Стерн надеется, что к концу процесса вещественные доказательства и показания свидетелей позволят защите утверждать, что Кирил вовсе не просил Венди Хох вносить коррективы в базу данных. Однако, если присяжные придут к иному выводу, Стерны хотят в качестве запасного варианта иметь возможность сказать, что корректировка данных не имела никакого значения, потому что она не была «существенным» фактором с точки зрения закона и существующих инструкций. И Марта методично продвигается к этой цели, стараясь заставить доктора Робб признать, что ни искажение данных само по себе, ни нарушение установленных процедур и правил не имеют решающего значения при решении вопроса о том, отвечает ли «Джи-Ливиа» стандартам УКПМ.
– Поговорим о таких понятиях, как «безопасный» и «эффективный». Скажите, какой смысл УКПМ вкладывает в словосочетание «безопасный препарат»? – интересуется Марта.
– Видите ли, мы одобряем тот или иной препарат, если понимаем, что его положительное воздействие на целевую категорию пациентов перевешивает побочные эффекты и потенциальные риски его применения.
– То есть даже если лекарство убьет какую-то часть больных, оно все равно может быть признано достаточно безопасным для того, чтобы УКПМ его одобрило?
– Теоретически да.
– И фактически тоже, не так ли? Ваше управление и сотрудничающие с вами организации частенько одобряют тот или иной продукт или лекарство и выпускают его на рынок, несмотря на большую вероятность того, что кто-то из-за этого погибнет, разве не так?
Марта отнюдь не случайно употребляет выражение «большая вероятность», присутствующее в тексте статута об убийствах.
– Такой подход позволяет спасти жизни многим людям. Да, это так.
– А теперь скажите, доктор Робб, когда вы готовились к даче свидетельских показаний, вам позволили прочитать расшифровку показаний доктора Бруно Капеча, которые он представил суду по этому делу?
Мозес заявляет протест по поводу слова «позволили». Существующее правило, запрещающее свидетелям знакомиться с показаниями других свидетелей, данными в суде, не распространяется на экспертов. Сонни просит Марту переформулировать вопрос. В итоге доктор Робб заявляет, что не знает, о чем Капеч сообщил присяжным.
– Вам известна профессиональная репутация доктора Капеча как квалифицированного онколога-эпидемиолога?
– Безусловно.
– Он авторитетный специалист в своей сфере?
– Несомненно.
– Что ж, в порядке обсуждения того, что вы только что сказали, я вам сейчас покажу часть расшифровки показаний доктора Капеча. Вам хорошо видно?
Через какое-то время на мониторе появляются две страницы текста, отпечатанного на машинке или набранного на клавиатуре компьютера.
– Доктор Капеч сообщил всем нам, что от двадцати пяти до тридцати процентов пациентов, которым диагностирован немелкоклеточный рак легких второй стадии, умирают меньше чем через четырнадцать месяцев.
– Понятно, – откликается доктор Робб.
– А теперь, – продолжает Марта, – я хочу вернуться к вещдоку гособвинения, поименованному «компьютер Пафко А». Я говорю о базе данных клинических испытаний «Джи-Ливиа» в том виде, в котором она существовала на 15 сентября 2016 года, то есть через семнадцать месяцев после начала тестирования.
Пинки в это время снова выводит на монитор тот самый скриншот.
– Мы почти не говорили о другой части клинических испытаний, то есть о пациентах, которые проходили химиотерапию, – продолжает Марта. – Это стандартная процедура лечения, с результатами которой предполагалось сравнить результаты применения «Джи-Ливиа». Вы помните, какой процент смертей был зафиксирован среди этой, второй части больных?
Мозес пытается заявить протест на том основании, что обсуждение подробностей, касающихся второй половины целевой группы пациентов, не имеет отношения к делу, но Сонни его отклоняет. Судебная процедура предусматривает, что, если присяжные узнали содержание части какого-либо документа, они также имеют право знать, о чем еще в нем говорится.
– У меня имелась информация об этом. Если память мне не изменяет, эффективность лечения с помощью «Джи-Ливиа» была значительно более высокой. Кажется, смертность у второй части пациентов превышала двадцать процентов.
– Давайте не будем гадать, – говорит Марта. На экране монитора появляется вторая часть базы данных клинических испытаний. Из нее следует, что через те же семнадцать месяцев после начала клинических испытаний из сорока девяти больных, которых лечили с помощью химиотерапии, умерли более двадцати пяти процентов. Восемь пациентов прекратили свое участие в эксперименте, что, по словам доктора Робб, считается обычным делом.
– А теперь сопоставим все эти данные, – подытоживает Марта. – Скриншот с компьютера А доктора Пафко показывает, что в процессе лечения препаратом «Джи-Ливиа» шесть процентов пациентов умерло из-за внезапно возникших осложнений, верно?
– Да.
– И лишь пять процентов больных умерло по причинам, которые так или иначе были напрямую связаны с их основным заболеванием – раком.
