Последнее испытание — страница 47 из 101

стоятельства, Стерн и Марта пришли к выводу, что Сонни воспримет этот вопрос как вполне правомерное для перекрестного допроса действие, а не как попытку защиты открыть дискуссию на новую тему, на которую обвинению придется реагировать.

– Да, – говорит Леп.

– И каково это мнение?

– Самое высокое.

– В том числе и сегодня?

– В том числе и сегодня.

– Спасибо, это все.

– Браво, – шепчет Стерн на ухо Марте, когда она садится на место.

Повторный допрос Лепа представителями обвинения оказывается недолгим. Мозес уязвлен заявлением Лепа о том, что он и сегодня подписал бы заявку на предоставление лицензии. Федеральный прокурор задает свидетелю несколько вопросов. Он пытается заставить Лепа согласиться с тем, что если бы данные на компьютере Пафко-старшего до корректировки были верными, то по инструкции о случаях внезапной смерти следовало доложить. А это сделало бы заявку на объявление лицензии фальшивой. Но Леп говорит, и вполне обоснованно, что инструкции и правила, касающиеся информирования вышестоящих инстанций о серьезных неблагоприятных событиях, весьма сложны и очень многое оставляют на суд заказчика клинических испытаний. Выслушав ответ, Мозес бросает на Лепа недовольный взгляд. Однако федеральный прокурор тоже имеет огромный опыт, который делает его мудрым судебным бойцом. Он, конечно, может продолжать пикироваться и ссориться с Лепом в присутствии присяжных, даже выступать с нападками против него, но это лишь усилило бы впечатление, что, пригласив на процесс этого свидетеля, гособвинение потеряло очки. Мозесу остается лишь утешаться тем, что он мог бы сгладить негативные ощущения присяжных, заявив примерно следующее: «Конечно, сыну хочется верить, что его отец не является лжецом, но как это вяжется с фактами?» Но он, конечно же, этого не делает.

Наконец, задав еще несколько вопросов, Мозес закругляется. Марта отказывается продолжить перекрестный допрос Лепа. Сонни позволяет Лепу сойти с подиума и объявляет перерыв на ланч.

Присяжные медленно, один за другим, тянутся к выходу. Леп, выйдя из-за свидетельской кафедры, прямиком направляется к отцу, который, широко раскинув руки, заключает сына в объятия. Леп издает возглас, в котором явственно слышится душевная боль, и тело его начинает сотрясаться от рыданий.

Некоторые из присяжных, еще не успевшие выйти за дверь, останавливаются и наблюдают за этой сценой. Стерн чувствует, что должен вмешаться – ему кажется, что все это не на пользу Кирилу. С другой стороны, такое выражение эмоций вполне естественно для двух мужчин, которые воспринимают все происходящее как пытку. Немного придя в себя, Леп вытирает лицо бумажной салфеткой. Затем, найдя в зале жену, он вместе с ней устремляется к выходу. Донателла идет следом, отставая всего на шаг.

21. Иннис возвращается

В выходные федеральный прокурор и его люди снова внесли изменения в свой список свидетелей. Они решили вызвать в суд юриста УКПМ, чтобы он дал показания по поводу многочисленных нормативных требований и инструкций, которые должны противодействовать попыткам фальсификации результатов клинических испытаний. Женщина-юрист, представляющая управление, должна будет выступить в суде в понедельник днем, после завершения опроса Лепа, назначенного на утро. Ясно, что ее показания, по замыслу гособвинения, должны стать противовесом показаниям доктора Робб, которая признала, что, если исходить из свежей информации, препарат «Джи-Ливиа» является безопасным и может быть выпущен на рынок.

Юрист Управления по контролю качества пищевых продуктов и медикаментов Эмилия Дэш будет задействована в процессе в спешном порядке, без той предварительной работы со свидетелем, которая обычно проводится. Поэтому Марте предоставляется прекрасная возможность показать себя и как следует потрепать свидетельницу обвинения в ходе перекрестного допроса. Оказывается, мисс Дэш не известно о том, что в 2012 году УКПМ выпустило Белую книгу, в которой делался вывод, что число неблагоприятных событий, которые случаются в ходе клинических испытаний, очень часто занижается. Затем выяснилось, что одно из «нормативных требований», которое, по мнению мисс Дэш, нарушили компания «ПТ» и Кирил, – на самом деле всего лишь директива УКПМ и, соответственно, на юридическом языке может квалифицироваться лишь как пожелание. Поскольку компании фармацевтической отрасли встречают в штыки любые попытки УКПМ вводить новые правила и инструкции, управлению зачастую приходится публиковать свои инициативы в виде неких руководящих указаний. Производители лекарств, которые заинтересованы в том, чтобы получать лицензии на свои препараты, стараются выполнять эти указания – когда это им удобно или хотя бы не создает дополнительных проблем. Но в зале суда становится ясно, что разница между тем, что происходит на практике, и тем, чего требуют закон или же некие расплывчатые рекомендации, очень большая. Похоже, к концу разговора мисс Дэш также начинает это понимать и чувствует себя смущенной и озадаченной.

