Я пожимаю плечами.
– Может, он надеялся, что ты станешь «лонгхорном»?
Бейли снова поворачивается лицом к полю. Похоже, к воспоминанию ей добавить нечего.
– Я все думаю, что он имел в виду. Наверное, он любил не сам футбол, а эту команду… Или какую-нибудь другую команду в оранжевой форме.
– Вы пришли сюда после свадьбы? Вечером?
– Нет, днем. Я – в платье. Такое пышное платье, в котором девочки разбрасывают лепестки цветов перед невестой. Наверное, мы ушли с церемонии в церкви. – Бейли снова умолкает. – Если только я сейчас не фантазирую.
Она явно падает духом. Скорее всего, нам следовало остаться в Сосалито – в нашем плавучем доме, без Оуэна опустевшем. Лишь мы вдвоем в ужасном мире без него…
– Не знаю, что и сказать, – вздыхает Бейли. – Я чувствовала бы то же самое на любом стадионе.
– Но конкретно этот выглядит знакомым?
– Ну да, похож.
И вдруг мне кое-что приходит в голову. Дальнейшее зависит от того, что ответит Бейли.
– Ты пришла сюда пешком?
Она смотрит на меня с недоумением.
– Да, с тобой вместе.
– Нет, не сейчас, а тогда! Помнишь, ты сказала, что пришла сюда с отцом после свадьбы? Если стадион тот самый…
Бейли качает головой, словно вопрос ей кажется идиотским, и вдруг ее глаза расширяются.
– Думаю, что да. И если я была в платье, то мы пришли прямо из церкви!
Не знаю, создает этот разговор ложное воспоминание или нет, но внезапно Бейли обретает уверенность.
– Точно! Мы зашли на игру ненадолго, после церемонии. Теперь я почти уверена…
– Значит, церковь где-то рядом.
Я смотрю на карту и вижу несколько подходящих вариантов: католический костел, две епископальные церкви и синагогу. Все четыре здания – в шаговой доступности. Оуэн мог привести Бейли на стадион из любого из них.
– Ты, случайно, не помнишь, как проходила церемония или какая была концессия?
– Шутишь?
Нет, не шучу.
– Конечно, да, – отвечаю я.
Кому нужен экскурсовод?
На карте я обвожу церкви кружками, и мы покидаем стадион через другой вход. Спускаемся по ступенькам, проходим мимо памятника оркестру «Лонгхорн», позади которого находится Центр выпускников Техасского университета Эттер-Харбин.
– Погоди, – просит Бейли, – давай притормозим.
– Зачем?
Она смотрит на здание с вывеской: «Питомцы УТ», потом снова оборачивается к стадиону.
– Знакомое место…
– Все главные ворота похожи.
– Нет, дело не в воротах. Эта часть кампуса мне знакома – такое чувство, что я не раз тут бывала. – Бейли оглядывается по сторонам. – Дай мне сориентироваться.
– Ладно, не торопись.
Я пытаюсь ее подбодрить, хотя мне не терпится поскорее проверить церкви, пока они не закрылись.
Молча смотрю в телефон, пытаясь высчитать год. Если Бейли что-то знает и если мы идем по верному пути, то она приезжала сюда в две тысячи восьмом – в то время Бейли с Оуэном жили в Сиэтле и Оливия была жива. В следующем году Бейли с Оуэном перебрались в Сосалито. А все, что произошло раньше, вряд ли отложилось бы в младенческой памяти.
Значит, две тысячи восьмой. Я ищу расписание футбольных матчей двенадцатилетней давности. Меня интересуют матчи, сыгранные «лонгхорнами» на своем поле.
Начинаю пролистывать список, и вдруг мне звонят. Анонимный абонент. Держу телефон в руке, не зная, что делать. Вдруг это Оуэн? Впрочем, Джейк велел не отвечать на звонки с незнакомых номеров, так что риск велик. Кто еще может мне позвонить и какими неприятностями это грозит?
Бейли указывает на мой телефон.
– Ты возьмешь трубку или так и будешь на нее смотреть?
– Еще не решила.
А вдруг все-таки Оуэн? Нажимаю принять вызов, но молчу, дожидаясь, пока звонящий что-нибудь скажет.
– Алло? Ханна?
У женщины на другом конце высокий, противно сюсюкающий голос, который мне хорошо знаком.
– Привет, Белла, – говорю я.
– Ах, ну и кошмар! – восклицает она. – Полное безобразие! Ты в порядке? Как там дочь Оуэна?
Белла пытается проявить участие, но при этом не называет Бейли по имени. Никак не может, да и не хочет его запомнить.
– Знаешь, они ведь ничего такого не сделали…
Мне не нравится, что она использует слово они.
– Белла, я тебе звонила.
– Знаю-знаю, ты, наверное, в шоке! Я сама в шоке. Отсиживаюсь в Сент-Хелене, словно какая-нибудь преступница. У моих дверей толпятся репортеры, я даже из дома не могу выйти! Пришлось просить мою ассистентку привезти из «Бушона» жареного цыпленка и шоколадное суфле, иначе умерла бы с голоду! – щебечет она. – А ты где?
Думаю, как уклониться от ответа, однако Белла его и не ждет.
– Я к тому, что это просто смехотворно! – восклицает она. – Эйвитт – бизнесмен, а не преступник! Оуэн – гений, да ты и сама знаешь. Какого черта Эйвитту красть у собственной компании? Ведь это его восьмой по счету стартап, не слишком ли поздно начинать взвинчивать цены на акции, лгать и красть? Или в чем там его обвиняют? Я тебя умоляю! У нас и так денег столько, что уже не знаем, куда их девать.