Видно, что эта фраза приводит доктора Робб в некоторое замешательство. Пользуясь этим, Марта вместе с ней проходится по базе данных строчка за строчкой. После примерно пяти минут подробного изучения всех деталей свидетельница соглашается, что пять процентов, то есть десять пациентов, судя по всему, умерли от рака или его последствий.
– То есть на тот момент, а именно примерно через семнадцать месяцев после начала клинических испытаний, умерли одиннадцать процентов пациентов, принимавших «Джи-Ливиа» против более чем двадцати пяти процентов смертей среди больных, которых лечили стандартными методами. Верно? – гнет свое Марта.
– Цифры показывают именно это.
– Получается, что, исходя из вашего описания понятия «безопасный и эффективный препарат», «Джи-Ливиа» можно считать именно таковым.
Доктор Робб снисходительно улыбается, словно Марта – непослушный ребенок, а не адвокат защиты.
– Могу я кое-что объяснить? – спрашивает свидетельница, глядя на Сонни.
– Пожалуйста, отвечайте на вопрос, доктор Робб.
– Да, конечно, если негативные явления зафиксировали через семнадцать месяцев после начала тестирования, можно было бы сказать, что препарат «Джи-Ливиа» более безопасен, чем традиционные методики лечения.
– Даже при наличии случаев внезапной смерти?
– Да. Но эти смерти начались после примерно тринадцати месяцев лечения пациентов при помощи «Джи-Ливиа». И никто не знает, исходя из этих цифр, чего можно ожидать, если пациенты и дальше будут принимать «Джи-Ливиа». Скажем, не настигнет ли внезапная смерть еще восемьдесят процентов больных в течение следующего года. Именно этот вопрос встает в связи с уже имеющимися случаями гибели больных. И поэтому я не могла и не могу сказать, что «Джи-Ливиа» безопасен.
– То есть «Джи-Ливиа» не мог быть признан безопасным, потому что вы не знали, что будет с пациентами в будущем – по прошествии какого-то времени?
– И еще потому, что я не знала, что явилось причиной смерти погибших пациентов. Эти случаи были таинственными. Большинство исследователей в качестве причины летального исхода назвали ИМ – инфаркт миокарда…
– То есть сердечный приступ?
– Да, причиной смерти называли сердечный приступ – потому, что каждый из этих случаев рассматривался в отдельности. Если же взглянуть на них более широко, то существует много других вариантов, и все они должны быть изучены. Больные с онкологией принимают много лекарств, так что вполне возможно, что дело во взаимодействии каких-то препаратов. Мог иметь место производственный брак при изготовлении «Джи-Ливиа». Если бы вы дали мне время, я могла бы перечислить много разных версий.
– Но раз уж мы сегодня находимся здесь, доктор, то будем исходить из сложившегося на сегодняшний день консенсуса специалистов-медиков, что причиной этих смертей была аллергическая реакция, верно?
– В общем, да. Патологоанатомы, которые изучили все симптомы, единодушны в этом заключении. Правда, когда лекарство вызывает аллергическую реакцию только через год после начала применения – это очень необычно. По идее, аллергия у некоторых из пациентов должна была бы проявиться гораздо раньше. Но даже сейчас у меня остаются кое-какие вопросы. Возможно, проблема заключалась в какой-то добавке к лекарству – скажем, в каком-то вспомогательном веществе, которое способно вызывать реакцию. Честно говоря, я не исключаю даже того, что сам препарат «Джи-Ливиа» способен со временем вызывать какие-то изменения в химических процессах, протекающих в человеческом организме, а это, в свою очередь, могло спровоцировать аллергические реакции.
– Но с точки зрения перспектив безопасности препарата ваши оценки, доктор Робб, касаются не вопроса о причинах возникновения аллергической реакции, а вопроса о том, можно ли ее купировать, так ведь?
– Ну, одно обычно связано с другим, но по большому счету все действительно обстоит именно так.
– Доктор Робб, одобряло ли УКПМ лекарства, по поводу которых установлено, что они могут вызывать у пациентов аллергические реакции?
– Конечно.
– И много было таких?
– Много.
– И некоторые из них могут вызывать очень тяжелую, даже фатальную аллергию?
– Да, соглашусь.
– А пока эти препараты совершенствуются, УКПМ требует, чтобы в листке-вкладыше было предупреждение в черной рамке, о котором вы упоминали?
– Да.
– Насколько мне известно, иногда управление также требует, чтобы в отношении некоторых препаратов действовала так называемая Стратегия оценки рисков и смягчения последствий. В отношении «Джи-Ливиа» это могло бы выразиться в том, чтобы его назначали бы лишь в определенных ситуациях? Например, вы могли бы установить такой порядок, чтобы инъекции делались только в условиях стационара и пациент оставался в больнице в течение семидесяти двух часов после укола?
– Полагаю, да.
– Делало ли УКПМ что-либо подобное в прошлом, когда речь шла о лекарствах, способных вызвать анафилактический шок?