– Послушайте, – произносит он, – если надеетесь, что ради Кристин мой отец готов забыть то, что произошло между ним и Итаном, и пойти на компромисс, то сильно ошибаетесь. Мой отец ничего не забыл.
– Знаю, – говорю я, рассчитывая лишь на то, что Чарли хочет мне помочь. Иначе этот разговор вообще бы не состоялся. Иначе мы говорили бы о том, какой вред Оуэн нанес его семье и мне, и это окончательно разбило бы мне сердце.
Взгляд Чарли смягчается.
– Я вас не напугал днем?
– Мне следует задать вам тот же вопрос.
– Я вовсе не хотел на вас набрасываться, просто вы меня чертовски удивили, – признается Чарли. – Вы даже не представляете, какие толпы проходимцев и охотников за сенсациями тут шляются. Насмотрятся репортажей по кабельному и мечтают взять у моего отца автограф. Столько лет прошло, а они все не успокоятся! Я решил, что вы из них – устроили себе экскурсию по криминальным достопримечательностям Остина.
– Да, ужасно, – киваю я.
– Так и есть, – вздыхает он, – ужасно.
Чарли смотрит на меня оценивающе.
– Не думаю, что вы отдаете себе отчет в том, что затеваете. Вероятно, вы все еще надеетесь на счастливый конец, но эта история не может закончиться хорошо.
– Знаю. Я надеюсь на другое.
– И на что же?
Я медлю.
– Надеюсь, это еще не конец.
На озере
Чарли ведет машину на северо-запад, проезжает мимо горы Боннелл, и вдруг нас обступают холмы, повсюду деревья и листва, за окнами застыло неподвижное озеро.
Мы сворачиваем на Ранчо-роуд. Чарли поясняет, что его родители купили землю на берегу озера пару лет назад – когда Николас вышел из тюрьмы, за год до смерти матери. Этот дом стал воплощением ее мечты, говорит Чарли, а потом Николас остался в нем один. Позже я узнаю, что поместье обошлось им ни много ни мало в десять миллионов долларов. У подъездной дорожки виднеется табличка с названием, придуманным Мередит, матерью Чарли. «Заповедное место».
Сразу понятно, почему она его выбрала. Поместье огромное, в нем царят первобытная красота и уединение.
Чарли вводит код, и железные ворота открываются. За ними – мощеная подъездная аллея по меньшей мере в четверть мили длиной и почти незаметная, увитая плющом сторожевая будка.
Особняк сразу бросается в глаза. Такое чувство, словно его перенесли сюда с Французской Ривьеры вместе с каскадными балконами, старинной черепицей и каменным фасадом. Огромные эркерные окна футов восемь в высоту так и манят, так и зовут в дом.
Мы подъезжаем к сторожевой будке, и к нам выходит охранник. Он похож на громилу-полузащитника в американском футболе, и костюм на нем сидит в облипку.
Чарли опускает стекло, охранник склоняется и заглядывает внутрь.
– Привет, Чарли, – говорит он.
– Как дела, Нэд?
Нэд переводит взгляд на меня, кивает и снова смотрит на Чарли.
– Он вас ждет.
Нэд постукивает по капоту и возвращается в будку, чтобы открыть вторые ворота. Мы въезжаем, движемся по круговой подъездной дорожке и останавливаемся у парадного входа.
Чарли выключает зажигание, но из машины не выходит. Такое чувство, что он хочет мне что-то сказать. Впрочем, так и не решившись, он молча открывает дверцу и выбирается наружу.
Я следую за ним – на прохладный вечерний воздух, на мокрую после дождя землю – и направляюсь к парадной двери, однако Чарли указывает на калитку.
– Сюда.
Он придерживает калитку, я захожу. Жду, пока он закроет задвижку, и мы идем вдоль стены дома по дорожке, засаженной суккулентами.
Я шагаю бок о бок с Чарли и, проходя мимо освещенных комнат, заглядываю в высокие французские окна. Свет горит везде. Неужели специально для меня? Комнаты обставлены продуманно и богато. В длинном, изогнутом холле стоят дорогие предметы искусства, на стенах висят черно-белые фотографии. В большом зале – высокие потолки и глубокие диваны. Кухня оформлена в деревенском стиле, из акцентов – керамическая плитка и огромный камин.
Я все время думаю о том, что Николас остался один. Каково это – жить одному в таком доме?
Дорожка огибает веранду со старинными колоннами, откуда открывается потрясающий вид на озеро – вдалеке видны яхты, кроны дубов и спокойная, прохладная гладь. И ров с водой! Подумать только, у Николаса Белла есть настоящий ров с водой! Суровое напоминание о том, что сюда так просто не войдешь. И не выйдешь.
Чарли указывает на ряд шезлонгов и садится. Вдали поблескивает озеро.
Я избегаю его взгляда и смотрю на яхты. Я знаю, зачем приехала, но чувствую, что совершила ошибку. Нужно было прислушаться к предупреждению Чарли – ничего хорошего здесь меня не ждет.
– Присаживайтесь, – говорит Чарли.
– Мне и так неплохо.
– Он может прийти не сразу.
Я прислоняюсь к колонне.
– Спасибо, я постою.
– Зря вы так делаете.
Я оборачиваюсь на звук мужского голоса. В дверном проеме стоит Николас. Возле него – две собаки, крупные лабрадоры шоколадного окраса, не сводят с хозяина глаз.