Белла упорно борется, с жаром доказывает свою правоту, однако это не меняет того, о чем она умалчивает и что отказывается признавать. Предыдущий успех Эйвитта и сопутствующая ему самонадеянность вполне объясняют, почему он попытался избежать провала сейчас.
– Короче, все подстроено! – выдает она.
– Белла, кем?
– Откуда мне знать? Правительством, конкурентами? Может, какой-нибудь плагиатор хочет пролезть на рынок первым? Такова версия Эйвитта. Разумеется, мы будем бороться. Не для того Эйвитт так долго и тяжело работал, чтобы потерять все из-за недоразумения с бухгалтерией.
И я слышу то, что другие люди – Пэтти, Карл, Наоми – слышат, разговаривая со мной. В голосе Беллы звучит безумие. Наверное, так и бывает, когда почва уходит из-под ног: ты теряешь способность управлять эмоциями.
– Думаешь, это была подстава или бухгалтерская ошибка? – Я делаю паузу. – Или хочешь сказать, что виноваты все, кроме Эйвитта?
– Прошу прощения?
Белла злится, но мне все равно. Я не стану тратить на нее время, потому что поняла: она звонит не просто так. Увы, мне нечего ей дать.
Смотрю на Бейли, которая глядит на меня с немым вопросом: почему я злюсь? Чем это грозит ее отцу?
– Мне пора, – перебиваю я.
– Погоди!
И тогда она переходит к тому, что нужно ей.
– Адвокаты Эйвитта никак не могут связаться с Оуэном, – вздыхает Белла. – Мы просто хотим убедиться, мы просто хотим знать… Он ведь не общается с правоохранительными органами? Это было бы глупо и опасно для всех.
– Если Эйвитт ничего плохого не сделал, то какая разница, что скажет Оуэн?
– Не будь наивной, Ханна! Система работает вовсе не так!
Представляю Беллу, сидящую возле кухонного островка на табурете, который я для нее сделала. Она яростно трясет головой, и неизменные золотые кольца в ушах бьют ее по высоким скулам.
– Поясни.
– Хм. Провокации, вынужденные признания. Неужели Оуэн настолько глуп? – Белла умолкает. – Он общается с полицией?
Мне хочется сказать, что со мной он точно не общается, но такой радости я ей не доставлю. Мы с Беллой в неравном положении. Ей не нужно беспокоиться о безопасности Эйвитта, ее не волнует вопрос, виновен ли Эйвитт или стал жертвой недобросовестных действий правительства. Белла знает, что ее муж виновен. Она пытается представить ситуацию в ином свете и готова пойти на все, лишь бы ему не пришлось расплачиваться.
Меня же волнует совсем другое: как сделать так, чтобы не пришлось расплачиваться Бейли.
– Адвокатам Эйвитта необходимо как можно скорее проинструктировать Оуэна, чтобы показания совпадали, – говорит Белла. – Ты должна помочь. Нам нужно держаться вместе!
Я молчу.
– Ханна? Ты еще там?
– Нет, – отвечаю я. – Уже нет.
Я вешаю трубку и возвращаюсь к просмотру расписания старых футбольных матчей.
– Кто звонил? – спрашивает Бейли.
– Номером ошиблись.
– Значит, ты теперь так называешь Беллу? К чему притворяться?
Бейли страшно. Похоже, я усугубляю ситуацию.
– Я пытаюсь тебя защитить.
– И ничего не выходит! От этого меня уже никому не защитить. Пожалуйста, говори правду!
Внезапно она стала выглядеть старше своих лет. В глазах – решимость, губы плотно сжаты. «Защити ее!» Единственное, о чем просил Оуэн. Похоже, эта задача невыполнима.
Я киваю, удерживая ее взгляд.
– По сути, Белла подтвердила, что Эйвитт виновен или по крайней мере ему есть что скрывать. Она удивлена, что Оуэн исчез, вместо того чтобы помочь Эйвитту все скрыть. Поэтому я задаюсь вопросом: что же такое скрывает твой отец и почему. – Я умолкаю. – Я хочу пройтись по окрестным церквям и посмотреть, дадут ли они нам какую-нибудь подсказку. Твой отец считал, что у него нет выбора, кроме как уйти от нас. Я хочу понять, связано ли это с «Технолавкой» или мои подозрения верны.
– Что за подозрения?
– Он убежал из-за того, что случилось в прошлом, – говорю я. – Это касается и его, и тебя.
Бейли молчит, стоя передо мной со скрещенными на груди руками. Вдруг она делает шаг мне навстречу.
– Знаешь, когда я просила говорить правду, я имела в виду не врать насчет того, кто тебе звонит.
– Я зашла слишком далеко?
– В хорошем смысле, – заверяет она.
Пожалуй, это самое приятное, что Бейли сказала мне за долгое время.
– Я пытаюсь к тебе прислушиваться.
– Спасибо.
Бейли берет карту и начинает рассматривать.
– Ну, пошли, – командует она.
Три месяца назад
Было три часа ночи. Оуэн сидел в баре отеля со стаканом бурбона. Почувствовав мой взгляд, он поднял глаза.
– Что ты здесь делаешь?
Я улыбнулась.
– Хотела спросить у тебя то же самое…
Мы приехали в Сан-Франциско и остановились в бутик-отеле напротив здания паромной переправы. Из Сосалито нас выгнала страшная гроза, которые случаются там не слишком часто, и из-за риска наводнения нам пришлось спешно эвакуироваться из своего плавучего дома.