давало покоя желание узнать, действительно ли есть такая книга или это художественный вымысел автора. И вот недавно нашел, представляете. Это действительно было, мне попалось жизнеописание святого Серафима Саровского, видимо, он и был этим странником. Когда он в молодости решил уйти в скит, то сначала испросил благословения у очень знаменитого старца-пустынника, запамятовал имя, и он ему и сказал эту молитву, которую Серафим Саровский действительно без устали повторял, по свидетельствам. Но самое забавное, в этом жизнеописании на слове «старец» была сноска, я ее вначале пропустил, потом решил побольше узнать, что за старец такой, и там было написано — только не падайте — в действительности старец — девица такая-то, в шестнадцать, по-моему, лет, ушедшая из дому и скитающаяся под именем мужчины. А какое тогда время было! Даже и сейчас бы на такую девицу у нас косо бы смотрели. И заметь, не только у нас, но где хочешь. Хоть в твоей Японии. — Почему в моей? — во-первых, в нашей Японии — я думаю, когда ты протрезвеешь, то не сможешь с нынешней легкостью отказаться от такого богатства, а во-вторых, в Японии с момента принятия буддизма почитаются странствующие монахини. Правда, во всех буддийских странах, в которых я побывал, простые люди считают, что женщина-монах — это несерьезно, и на женские монастыри практически не бывает денежных пожертвований, и вследствие этого мужские монастыри процветают, в то время как женские везде там почти убого выглядят. И потом, как девушки уже обсуждали, у них действительно совершенно другой тип мышления, чем у нас. Я столько лет изучал книги о Японии, вы знаете ведь, но, пока там не побывал, многое оставалось для меня неизвестным. И не потому, что они что-то скрывали, просто некоторые вещи настолько необсуждаемы в силу своей привычности на уровне банальности, что все равно как если бы у нас романист написал: «Встав с унитаза, механик Гаврилов спустил воду, как это было принято испокон веков среди его народа» или что-нибудь в этом роде. — Ну хорошо, и что ты нового для себя обнаружил? — Что обнаружил? — ну во-первых, всем известно, что они очень вежливый народ, но на месте я выяснил, что у них есть целые ритуальные приветственные фразы, которыми необходимо обмениваться в начале встречи, какие-то многоэтажные конструкции, невоспризведение которых вменяется в вину, инкриминируется как непоправимое. Пришедший в гости должен сказать примерно следующее: позвольте выразить чрезвычайное сожаление в связи с тем, что мое ничтожество осмелилось нарушить ваш священный покой и что мои недостойные вашего высочайшего внимания обстоятельства понудили отнять у вас драгоценное время и так далее, предложений десять. А хозяин должен ответить тоже в десяти фразах примерно следующее: «Ну что вы, все мое время не стоит чести и счастья мне, ничтожнейшему, удостоится вашего драгоценного визита». — О Боже мой! О чем же они после этого говорят? — А после идет нормальный деловой разговор, как у нас, но эту формальность им необходимо соблюдать во время встреч и прощаний. Я как дурак заучивал все эти сложные обороты, а потом заметил, что европейцу позволяется всего этого не произносить, и даже позволяется с большим удовольствием, если ты просто скажешь привет и пожмешь руку, они при всей своей японскости не могут скрыть облегчения. Я, во всяком случае, это заметил. Ну что у них еще другое… — Меня интересует, это действительно так, что у них не существует выражения: «Я тебя люблю» — меня прямо потрясло, никак не верится. — Да, им такое выражение кажется очень эгоистичным, «я люблю» звучит как некое действие, навязываемое против воли другому человеку. А, еще меня поразило, что когда они несут в гости коробку конфет даже, казалось бы — пустяк, считается неприличным так вот ее дарить. Нужно или так ощутимо помять хотя бы краешек коробки, или вытащить пару конфет и съесть или надкусить. — Ну, сейчас ты точно шутишь! — Нет, серьезно, у них неприлично дарить новую вещь. Правила хорошего тона требуют, чтобы даритель всячески демонстрировал, что подарок ему не нужен. И дарить неприлично. Ты должен показать, что вот просто вещь завалялась, чем ее выбросить, отдаю тебе. — У нас это называется: «На тебе, Боже, что нам не гоже». У нас страшнее нельзя, по-моему, оскорбить человека. — Ну вот вам и разница менталитетов. — В Японии три категории населения — мужчины, женщины и китайцы. Мужчины пишут мужской азбукой — катаканой, женщины — хираганой, а китайцы — иероглифами. И вообще мужская речь по конструкции сильно отличается от женской. У меня есть приятель, его родители переехали жить в Штаты, когда он был совсем маленький, а потом случилась трагедия, они погибли в авиакатастрофе, и его усыновил партнер его отца по фирме, японец, и увез в Японию. А там его воспитанием занимались в основном женщины, он вырос на женской половине. Я несколько раз наблюдал, как он беседовал с японцами по-японски… Мой приятель еще такой огромный, с низким голосом, и японцы не могли спокойно слушать, как он употребляет женский принцип в речи, они там в лежку лежали. — У меня одна подружка провела целых восемь месяцев в Японии. Приехала, полная впечатлений, все рассказывала. — Что, она тоже интересуется буддизмом? — Да какое там! Просто она влюбилась в одного чувака, а того фирма отправила работать в филиал в Японии, и она за ним рванула в надежде спасти любовь. — Круто как — у нас теперь есть фирмы с филиалами в Японии? Кто бы мог подумать. — Да он не наш. Он англичанин был, как и она, впрочем. Я с ней в Лондоне познакомилась. Такая красивая девчонка, моделью работала, длинная такая, и руки-ноги тоже длинные, знаете, бывает такой тип, с гибкими суставами, такие подвижные конечности, как будто на шарнирах. В непрерывном движении, во все стороны гнутся. Она постоянно все опрокидывала в гостях, и всегда это оказывалась или любимая чашка хозяйки, или какая-нибудь памятная вещь. И вот она вся из себ