Когда Берия вошел в кабинет министра финансов, Зверев вышел из-за стола и поздоровался. Берия спросил:
— Арсений Григорьевич, не могли бы вы мне рассказать о своем разговоре с товарищем Сталиным 1 марта?
— Хорошо, — Зверев сел на стул и вытянул длинные руки. Затем он подробно все объяснил Лаврентию Павловичу: — Дело было так. В 1952 году национальный доход в СССР вырос на 11 %. Снова остро встал вопрос и о сельхозналоге. Можно было снизить налоги. Опять потребовалось провести большое исследование, чтобы доказать необходимость его пересмотра. В центральном аппарате находились люди, которые были убеждены, что Министерство финансов заблуждается. Товарищ Сталин даже обвинил меня в недостаточной информированности относительно материального положения колхозников.
— Большое спасибо, товарищ Зверев, — сказал Лаврентий Павлович, — хочу уточнить лишь одну вещь. Когда вам звонил товарищ Сталин?
— Поздно вечером 1 марта.
«Так, — подумал Берия, — значит, Хозяин поздно вечером 1 марта был еще здоров».
26 марта, 18 часов 3 минуты. Лубянка
Теперь пришла очередь исповедать Тимашук. Перед разговором с Тимашук Берия тщательно проштудировал дело Жданова. Это было даже не дело, а материалы, собранные группой Берии в связи со смертью Жданова. 25 июля С. Карпай сняла ЭКГ и обнаружила небольшую блокаду левого пучка проводящей системы сердца. ЭКГ не имела абсолютно типичных признаков свежего инфаркта, однако, несмотря на это, Жданова лечили, как будто у него инфаркт. 31 июля Карпай снова сняла ЭКГ и, к своему удивлению, обнаружила, что блокада исчезла. Жданову прописали абсолютный постельный режим в течение двух недель. 7 августа 1948 года Карпай сняла Жданову новую электрокардиограмму и уехала в отпуск. После пары недель он стал чувствовать себя лучше, и постельный режим отменили. Вплоть до 28 августа Жданову кардиограммы больше не снимали. В дневниках истории болезни Жданова написано, что с 18 по 30 августа его состояние стабилизировалось. Поскольку все стабилизировалось, персональный врач Жданова Майоров стал выезжать на рыбалку. 31 августа 1948 года Жданов был найден в парке с остановившимся сердцем. Ему было только 52 года.
Из материалов следовало, что на Валдае Жданову почти еженедельно снимали кардиограммы и никаких следов инфаркта до 27 августа у него не было. 27 августа у Жданова случился новый сердечный приступ, видимо, с болевым компонентом. По распоряжению начальника Лечсанупра профессора П.И. Егорова сам П. Егоров, В. Виноградов и В. Василенко вновь вылетели в «Валдай». Но на этот раз в роли кардиографа при них была не доктор Карпай, которая ушла в августе в очередной отпуск и тогда находилась на юге. Лидия Тимашук заведовала кабинетом электрокардиографии в Кремлевской больнице на улице Грановского и поехала вместо Карпай.
Кроме того, в дела имелась информация, что арестованный в 1953 году врач-терапевт Майоров на одном из допросов показал: «Вместе с Егоровым, Виноградовым, Василенко 28 августа прилетела Тимашук. Проведя электрокардиографические исследования, Тимашук сообщила мне, что она считает, что у Жданова инфаркт. Я ответил, что, согласно клиническим данным, непохоже… Однако она продолжала утверждать, что у Жданова все-таки инфаркт. Это озадачило не только меня, но и Егорова, Виноградова, Василенко…» Все четверо единодушно пришли к выводу, что Тимашук не права, и диагноз инфаркта миокарда не подтвердили, продолжая лечить Жданова от прежнего заболевания. Однако она продолжала отстаивать свою точку зрения, потребовала строгого постельного режима для больного.
П.И. Егоров и лечащий врач, между прочим, заслуженный врач РСФСР Г.И. Майоров, с ней не согласились. Они считали, что никакого инфаркта нет, а имеется «функциональное расстройство на почве склероза и гипертонической болезни». Авторитетный консилиум осмотрел пациента и коллегиально пришел к выводу, что ничего страшного нет. Троица консультантов поставила Жданову старый диагноз: «Функциональное расстройство на почве склероза и гипертонической болезни». Они рекомендовали продолжить назначенное лечение.
В газетах сообщение о причине смерти Жданова было следующим: «В течение многих лет тов. Жданов А.А. страдал болезнью высокого кровяного давления, осложнившейся тяжелым атеросклерозом, особенно в сосудах, питающих сердце. В последние годы у него были приступы грудной жабы, а затем появились припадки сердечной астмы. Смерть последовала от паралича болезненно измененного сердца при явлениях острого отека легких». Подписали сообщение начальник Лечебно-санитарного управления Кремля профессор Егоров, действительный член Академии медицинских наук профессор Виноградов, член-корреспондент Академии медицинских наук профессор Василенко, кандидат медицинских наук Федоров и заслуженный врач РСФСР Майоров.