– Колонны не такие уж устойчивые, – замечает Николас.
Я отшатываюсь.
– Прошу прощения!
– Нет-нет. Я шучу.
Он машет рукой и идет ко мне. Хрупкий, худощавый старик с козлиной бородкой и искривленными артритом пальцами, в свободных джинсах и шерстяном кардигане.
Я кусаю губу, пытаясь не показывать удивления. Не ожидала, что Николас такой мягкий и добродушный. Манерой разговора – неспешный говор, шуточки с невозмутимым лицом – он очень напоминает моего дедушку.
– Жена купила эти колонны во французском монастыре. Их доставили в разобранном виде, а потом местный умелец-строитель придал им первоначальный вид. Они вполне устойчивы.
– Красивые, – похвалила я.
– Прелесть, правда? У моей жены был настоящий талант дизайнера. Она подобрала все предметы интерьера в этом доме – все до единого.
Он вспоминает жену с болью в голосе.
– Я не склонен обсуждать с гостями такие подробности и все же решил, что небольшой экскурс в историю дома вам не повредит…
Я настораживаюсь. Неужели Николас намекает, что ему известно, чем я зарабатываю на жизнь? Откуда он узнал? Случилась утечка информации или я невольно проболталась Чарли, сама того не сознавая?
Так или иначе теперь хозяин положения Николас. Десять часов назад об этом и речи не шло, но после нашего приезда в Остин все изменилось. Я во власти Николаса. Словно подтверждая мои опасения, на веранду выходят телохранители – Нэд и еще один парень. Внушительные и неулыбчивые, оба встают за спиной хозяина.
Не обращая на них внимания, Николас протягивает ко мне руки, словно мы с ним старые друзья. Разве у меня есть выбор? Я отважно подаю ладонь, и он пожимает ее обеими руками.
– Рад знакомству…
– Ханна, – говорю я. – Зовите меня Ханна.
– Ханна, – повторяет он и расплывается в широкой, искренней улыбке.
Внезапно я понимаю, что она пугает меня куда больше, чем открытая неприязнь. Представляю, как Оуэн стоял перед ним и думал: разве можно так улыбаться и быть плохим? Разве мог плохой человек вырастить такую дочь?
Смотреть на него тяжело, и я опускаю взгляд на собак.
Николас следит за моими глазами, нагибается и гладит своих питомцев по головам.
– Это Каспер, а это Леон.
– Великолепные собаки!
– Так и есть, спасибо. Я привез их из Германии. Сейчас они проходят курс дрессировки по системе Шутцхунд.
– И что это значит?
– В переводе с немецкого – защитная собака. Они должны оберегать своих владельцев. Лично я держу их для компании. – Он умолкает. – Хотите погладить?
– Пожалуй, обойдусь.
Чарли лежит в шезлонге, прикрывая локтем глаза. Его непринужденная поза выглядит несколько наигранной – похоже, ему так же неуютно в доме отца, как и мне. Потом Николас хлопает сына по плечу, и Чарли задерживает его руку.
– Привет, пап.
– Трудный день, малыш? – спрашивает Николас.
– Ох да.
– Выпей чего-нибудь, – предлагает он. – Хочешь скотч?
– Отличная идея!
Чарли смотрит на отца снизу вверх, искренне и простодушно, и я понимаю, что неправильно восприняла его тревогу. Если он и нервничает, то вовсе не из-за отца.
Вероятно, Грейди прав: кем бы ни был Николас в профессиональной сфере, он еще и отец, который кладет руку на плечо взрослого сына и предлагает ему выпить, чтобы снять напряжение после тяжелого дня на работе.
Интересно, прав ли Грейди в отношении всего остального? Точнее, насколько он прав?
Николас кивает Нэду, и тот направляется ко мне. Я вздрагиваю и пячусь, подняв руки.
– Что вы делаете? – восклицаю я.
– Он должен убедиться, что на вас нет прослушки, – объясняет Николас.
– Можете поверить мне на слово, – говорю я.
Николас улыбается.
– На слово я больше не верю никому. Если вы не против…
– Поднимите руки, – велит Нэд.
Я оглядываюсь на Чарли за поддержкой, но он молчит. Пытаюсь убедить себя, что это ничуть не хуже личного досмотра в аэропорту. Руки телохранителя холодные, и я не могу отвести глаз от пистолета у него на бедре. Николас наблюдает за нами, защитные собаки сидят у его ног.
У меня перехватывает дыхание. Если бы телохранителям попался мой муж, они бы сделали ему очень больно, и я ничем не смогла бы ему помочь. В голове звучит голос Грейди. «Николас – плохой человек. Эти люди безжалостны».
Нэд отступает и подает знак. Видимо, это означает, что все чисто.
Я перевожу взгляд на Николаса, еще чувствуя прикосновения чужих рук.
– Значит, так вы встречаете гостей? – интересуюсь я.
– Меня редко навещают, – признается он.
Я киваю, поправляю свитер и складываю руки на груди. Николас поворачивается к сыну.
– Чарли, я хочу побыть с Ханной наедине. Почему бы тебе не выпить у бассейна? А потом езжай домой.
– Я должен отвезти Ханну обратно, – напоминает он.
– Об этом позаботится Маркус. С тобой мы поговорим завтра, ладно?
Николас хлопает сына по спине на прощание, подходит к двери и останавливается на пороге. Предоставляет мне решать, войти с ним или отправиться домой с Чарли.