Знакомое название, где же я его слышала? И тут я вспоминаю: несколько месяцев назад мы втроем ели дамплинги на фермерском рынке в Сан-Франциско, Оуэн взял у Бейли телефон и установил на него это приложение для зашифрованного общения. Он сказал, что в интернете ничего не исчезает без следа, и неловко пошутил: мол, если ей понадобится посылать эротические сообщения (Оуэн так и выразился!), то надо использовать именно его. А Бейли сделала вид, что ее вот-вот стошнит.
Оуэн посерьезнел и сказал, что если ей понадобится сделать секретный звонок или написать сообщение, которое исчезнет без следа, то пусть откроет это приложение. Он повторил дважды, чтобы она запомнила. Бейли пообещала держать его открытым вечно, если отец пообещает не использовать при ней слово «эротический».
– Пока я здоровалась, он уже что-то говорил. Даже не сообщил, откуда звонит. Не спросил, как у меня дела. Сказал, что у него двадцать две секунды. Я запомнила. Двадцать две. А потом сказал, что ему жаль, очень жаль, что так вышло.
Бейли едва сдерживает слезы. На Грейди она не смотрит – только на меня.
– Что еще он сказал? – тихо спрашиваю я.
Непосильный груз слишком велик для ее юных плеч.
– Он сказал, что не сможет звонить еще очень долго. Он сказал… – Бейли трясет головой.
– Что?
– Он сказал, что не сможет вернуться домой…
Я наблюдаю за ее лицом, пока она пытается осознать этот ужасный, невозможный факт. Представляю, чего стоило Оуэну сказать это дочери… Я и сама подозревала… да что там, я знала: он ушел и больше не вернется.
– Он имел в виду, что ушел навсегда? – спрашивает Бейли.
Не дождавшись моего ответа, девочка горестно стонет. Я беру ее за руку и крепко держу.
– Вряд ли, – влезает Грейди. – Не думаю, что он хотел сказать именно это.
Я сверлю его взглядом.
– Конечно, ты расстроилась, но сейчас нам нужно обсудить дальнейшие шаги.
Бейли продолжает смотреть на меня.
– Какие шаги? – недоумевает она. – Ты о чем?
Я удерживаю ее взгляд, словно, кроме нас, в комнате никого нет, и придвигаюсь ближе, чтобы она поверила тому, что я собираюсь сказать.
– Грейди имеет в виду, куда мы с тобой поедем. Либо мы вернемся домой…
– Либо я помогу вам найти новый дом, – подхватывает Грейди. – Я ведь тебе уже говорил. Я могу найти для вас с Ханной хорошее место, где вы начнете все сначала. А папа присоединится к вам, когда поймет, что опасность ему больше не угрожает. Вероятно, он хотел сказать тебе по телефону, что это произойдет не завтра…
– Почему? – перебивает Бейли.
– Прошу прощения?
Она встречается с ним взглядом.
– Почему не завтра? – повторяет она. – Забудьте про завтра, почему не сегодня? Если мой отец действительно считает, что вы предлагаете нам лучший вариант, то почему его нет с нами? Почему он все еще в бегах?
У Грейди вырывается нервный смешок – как будто я подучила Бейли задать этот вопрос. Как будто любящая дочь не додумалась бы до этого сама! Оуэн не хотел, чтобы у него брали отпечатки пальцев, чтобы его фото попало в новости. Он уклонился от этого, чтобы внешние силы не разрушили жизнь Бейли. Так где же он? Все карты разыграны, все ходы сделаны. Если бы он собирался вернуться, если бы считал, что можно начать все сначала, то был бы здесь, с нами.
– Бейли, вряд ли я смогу дать ответ, который тебя удовлетворит, – признается Грейди. – Главное, позволь мне тебе помочь. Только так я смогу обеспечить твою безопасность. Точнее, твою и Ханны.
Девочка опускает взгляд на свою руку, которую я крепко сжимаю.
– Значит, это он и имел в виду? Папа больше не вернется?
Она спрашивает меня. Она ждет подтверждения того, что уже знает. Я отвечаю без колебаний:
– Скорее всего, не сможет.
Ее печаль переходит в гнев. Потом гнев вновь сменится печалью и станет горем. Это необходимо пережить, просто пережить. Нужно дать волю чувствам и смириться с несправедливостью, но не впадать в отчаяние. Я не позволю ей отчаяться, даже если больше ничем помочь не смогу.
– Бейли… – Грейди качает головой. – Нам неизвестно, так ли это. Я знаю твоего отца…
– Что вы сказали? – вскидывается Бейли.
– Я знаю твоего отца…
Ее лицо краснеет, взгляд становится пронзительным и яростным. И я вижу, как зреет ее решение, превращаясь в убежденность, которую не разрушить никому.
Грейди продолжает распинаться, но она больше его не слушает. Бейли смотрит на меня и говорит именно то, что я и ожидала услышать. Поэтому я и отправилась к Николасу и сделала то, что сделала.
– Я просто хочу домой.
Два года и четыре месяца назад
– Покажи мне, как это делается, – попросил он.
Мы включили свет в мастерской. После выхода из театра с нашего несвидания Оуэн напросился ко мне в гости. Никаких глупостей, пообещал он. Ему просто захотелось научиться пользоваться токарным станком. Захотелось научиться делать то, что делаю я.
