Чем подробнее развивала свой план старая сказочная героиня, тем шире становилась улыбка на лице юной ведьмы. Только теперь Дот поняла, почему мудрый Мерлин поставил их с Красной Шапочкой в одну пару. Да, план Красной Шапочки был в самом деле хорош, а когда они в следующие четыре дня довели его до блеска, Дот уже начала вести себя так, будто они вместе его придумали.
Тем временем Эстер билась с Гензелем и Гретель, которые оказались такими же неуклюжими, как их полунемецкий язык.
– А ты, кажется, говорила, что у тебя с ними нет проблем, – заметила Анадиль, когда Эстер начала жаловаться ей на своих «фрицев».
– Я имела в виду, что могу немного посидеть с ними в одной комнате. Но только молча. И по разным углам. Но общаться с ними!
Поначалу прикованные к инвалидным креслам брат и сестра общаться с Эстер и тем более помогать ей отказались наотрез. Да и как еще они могли отнестись к дочери той самой ведьмы, которая в свое время пыталась зажарить и съесть их? («Интересно, она тоже жрать детей, как ее муттер?» – в первый же день спросил у сестры Гензель.)
И все же, несмотря на не самое, мягко говоря, удачное начало, постепенно все трое начали осторожно находить общий язык.
– Мы не есть друзья, так? – сказал Гензель, обращаясь к Эстер. – Но мы иметь общий цель, а именно – видеть твой муттер цурюк в могила. Ферштеен?
– Повторяю в последний раз: эта тварь не моя мать, – отрезала Эстер.
– Хммммм, – задумчиво протянула Гретель. – Однако, если твой мать-не-мать все еще считайт тебя свой дочка…
Эстер поняла, что имеет в виду Гретель, и широко распахнула глаза от удивления.
– Вас ист дас? – спросил Гензель, переводя взгляд с сестры на ведьмочку и обратно. – Я что-то нихт ферштеен…
А Гретель и Эстер уже широко улыбались друг другу.
– Юный федьма понимайт мой план? – спросила Гретель.
– Яволь! – радостно взревела Эстер.
– Мерлин тафайт нам способный ученица, – улыбнулась Гретель своему брату.
Гензель продолжал хлопать глазами и по-прежнему ничего не понимал.
– Малость умнее вашего брата, во всяком случае, – хихикнула Эстер.
Гретель в ответ показала ей поднятый большой палец.
У них понемногу все начинало налаживаться.
Анадиль тоже пришлось поначалу помучиться с Джеком и Брайер Роуз. («Они же влюблены, поэтому не упрекай Мерлина, что он не стал разделять их», – сказала по этому поводу Дот, на что Анадиль раздраженно ответила: «Ну да, они друг без друга в туалет не ходят, а мне теперь возись с ними!»)
Так что Анадиль пришлось не только возиться с двумя влюбленными стариками-маразматиками, но и готовиться к возможной схватке сразу с двумя злодеями-зомби: Великаном с Бобового стебля и Злой феей. Впрочем, как раз это ее не только не пугало, но, пожалуй, даже радовало, потому что давало возможность наконец доказать, что она способна на большее, чем просто быть на побегушках при великой и ужасной Эстер. Ради этого Анадиль была согласна и поработать побольше, и потерпеть заплесневевших Ромео с Джульеттой.
Но тяжелее всего на первых порах пришлось Хорту. Последние несколько недель он был очень увлечен ухаживанием за Софи и даже не сразу сообразил, что один из появившихся в фермерском домике стариков – его смертельный враг.
Пэн.
Пэн!
Поначалу Хорт вообще не узнал Питера Пэна, мальчика, который поклялся, что никогда не вырастет. Но вырос, вырос мальчуган, и полысел, и морщинами покрылся. Собственно говоря, Хорт понял, кто перед ним, лишь тогда, когда увидел сидящую на плече старика фею Динь-Динь, а поняв, похолодел.
Оказаться в одной паре с героем, который убил его собственного отца на борту «Веселого Роджера»! С героем, из-за которого Хорт осиротел, когда ему едва исполнилось шесть лет, и призрак которого преследовал Хорта всю его жизнь! Не удивительно, что при виде Питера Хорт испытал шок, а потом гнев, вскоре сменившийся, правда, горьким отчаянием, потому что, мечтая все эти годы о дуэли со своим смертельным врагом, Хорт представлял Пэна самоуверенным, заносчивым, наглым юнцом.
А каким он оказался на деле? Дряхлым, сереньким, заурядным – о такого Пэна Хорту и руки-то марать не хотелось.
Вот тогда Хорт и почувствовал, в чем разница между ним и Директором школы. В отличие от него, Хорт был способен понять, когда старая сказка окончена и возвращаться к ней нет смысла. А раз нет смысла возвращаться, остается одно – двигаться дальше и писать новую историю.
Короче говоря, бывшие враги в первый же день совместных занятий укололи кончики пальцев и смешали в знак примирения свою кровь. Хорт поклялся, что убьет капитана Крюка и уложит его назад в могилу, из которой выбрался этот мерзавец. В свою очередь, Пэн обещал прийти вместе с Хортом на могилу его отца, как только война будет закончена и они победят.
На шестой день на занятия не пришли ни Золушка, ни Агата.