Когда в понедельник днем Сонни откладывает возобновление заседания после утренних слушаний, Стерн приходит к выводу, что день складывается более благоприятно для защиты, чем он ожидал с утра. Он возвращается в свой офис в сопровождении Сесила Джонаса, старшего партнера фирмы, базирующейся в федеральном округе Колумбия. Он защищает интересы компании «ПТ» в ходе новых тяжб с УКПМ, которые связаны с попытками управления отозвать свою лицензию на «Джи-Ливиа». Сесил приехал в округ Киндл понаблюдать за ходом процесса. Своими успехами в ходе перекрестных допросов свидетелей от УКПМ Марта в значительной степени обязана тому многочасовому инструктажу, который провел с ней Сесил.

Но каким бы профессионалом ни был Сесил в знании тонкостей законодательства, касающегося фармацевтических производств, это вовсе не делает его экспертом в том, что происходит непосредственно в зале суда, хотя он и не хочет этого признавать. Пожалуй, самое неприятное последствие той помощи, которую предоставили Стернам многие крупные юридические фирмы, защищающие интересы «ПТ» и Кирила в делах по многочисленным гражданским искам, – это необходимость долгими часами выслушивать всевозможные советы старших партнеров по поводу того, как нужно выстраивать защиту в ходе уголовного разбирательства. Почти никто из этих советчиков ни разу не работал по уголовному делу. Все они – успешные «переговорщики», то есть адвокаты, поднаторевшие в процедуре досудебного урегулирования претензий. Но в том, что касается работы в зале суда перед жюри присяжных, опыта у них почти никакого. Поэтому Стерну они кажутся похожими на мальчишек-старшеклассников, которые, когда Стерн еще учился в школе, очень любили рассуждать в раздевалке о премудростях секса, делая вид, что знают о нем всё. Последив какое-то время за ходом процесса, Джонас, похоже, решил, что Кирила вот-вот оправдают. Стерн мягко разубеждает его в этом.

– Сесил, – говорит старый адвокат, – вы даже представить себе не можете, сколько раз нам с Мартой казалось, что мы буквально уничтожили всех до единого свидетелей обвинения, а жюри признавало подсудимого виновным еще до того, как мы с дочерью успевали выйти из здания суда, чтобы перекусить.

К сожалению, Стерн вовсе не преувеличивает в «воспитательных» целях, а говорит чистую правду. В отличие от гражданских слушаний, когда присяжные до суда ничего толком не знают ни об истце, ни об ответчике, ни о сути дела, члены жюри уголовных процессов изначально верят в справедливость обвинителей, которых считают государственными служащими, защищающими интересы граждан. Стерн знакомит Сесила с лозунгом, под которым живут они с Мартой: «Зомби становится все больше». Эту фразу они позаимствовали у Генри, младшего сына Марты, в свои двенадцать лет сформулировавшего одной этой фразой суть любимой компьютерной игры. То есть не важно было, скольких зомби убьют хорошие парни – все время возникали все новые и новые, и в конце концов кто-то из них неизбежно расправлялся с игроком. Рано или поздно наступает момент, когда жюри присяжных сдается и начинает считать, что люди, один за другим появляющиеся на свидетельской кафедре, лгут, пытаясь выгородить подсудимого, а представители гособвинения этого не пони-мают.

Наконец, проводив Сесила, Стерн открывает свою голосовую почту и с удивлением обнаруживает там послание от Иннис Макви. Он как-то написал ей после их встречи в Нэйплсе, что хотел бы коротко переговорить по одному вопросу. В своем сообщении Иннис говорит, что в выходные вернулась в округ Киндл, и просит Стерна позвонить ей. Он тут же набирает ее номер. Иннис, похоже, очень рада слышать его голос.

– Сэнди!

Она объясняет, что приехала, чтобы встретиться с представителями обвинения до того, как даст показания – скорее всего, в зале суда она выступит на неделе. Ее племянница специально отложила крестины ребенка, чтобы Иннис могла в них поучаствовать – церемония состоялась накануне.

– Вы сказали, что хотите поговорить, – напоминает Иннис. – Речь пойдет о делах?

– Более или менее.

– Жаль, – произносит Иннис с очаровательным легким смешком. Когда тридцать лет назад умерла Клара и Стерн стал вдовцом, он был поражен, что те же самые девушки и женщины, которые в школе или в колледже просто не заметили бы его, а его попытки ухаживаний восприняли бы как оскорбление, похоже, вдруг стали считать его привлекательным. Сказать по правде, подобные мысли приходили ему в голову и в отношении Хелен. Что ж, теперь, если рассуждать логически, Стерн находится даже в еще более выгодном положении, потому что старуха с косой каждый день сокращает количество его конкурентов. Тем не менее Стерн все еще склонен считать флирт Иннис подозрительным. Он прекрасно знает, что мало что может ей предложить. Иннис выглядит на пятнадцать лет моложе своего реального возраста. Между тем, любой внимательный человек, взглянув на Стерна, скорее всего, испытает подспудное желание позвонить в похоронное бюро и вызвать гробовщика. Теории Фрейда по поводу женщин сегодня все чаще подвергают сомнению, и не без оснований. Однако, по мнению Стерна, венский доктор все же уловил нечто вечное, что всегда будет характерно для отношений между полами, когда в отчаянии воскликнул: «Чего же хотят женщины?»