Тедрос потрясенно моргнул, затем перевел взгляд на дрожащую у него на ладони крысу в шлеме. Крыса залезла на шоколадную сосульку и крепко ухватилась лапками за ее верхний завиток, Тедрос продолжал держаться за крысу.
– О, нет, – простонал он.
Анадиль столкнула Тедроса с выступа, и они с крысой помчались словно на санях по неровной поверхности шоколадного облака. Водителем крыса оказалась действительно умелым. Домчавшись до конца прорезанной на поверхности шоколадного облака складки, она ловко перебросила кончик сосульки на следующую дорожку, потом на третью, четвертую. Крыса закладывала удивительные виражи и пируэты, проносясь вместе с Тедросом по крутым спиралям, почти отвесным подъемам и таким же спускам, вписывалась в невероятные повороты. Тедрос же видел только мелькающие вокруг него словно в калейдоскопе шоколадные завитки и думал о том, что в любой момент шоколадное облако может проломиться под его весом, и тогда он вместе с крысой рухнет в пустоту, в ядовитое озеро у него под ногами. В какой-то момент их сосульку подбросило высоко вверх, но крыса сумела вновь, очень ловко и точно, опустить ее на облако – только шоколадные крошки во все стороны полетели. Тедрос в ужасе закрыл глаза, сам не зная, жив он еще или уже умер и вознесся на небеса, где навсегда сможет остаться, не думая больше о том, что обязан кого-то спасать, искать, защищать…
Потом в ноздри принцу ударил отвратительный кислый запах. Крыса резко притормозила сосульку и сбросила Тедроса с шоколадных американских горок вниз, прямо в широко раскрытое окно башни. Он оказался внутри и тяжело свалился на каменный пол.
«Лучше бы мне поручили миссию Агаты», – мелькнуло у него в голове.
В следующую секунду Тедрос вспомнил о том, где он и что должен сделать.
Он открыл глаза.
Затем, пошатываясь, поднялся на ноги – неуклюже, потому что до сих пор никак не мог привыкнуть к своему новому телу. Осмотрелся в комнате Директора, слизывая с губ прилипшие шоколадные крошки.
– Софи? – девчоночьим голосом пропищал он. – Софи, это Эсса! Эсса с Кровавого ручья. Помнишь, мы уже виделись утром? Прости за вторжение, но знай, ты в опасности. В очень большой опасности. Ужасной. Мы должны немедленно уйти отсюда, вместе. До того, как вернется Директор школы. Софи, ты слышишь меня? Давай поговорим как девушка с девушкой…
Тут из глаз Тедроса посыпались искры, и он без чувств рухнул на пол лицом вниз.
Вдали, на другом берегу озера Анадиль и Дот в один голос вскрикнули, увидев в свои бинокли Софи, стоящую над телом упавшей Эссы, с толстенной книгой в руке, которой она как битой огрела по голове незванную гостью.
Анадиль медленно обернулась к подруге.
– Ну вот, поговорили как девушка с девушкой, – мрачно заметила Дот.
Как только туман начал превращаться в шоколад, Агата поняла, что ее время пришло.
Она пряталась у входа на мост, чувствуя себя неуклюжей в непривычном мальчишеском теле, внимательно поглядывая на десятерых массивных вооруженных стражников, стоявших на стенах Старой школы.
Ни один из этих стражников не был человеком. Только монстры. Тролли и огры. У Агаты сжалось сердце: как же ей пробраться мимо стражи?
А затем туман над озером начал твердеть, превращаясь в замерзшие шоколадные завитки.
Девушка удивленно обернулась и увидела в окне далекой башни Новой школы мерцание колдовского пальца Дот.
Стражники на стенах Старой школы испуганно заголосили и ринулись со смотровых площадок внутрь замка. Вскоре на постах никого не осталось.
Агата улыбнулась в своем укрытии. Что бы там ни задумала Дот в Новой школе, это дает ей шанс пробраться в Старую школу, другого не будет.
А ведь это не случайность, не совпадение.
Агата знала, что Мерлин и его агенты делают все от них зависящее, чтобы помочь ей и Тедросу справиться со своими заданиями.
И они сделали все что могли. Очередь за ней.
Быстро, как только позволяло ее неуклюжее тело, Агата выскочила из укрытия и бросилась через погруженный во тьму мост. Она бежала, слыша собственное тяжелое дыхание и свист ветра в ушах. Магический барьер был уже близок.
Бац! Она наткнулась на него и остановилась посередине моста, зная, как хорошо видна сейчас отовсюду ее освещенная серебристым лунным светом фигура. Стоит стражникам вернуться на свои места – и они сразу же ее обнаружат.
– Пропусти меня, – отчаянно попросила Агата, прижимая раскрытые ладони к невидимой преграде.
Преграда тут же превратилась в зеркало, в котором Агата увидела себя, причем в своем обычном девичьем теле в форме Новой школы.
– Старое со Старым, Новое с Новым! Возвращайся в свой замок прежде, чем… – проскрипело зеркало. Отражение Агаты взглянуло на нее и добавило: – Эй, да ты вовсе не отсюда! Чужак! – отражение шире раскрыло рот. – Чу…
– Да нет же, – взмолилась Агата. – Это я, Агата!
– Но я вижу перед собой какого-то паренька-заморыша с выпученными глазами, – возразило ее отражение и вновь широко открыло рот, чтобы крикнуть.