Берия хорошо помнил, что 1 июля 1948 года «ввиду расширения работы ЦК» был восстановлен в должности секретаря ЦК Г. Маленков. А через пять дней Политбюро приняло решение отправить с 10 июля Жданова в двухмесячный отпуск «согласно заключению врачей». Он и в самом деле серьезно страдал от стенокардии. Жданов отправился отдыхать в правительственный санаторий, расположенный на Валдайской возвышенности. 23 июля Жданов разговаривал по телефону с завотделом агитации и пропаганды ЦК Д. Шепиловым. Из-за болей в сердце он даже не смог закончить разговор. После этого у него случился приступ стенокардии. Ночью Жданов продолжал жаловаться на сильную слабость и небольшие боли в сердце.
26 марта, 16 часов 39 минут. Кабинет для допросов МВД
В кабинет вошла Тимашук. Перед Лаврентием оказалась женщина довольно посредственного вида. Волосы у нее были гладко причесаны, с пробором посредине. Брови дугообразные, густые, прямой длинный нос, узкие губы. Глаза располагались не в самой глубине глазниц, а чуть навыкате, как у китайцев, веки чуть нависают. Она была одета в классический костюм.
— Товарищ Тимашук, — начал разговор Берия — как вы видите, я пока (!), обращаясь к вам, использую слово «товарищ», а не «гражданка». Надеюсь, вы поняли мой намек? Так вот, в вашем положении лучше все подробно рассказать.
— А мне нечего скрывать, товарищ маршал госбезопасности, я всегда была верна товарищу Сталину, Коммунистической партии и советскому правительству.
— Ну не надо здесь этой трескотни. Тем более что товарища Сталина уже нет с нами. Давайте по существу.
— Ладно. 28 августа в 3 часа ночи меня вызвали на службу и вместе с консультантами — академиком В.Н. Виноградовым и профессором В.X. Василенко мы срочно вылетели на Валдай, где находился заболевший секретарь ЦК ВКП(б) А.А. Жданов. В 7:30 утра 28 августа я прибыла на Валдай. Тогдашний министр госбезопасности Абакумов через моего куратора, майора Белова, сообщил мне, что я должна поехать на Валдай и обследовать товарища Жданова, у которого подозревали инфаркт миокарда. Белов сказал, что если у Жданова будут хоть малейшие признаки инфаркта, то следует написать, что у него инфаркт. Он намекнул, что в верхах хотят (и показал большим пальцем вверх), чтобы Жданов как можно дольше лечился.
Далее Тимашук почти дословно подтвердила все, что ранее Берии рассказал Абакумов.
Наконец, немного подумав, Берия задал провокационный вопрос:
— За что вас наградили первым орденом в 1950 году?
— За раскрытие банды врагов народа из Ленинграда. Я была награждена в 1950 году орденом «Знак Почета». В газетах об этом не сообщалось.
«1950 год — год суда над членами ленинградской группы», — сообразил Берия и спросил с подвохом:
— А вам не кажется, что получить за одно письмо два ордена — это уже слишком?
— Решала не я, а товарищ Сталин.
— Ну теперь, когда все выяснилось, в целях восстановления справедливости мы вынуждены отменить ваше награждение орденом Ленина. Тем более что врачи-убийцы оказались невиновными. Товарищ Тимашук! Надеюсь, вы понимаете, что орден Ленина вам вручили неправильно. Написав свое письмо, вы просто исполнили свои обязанности секретного сотрудника, — Берия смотрел на Тимашук через полупрозрачное зеркало. — Надеюсь, у вас не будет обид на советскую власть и все, что здесь сказано, останется в тайне. Подпишите подписку о неразглашении. Кстати, а кто порекомендовал вам написать другое письмо?
— Я не претендую на орден. Товарищ Сталин явно переоценил мои заслуги.
— Хорошо, допрос продолжит полковник Влодзимирский, — Берия встал и вышел из комнаты.
Придя в свой кабинет, Лаврентий Павлович стал тщательно продумывать ответы Тимашук. Берия снова открыл дело о смерти Жданова. Материалы дела в точности соответствовали показаниям Тимашук. На первый взгляд вроде бы все выглядело логично — она, как врач Лечсанупра, написала телегу на своего начальника и адресовала ее начальнику своего начальника. Если учесть, что сексотство было организовано в рамках МГБ, а не охраны Сталина, то, сообщив о халатности врачей по сексотской линии, Тимашук бы выполнила свой долг. Раз она сделала это, причем сделала после визита на Валдай и возвращения оттуда, то логично предположить, что о том, что публичное письмо будет написано, непосредственный начальник Тимашук по сексотству должен был бы знать и согласовать такой шаг с верхами, то есть с Абакумовым. Именно поэтому Тимашук захватила фотоаппарат? Или нет? В такой суете (на государственной даче) Тимашук находит где-то фотоаппарат и снимает фотокопию кардиограммы (саму кардиограмму она приложила к записке). Как это понять? Возникает мысль: а не стоял ли кто-то за этими событиями в тени? Кто помогал (или руководил?) Тимашук? Тот факт, что у Тимашук оказался фотоаппарат, говорит, что она готовилась. Да, скорее всего, она его захватила из дома.
Следовательно, о письме Абакумов должен был быть информирован с самого начала, с момента возникновения замысла. Ему даже не было необходимости его читать. С другой стороны, письмо Тимашук рождало массу вопросов.
Вскрытие Жданова фактически было сорвано. Кто приказал начать вскрытие Жданова прямо в ванной комнате на Валдае? Кстати, а кто дал указание так рано вскрывать тело Сталина?