Пока все остальные потянулись после завтрака в дубовую рощицу, старая принцесса, так и не переодев ночнушку, наладилась печь в духовке печенье. А Агата просто осталась валяться в постели, отвернувшись к окну и наблюдая за тем, как на лугу звенят мечами Тедрос с Ланселотом.
После того памятного дня отношения между ее принцем и его матерью очень сильно изменились. Теперь Тедрос постоянно садился за стол рядом с Гвиневрой, помогал ей собирать грязную посуду после обеда или ужина, каждый вечер выходил вдвоем погулять с нею в саду. Забота и нежность, которые проявлял Тедрос по отношению к матери, глубоко тронули Агату, однако она решила не говорить об этом принцу. Почему? Да потому что она хорошо знала, что не стоит хвалить парней за то, что они делают. Скажешь – и они начинают смущаться, потом напрягаются и, как правило, никогда больше не делают того, за что их похвалили. Вот такие уж они, эти парни.
А для себя Агата сделала одно удивительное открытие – наблюдая со стороны за матерью и сыном, она поняла, что Тедрос не только прекрасный принц и любящий сын, но станет к тому же великим королем.
Разумеется, Агата рассчитывала, что такие же добрые отношения установятся и между Тедросом и его напарником.
Но не тут-то было.
Раскрасневшийся, вспотевший Тедрос раз за разом наскакивал на Ленселота, размахивая отцовским мечом, и точно так же раз за разом терпел поражение. Да не простое поражение, а унизительное, потому что рыцарь не просто отбивал атаки Тедроса, но проделывал с юным принцем разные издевательские штучки – то мочку уха ему кончиком своего меча расцарапает, то прядку волос отчекрыжит, то по пятой точке приложится плоской стороной клинка. Понятное дело, Мерлин поставил их двоих в пару, рассчитывая, что юный принц сможет многому научиться у бывалого, закаленного в боях рыцаря, но… Короче говоря, на шестой день таких тренировок принц превратился в разъяренного зверя, он набрасывался на рыцаря, беспорядочно размахивая Экскалибуром, лез на Ланселота так, словно хотел не за свои личные обиды отомстить, а дрался за честь своего отца и королевства…
Этим утром Ланселот отделал Тедроса еще сильнее, чем в предыдущие дни.
Когда Тедрос в очередной раз отлетел от противника и ткнулся лицом прямо в лежащую на земле коровью лепешку, Агата не выдержала и отвернулась от окна, а затем встала с постели, приняла ванну и не торопясь отправилась на кухню, надеясь найти там какую-нибудь оставшуюся от завтрака еду.
– А вы сегодня разве не занимаетесь? – удивилась Гвиневра, ставя перед Агатой тарелку с остывшим омлетом и кружку с чаем.
В раскрытую дверь кухни Агате была видна Золушка. Толстая принцесса слонялась по столовой, уминая горячее печенье.
– Вы знаете, как идут дела у Тедроса с Ланселотом? – повернулась Агата к Гвиневре. – Так вот, по сравнению со мной и Золушкой они просто голуби.
– Пойду другое печенье возьму, – громко проворчала из столовой Золушка. – Это сломалось.
Агата не обратила на ее ворчание никакого внимания.
– На самом деле мне очень нужно поговорить с Мерлином, – сказала она Гвиневре. – Шесть дней прошло. Может быть, вам известно, где он…
– Разве ты не знаешь, Мерлин никого не посвящает в свои планы и никому не докладывает о своем местонахождении? – ответила Гвиневра.
Агата выглянула в окно и нашла глазами движущиеся в недалекой дубовой рощице силуэты своих друзей – старых и молодых.
– Ну да. Мерлин даже не рассказал нам, как он предполагает выиграть эту войну. Ведь на стороне Директора огромная армия зомби плюс ученики. У него бойцов в двадцать раз больше, чем у нас.
– Мерлин не стал бы посылать детей на войну, если бы не был уверен в победе, – улыбнулась Гвиневра.
– Или у него был бы выбор, – проронила Агата.
Гвиневра перестала улыбаться и подлила в кружку Агате горячего чаю.
– Ну, во всяком случае, он оставил нам свою шляпу, и уже за это спасибо, – с наигранной бодростью сказала Гвиневра. – Иначе я, наверное, просто не прокормила бы такую толпу. Бедная шляпа, она с нами буквально из сил выбивается, – она нежно посмотрела на шляпу, которая отдыхала сейчас на горшке с каким-то комнатным цветком, и, судорожно вздохнув, добавила: – Все помогают вам готовиться к войне. Кроме меня.
– Ну зачем вы так! А кто моет, стирает, убирает за двадцатью гостями, включая дюжину слегка помешанных старых героев-маразматиков? Уж это ли не помощь? – сказала Агата. – Другое дело я. От меня никому никакого проку, это уж точно. Мерлин поручил мне самое важное задание, а я с ним не справляюсь. Именно поэтому мне так необходимо поговорить с ним, дать ему знать, что это задание нужно поручить кому-то другому, потому что я его провалю, не сумею заставить Софи уничтожить кольцо, и мы неизбежно проиграем войну.
– Да, не вовремя он исчез, – вздохнула Гвиневра.
Точно так же думала и Агата.
Казалось, всю неделю никто, кроме них, не волновался из-за отсутствия Мерлина – считалось, что он обдумывает где-то в укромном уголке безупречный план, – однако когда старый маг не появился и на шестой день, ближе к ночи постепенно началась паника.