Он огляделся по сторонам и потер руки.
– Ну, с чего начнем?
– Сначала выбираем подходящий материал. Все начинается с хорошего куска дерева. Если он плохой, ничего не выйдет.
– И как вы, резчики по дереву, его выбираете? – поинтересовался Оуэн.
– Мы, резчики по дереву, выбираем по-разному. Мой дедушка предпочитал клен. Ему нравился цвет древесины, нравилась структура. А я использую и дуб, и сосну, и клен.
– А что тебе нравится больше?
– Любимчиков у меня нет, – сказала я.
– Буду знать!
Я покачала головой, едва сдержав улыбку.
– Если ты надо мной смеешься…
Оуэн поднял руки в знак капитуляции.
– Я не смеюсь, – заверил он, – выражаю восторг.
– Как ни банально, я думаю, что разные сорта древесины привлекают нас по разным причинам.
Оуэн подошел к моему рабочему месту, нагнулся и стал рассматривать самый большой станок.
– Это и есть первый урок?
– Нет, первый урок заключается в том, что для работы с интересным куском дерева ты должен понять его главную отличительную черту, – ответила я. – Так утверждал мой дедушка. И он совершенно прав.
Оуэн потрогал кусок древесины, с которым я работала. Это была искусственно состаренная сосна – темного, насыщенного цвета.
– А здесь какая черта?
Я положила руку на пятно в середине бруска, посветлевшее почти до белизны.
– Пожалуй, вот это место. Может получиться кое-что интересное.
Он положил руку рядом, не касаясь моей, и действительно попытался понять, что я ему показываю.
– Мне нравится. То есть мне нравится эта философия, – пояснил Оуэн. – Наверное, то же самое отчасти применимо и к людям. В конечном счете у каждого есть своя отличительная черта.
– А какая у тебя? – спросила я.
– А у тебя? – спросил он.
Я улыбнулась.
– Я первая успела!
– Ну ладно, – кивнул Оуэн и ответил без колебаний: – Ради своей дочери я готов на все.
Иногда ты можешь вернуться домой
Мы сидим в самолете и ждем взлета. Бейли смотрит в окно. Она устала и напугана – глаза темные и опухшие, кожа пошла красными пятнами.
Я пока не рассказала ей все, но она многое поняла. Неудивительно, что ей страшно. Было бы странно, если бы она не боялась.
– Николас и Чарли приедут в гости, – говорю я. – Если захочешь, то и кузенов твоих привезут. Думаю, это было бы здорово. Наверное, они очень хотят с тобой познакомиться.
– Надеюсь, они не останутся погостить? – спрашивает Бейли.
– Мы просто пообедаем где-нибудь в городе раз или два. Пока и этого хватит.
– И ты побудешь со мной?
– От начала и до конца, – заверяю я.
Она кивает.
– Насчет кузенов надо решить прямо сейчас?
– Прямо сейчас вообще не надо ничего решать.
Больше она не говорит ничего. Бейли понимает, что ее отец не вернется домой, и пытается с этим свыкнуться. Пока она не хочет обсуждать со мной, как будет проходить жизнь без него, как все устроится. Что ж, всему свое время.
Я глубоко вздыхаю и пытаюсь не думать о том, что ждет впереди – если не сейчас, то довольно скоро. О шагах, которые мы будем предпринимать, чтобы жизнь вошла в привычную колею. В аэропорту нас встретят Джул с Максом, в холодильнике уже лежат свежие продукты, на столе – приготовленный подругой обед. И каждый день нужно просто жить, жить и привыкать.
Есть вещи, избежать которых нельзя. Через несколько недель или месяцев, когда Бейли более-менее оправится, я смогу наконец обратить внимание на себя. Я стану думать о том, что потеряла, о том, чего уже не вернуть. Я буду думать о себе и об Оуэне. И о том, что теряю без него. Потребуются все силы, чтобы не позволить утрате меня сломить.
Как ни странно, поможет в этом одна простая истина. Мне придется ответить на вопрос, который сформировался только недавно: если бы я знала заранее, то сидела бы здесь или нет? Если бы Оуэн рассказал мне о своем темном прошлом сразу, если бы предупредил, на что я иду, осталась бы я с ним или нет? Согласилась бы оказаться в своем нынешнем положении или нет? На ум приходит тот самый момент вскоре после ухода матери, когда благодаря дедушке я поняла, что мое место – рядом с ним. И тогда я почувствую, как ответ прокатится по моему телу жаркой волной. Да! Без колебаний. Даже если бы Оуэн рассказал мне, даже если бы я знала все подробности. Да, я поступила бы точно так же. И эта мысль придаст мне сил жить дальше.
– Почему так долго? – спрашивает Бейли. – Почему мы не взлетаем?
– Не знаю. Наверное, ждем, пока освободится взлетно-посадочная полоса.
Она кивает и обхватывает себя руками, замерзшая и несчастная. Бейли сидит в салоне в одной футболке, ее руки покрыты мурашками. Опять!
Только на этот раз я готова. Два года назад – даже два дня назад – я бы растерялась. Зато сейчас – совсем другое дело! Я беру сумку и достаю любимую шерстяную толстовку Бейли. Я сунула ее в ручную кладь специально на этот случай.
Впервые я знаю, что ей нужно.
Девочка берет толстовку, надевает ее и растирает замерзшие руки.