– Я докажу тебе! – воскликнула Агата, понимая, что у нее остался единственный выход. Она закрыла глаза и мысленно произнесла расколдовывающее заклинание. Ее волосы сделались гуще, вернулось привычное тело. – Вот, смотри. Это я, – улыбнулась Агата, став такой же, как ее отражение в зеркале барьера. – Так что дай мне пройти…
– Ах, это ты, – ответило отражение. Улыбка Агаты заставило его еще сильнее нахмуриться. – Я помню, как ты едва не свела меня с ума за последние два года. То всегдашницей прикидывалась, то никогдашницей, совсем меня запутала. Потом уверяла, что ты мальчик, хотя была девочкой. Нет, в третий раз меня не обманешь, так что повторяю: Старое со Старым, Новое с Новым! Возвращайся в свой замок, иначе я позову Сама-Знаешь-Кого!
Агата замерла, замечая краешком глаза, что шоколадные завитки на небе начинают исчезать, вновь превращаясь в зеленоватый туман. Из школы впереди донеслись голоса возвращавшихся на свои посты стражников.
– А откуда тебе знать, что я должна сейчас быть на Старой стороне вместо Новой? – спросила она у своего отражения, стараясь оставаться спокойной.
– Это очень просто, – фыркнуло зеркало. – Потому что ты юная, как я, а я юное, как ты. Ты – это я, а я – это ты.
– Что же, значит, если я юная, то не могу быть старой?
– Ты видела когда-нибудь юного старика? – презрительно усмехнулось ее отражение.
– Хорошо. А для новорожденного я какой выгляжу – юной или старой, как думаешь?
– Старой, но потому, что новорожденный еще не понимает таких вещей.
– Ну а ребенок?
– Это зависит от того, насколько он сам взрослый, этот ребенок, – отрезало зеркало.
– Значит, «старый» и «юный» – понятия относительные? – спросила Агата.
– Нет, это любому взрослому понятно, если только он не сумасшедший.
– Любому взрослому? А взрослой рыбе, например? Или распустившемуся цветку?
– Не говори глупости. Цветы и рыбы возраст не различают, – ответило отражение.
– Но ты сказало «любому взрослому»…
– Любому взрослому человеку!
– Разве ты тоже человек, если это для тебя ясно? – спросила Агата. – Вот ты торчишь на этом мосту уже тысячу лет. Так ты какое зеркало – юное или старое?
– Старое, разумеется, – фыркнуло отражение.
– Но ты – это я, а я – это ты, само же говорило! – заставила себя улыбнуться Агата.
Отражение помолчало, обдумывая ответ:
– Выходит, ты старая.
Отражение мучительно перекосилось и растаяло, Агата протянула руку сквозь барьер и почувствовала прикосновение холодного ветра. И пустоту.
Спустя несколько секунд стражники вернулись на посты, но не увидели на мосту никого, лишь какое-то черно-зеленое пятнышко проскользнуло в замок, но это вполне мог быть заплутавший на ветру клочок тумана, принесенный с озера.
Но если бы они присмотрелись внимательнее, то заметили бы угасающее радужное мерцание над мостом в том месте, где находился барьер… Или две желтые искорки, висящие низко над мостом словно упавшие с неба звездочки…
Глаза лысого, обтянутого морщинистой шкурой кота, наблюдавшего, как его хозяйка исчезает внутри полной опасностей норы. Проводив Агату долгим взглядом, Потрошитель развернулся и неслышно растворился в ночи.
19. Вечер встречи школьных друзей
Неужели голова у девчонок действительно не такая крепкая, как у парней?
Во всяком случае, сейчас голова Тедроса гудела как пустой котел, в который кинули камень. Он чувствовал стекающую с губ слюну, ноющую царапину на щеке, а вот своих глаз не ощущал вовсе, не говоря уж о том, чтобы разлепить их. «Наверное, так чувствует себя спелая груша, упав с дерева, – лениво подумал Тедрос. – Впрочем, нет, груши ничего не чувствуют – это во-первых, и никто не бьет их по голове – это во-вторых».
В антракте между регулярно подкатывающими один за другим приступами тошноты он попытался было пощупать голову, проверить, до крови она разбита или нет, но обнаружил, что не может шевельнуть рукой.
Собравшись с силами, Тедрос чуть-чуть разлепил глаза. Тело у него по-прежнему было девчачьим, и лежало оно на накрытой белым покрывалом кровати. Во рту у него торчал кляп, а руки были прочно привязаны к стойкам кровати красными бархатными лентами – похоже, разорванной на полосы простыней.
Поборов очередной приступ тошноты, Тедрос повернул голову и увидел Софи. Она сидела на краешке стоящего в углу комнаты каменного стола, а рядом с ней над пустой страницей висел в воздухе Сториан.
– Ну что ж, Эсса – или как тебя там, – за очень короткое время ты успела столько лапши мне на уши навешать, что разговора «как девушка с девушкой» у нас с тобой, мне кажется, не получится. Ты согласна? – произнесла Софи, когда заметила, что оглушенная Эсса пришла в сознание. – Чтобы сэкономить время, давай-ка я просто сама расскажу, что мне про тебя известно. Никакая ты не новая ученица. И не убийца-никогдашница. И вообще не никогдашница. Ты и твой «кузен» – шпионы, играющие на стороне Добра, и вы пришли сюда, чтобы разрушить счастливое окончание моей сказки. Только ты, дорогуша, опоздала. Как подсказывает вот эта пустая страница, Агата и Тедрос исчезли, скорее всего навсегда, и своим появлением вы только испортили романтический вечер, который намечался у нас с Рафалом.