Он вызвал Мирова, чтобы посоветоваться.
— Понимаете, Саша, — медленно, обдумывая каждое слово, цедил Берия. — Ничего, что я подполковника кличу кратким именем?
— Ничего, товарищ маршал.
— Перестань, просто Лаврентий Павлович. Что посоветуете, Александр Александрович?
— Товарищ маршал, все нити указывают на человека в Президиуме. Назовем его мистер Икс.
— А как насчет убийства товарища Сталина? Уж слишком много косвенных улик и странные смерти вокруг.
— Ключ — Игнатьев. Не верю, что все это он один организовал. Его должны были курировать, направлять, помогать.
— Но у нас ничего нет на них.
— Маленков выпадает — он знал о литиевой бомбе с самого начала и мог уже тогда передать секрет. Да и знаю я его давно. Он не предатель. Молотов и Каганович отпадают, так как они упертые коммунисты. Слишком упертые. Остаются Никита и Николай.
— А Микоян?
— Анастас? Он не знал. А вот Сабуров и Первухин вошли в главный круг только в конце 1952 года.
Берия понял, что этот разговор ничего не дал, и отослал Мирова.
21 июня, 16 часов 23 минуты. Восточный Берлин
В воскресенье проходил 14-й пленум ЦК СЕПГ под председательством Отто Гротеволя. Все решения, вызвавшие недовольство рабочего класса ГДР, были отменены. Берия хотел снять Ульбрихта, но не смог.
21 июня, 18 часов 23 минуты. Лэнгли
Поскольку Берия и СССР справились с кризисом в Германии, было решено немедленно активизировать план Б. Казанова обратился в ЦРУ, и ему пообещали. На самом деле план Б был давно в ходу.
22 июня, 8 часов 23 минуты. Москва, улица Качалова
Берия встал необычно поздно. Проспал он, видимо, из-за дождя. Капли дождя до сих пор печально стучали в окно. В «Правде» была напечатана информация о состоявшемся 21 июня пленуме СЕПГ под председательством Отто Гротеволя. Лаврентий вспомнил, что сегодня 12-я годовщина нападения Германии, а по сути, всей Европы на СССР. «И как это мы со Сталиным во главе сумели выдюжить и вытащить СССР из той ямы?» — подумал Берия. Однако материалов о годовщине нападения Европы на СССР не было. Из Кореи сообщали, что после американских бомбардировок затопило Пхеньян. Система водоснабжения северокорейского сельского хозяйства была уничтожена, а множество деревень смыло водой. «Какие же гады эти пиндосы!» — прокомментировал про себя Берия.
22 июня, 9 часов 15 минут. Лубянка
В кабинете Берии на Лубянке было сумеречно. Он любил вот так посидеть в полутьме, обдумать события, наметить планы на следующий день. Конечно, многое делал его секретарь-ординарец. Между тем события принимали стремительный оборот. На Лубянке Лаврентию Павловичу подали донесение из Берлина. В записке от 22 июня Хрущеву, подписанной Дмитрием Шепиловым, главным редактором «Правды», содержалось донесение очевидца событий 16–17 июня П. Наумова, корреспондента этой газеты в Восточном Берлине. Наумов дал достаточно точную и детальную информацию о том, что происходило в ГДР во время путча, например о появлении советских войск утром 17 июня и враждебном отношении к ним толпы. Он отмечал довольно частое появление около колонн мотоциклистов с западноберлинскими и американскими номерами, подозревая их в помощи мятежникам. Кроме того, пришло сообщение о том, что чекистам удалось арестовать одного из лидеров Организации украинских националистов надрайонного проводника Романа Шепанского (Буй-Тура).
За Булганиным было установлено наблюдение. Слежка за человеком из посольства вывела на человека, похожего на Булганина, но почему-то очень странного. Слежка Мирова за человеком, похожим на Булганина, вывела на человека, похожего на сотрудника посольства США. Пришло сообщение от наружки, сотрудники которой, наблюдавшие за Булганиным, спрашивали, есть ли необходимость вести Булганина после встречи его с резидентом ЦРУ. Берия дал отмашку снять наблюдение, но знал, что Миров продолжает вести Булганина. Прослушка партийцев, входящих в номенклатуру, особенно вождей, была запрещена, но слушали того, с кем говорил вождь. Были специалисты, которые могли узнавать голос говорившего по телефону. Чаще всего наружка осуществлялась пешком, машин не хватало. Очень часто агенты ЦРУ уходили от наблюдения. Были особые умельцы по отрыву. Берия решил обострить ситуацию. Как-то раз Берия подвез Булганина, Хрущева и Маленкова к дому на Грановского, где они жили. Квартиры Хрущева и Булганина были на одном этаже друг против друга, а Маленков жил этажом ниже. Маленков вышел из лифта на четвертом этаже, а Булганин с Хрущевым поднялись на пятый. Наружное наблюдение доложило Берии, что хотя Булганин и Хрущев зашли в дом, но потом они порознь поехали на дачу. Берия решил прощупать Булганина, напугать его и сообщил о том случае Маленкову, сказав: «Они хитрят. Поднялись в квартиру, а потом уехали на дачу». Маленков на следующий день при встрече с Хрущевым сказал: «Никита, а ведь ты с Булганиным на дачу поехал». Хрущев решил все превратить в шутку: «Как ты здорово узнаешь, у тебя что — агенты?» Маленков спросил и Булганина об этом. Булганин ответил: «Дома было очень жарко, вот и поехали на дачу». «Брось, — произнес Маленков, — ты и в квартиру не заходил, спустился в лифте, не заходя в квартиру, и поехал на дачу, а Хрущев, тот действительно зашел и за тобой следом поехал».
В Президиуме опять обсуждали, что делать с газетами. По указанию Маленкова Твардовского вновь назначили редактором «Нового мира», в Музее изобразительных искусств были выставлены картины импрессионистов, долгие годы томившиеся в запасниках. Когда стали обсуждать итоги Берлинского кризиса, Берия настаивал на снятии Ульбрихта. На заседании Берия заявил, что некоторых министров надо вывести из Президиума Совмина и снять со своих постов. Берия решил прощупать Булганина и предложил ему поддержать свои предложения по кадровым вопросам в ГДР, но Булганин почему-то отказался. Вернувшись в свой кабинет, Берия попросил секретаря набрать по телефону Хрущева. Когда Лаврентий поздоровался, голос его собеседника в телефонной трубке был нежен и приветлив. Когда же он назвал свою фамилию, приветливость на том конце провода подернулась ледком вежливого недоумения.
— Необходимо встретиться, — сказал Берия.
— Зачем? — спросил Хрущев.
— По поводу ГДР. Прошу поддержать отставку Ульбрихта.
— Договорились.
22 июня, 11 часов 14 минут. Москва, улица Качалова
Двое мужчин уже который раз прохаживались по улице Качалова в месте ее слияния с Садовым кольцом. Они пришли для изучения путей отхода после планируемого покушения на Берию. Особняк Берии был им уже хорошо известен. Слева от ворот находилось крошечное одноэтажное здание без окон. Еще левее располагался забор, за которым виднелись довольно густые деревья. Справа от ворот находился вход в особняк, которым пользовался Берия. Напротив ворот, на другой стороне улицы, находилось четырехэтажное здание с целой вереницей длинных вертикальных окон, начинающихся со второго этажа от входной двери и идущих до крыши дома. В переулке особняк Берии вплотную касался следующего за ним двухэтажного здания, которое таким же макаром было соединено со следующим одноэтажным особняком. По ходу улицы Качалова следующим зданием было здание Студии звукозаписи — восьмиэтажное здание с восемью квадратными колоннами на фронтальной стене. Дальше находился одноэтажный особняк.
За домом Берии длительное время наблюдал через 16-кратный бинокль человек со строящегося высотного здания. Он прятался и смотрел, когда и кто приходит в особняк Берии во время обеда. Оказалось, что Берия был точен как часы на Спасской башне. Ровно в 12:15 он приезжает и проходит в дом, закрываясь зонтиком и надевая тяжелый стальной нагрудник. Берия надевал его и каску перед выходом из машины и проходил от машины до двери. Боясь снайпера с высотки, прикрывался зонтом, который держали телохранители.
На чердаке строящейся высотки на Красной Пресне сидел с биноклем человек, и прицел снайперской винтовки показал, что вероятность попадания равна менее 50 %. Он приходил к 11:15 и смотрел, как Берия ездит домой, как Берия проходит в дверь. Знали, что готовится покушение, но не думали, что будет «Урал» в ворота. Как-то Берия заметил блеск бинокля, но не придал этому значения, а зря.
Сначала чердак трехэтажного дома, что за планетарием, посетил невзрачный мужчина, который, забравшись на этот чердак, вытащил оптический прицел от снайперской винтовки Мосина и примерился: можно ли попасть в человека на кухне особняка Берии за окном или во время его перехода от машины в дом. Оказалось, что пуля летит над несколькими скоплениями деревьев и на ее пути стоит одинокое дерево. Плохо. Убить гарантированно из снайперской винтовки будет трудно из-за высокой дальности субъекта. Если же стрелять с чердака дома, который расположен прямо за планетарием, то пуля может быть отклонена ветками сада, расположенного между домом Берии и Садовым кольцом, и деревьями около планетария. Так как пуля полетит над деревьями двух садов, восходящие потоки воздуха могут ее значительно отклонить. Решили еще понаблюдать.
В 5 часов вечера в одном из парков Москвы группа, задействованная в операции «Рапсодия», собралась и анализировала подходы к Берии. Они поминутно обсуждали: когда приезжает обедать, когда уезжает? Берия всегда ездил обедать в особняк ровно в 12 дня. Следовательно, в 12:15 и должна быть атака. Поэтому следует действовать дерзко, нагло.
22 июня, 20 часов 10 минут. Восточный Берлин
В ГДР воцарилось спокойствие. После событий 17 июня 1953 года, в то время как большинство членов Политбюро с Рудольфом Гернштадтом во главе пытались добиться его отставки, Э. Хонеккер вместе с Германом Матерном открыто поддержали во внутрипартийной дискуссии сторону Вальтера Ульбрихта.
23 июня, 8 часов 51 минута. Лубянка
На Лубянке ему подали перехваченную в июне 1953 года радиограмму одного из руководителей национального подполья на Украине (ОУН) В. Кука. Там говорилось: «…Берия далеко еще не хозяин положения в Кремле. Он вынужден делить свою власть с Маленковым и другими, и даже вынужден был уступить ему первенство… В этих персональных сменах необходимо ожидать еще различных революций, они будут продолжаться еще долго, до тех пор, пока снова не появится один мудрый вождь на весь СССР. Кто это будет? Я думаю, что не Маленков, а Лаврентий — это потому, что в его руках конкретная и надежная сила, а это при всякой политике — самый сильный правовой аргумент». «Что за дураки, — подумал Берия. — Если бы я хотел славы, то давно бы стал премьером». Берия не любил публичности, не любил быть постоянно на виду.