Зная повадки юристов из крупных фирм, Стерн не сомневается, что внизу всю троицу ждет лимузин, но Сонни свою позицию обозначила предельно ясно. Судья просит стенографистку зачитать вслух последний вопрос. В ответ Хартунг отрицательно качает головой.
– Они со мной это не обсуждали, – говорит она.
Стерн кивает. Он смотрит на Марту, пытаясь понять, не пора ли ему заканчивать. Дочь жестом дает понять, что будет лучше, если он вернется к столу защиты. Она держит в руке распечатку статьи Хартунг. Пара строк в ней отмечена желтым маркером. Стерн, видя это, снова смотрит на дочь в надежде, что сможет уловить ее мысли – семейная телепатия не раз помогала им в зале суда. Еще мгновение, и он понимает, в чем замысел Марты.
Старый адвокат, расправив плечи, внимательно смотрит на свидетельницу. Вероятно, в его позе угадывается некая решимость – краем глаза Стерн видит, как некоторые присяжные распрямляются на своих стульях.
– Итак, несмотря на то что пациенты отказались от своего права на конфиденциальность, вы не стали публиковать их имена, а также имена их врачей?
– Да, не стала.
– В вашей статье говорится, в частности, следующее: «Имена не разглашаются, чтобы защитить право пациентов и членов их семей на конфиденциальность».
– Да, там написано именно так.
– А члены семей пациентов просили вас о неразглашении?
– Никаких требований на этот счет от членов семей я не получала.
– Но зато неразглашения имен от вас потребовал юрист, представляющий их интересы, мистер Неукрисс, так?
– Да.
– А было ли это требование предъявлено вам мистером Неукриссом в ходе вашей первой с ним беседы?
Хартунг отвечает утвердительно.
– И это он вышел на контакт с вами, а не вы с ним, верно?
– Да, это правда.
– И он сказал вам примерно следующее: у меня для вас есть интересная информация, но вы должны согласиться не публиковать имена моих клиентов. Так?
Стерн краем глаза снова улавливает какое-то движение среди троих юристов из Нью-Йорка. Он поворачивает голову, чтобы понять, действительно ли кто-то из них снова осмелится встать. Для «Джорнэл» факт открытого обсуждения вопроса об источниках информации в зале суда, должно быть, вещь настолько возмутительная, что это может стать поводом для увольнения юриста, допустившего подобное безобразие. Сгорбившись, Салливан пытается приблизиться к Мозесу, но тот отгоняет его от себя взмахом руки. Гособвинение уже получило удар, когда всплыла история с отказом семей умерших пациентов от права на конфиденциальность, и прокурор и его люди не хотят усугублять ситуацию, пытаясь утаить от присяжных что-либо еще.
– Да, примерно так и было, – отвечает Хартунг на вопрос Стерна.
– А вы представляете себе, в чем состоит бизнес для адвоката, выступающего от имени истца по гражданскому делу?
– В некоторой степени.
– Вы понимаете, что юристы, защищающие интересы истцов в гражданских делах, обычно получают гонорар по итогам рассмотрения дела, и этот гонорар составляет определенную часть от суммы компенсации, которую получает истец, – где-то между тридцатью и сорока процентами?
– Да, я так это себе и представляла.
– А это значит, что для Неукриссов в этой истории на кону предположительно стояли миллионы долларов.
– Предположительно.
– А понимаете ли вы то, что в случае, если какой-либо другой адвокат убедит клиента подписать договор об оказании юридических услуг с ним, то прежний юрист не получит ничего, особенно если иск к этому моменту еще не подан?
– Да, я, можно сказать, в курсе.
– Соответственно, получается, что, не публикуя имен умерших пациентов, вы тем самым не позволяли другим юристам войти в контакт с их родственниками, чтобы представлять их интересы?
– Мистер Неукрисс не объяснил мне, почему он не хотел, чтобы имена пациентов фигурировали в статье.
– А теперь, мисс Хартунг, я задам вам еще один вопрос. У вас за плечами годы репортерской работы, и вы занимаетесь журналистскими расследованиями. Вам не приходило в голову, что, потребовав от вас неразглашения имен, мистер Неукрисс действовал, руководствуясь своими деловыми интересами?
Свидетельница делает глубокий вдох, а затем медленно выдыхает:
– Да, приходило.
– И все-таки вы в своей статье написали, что имена не разглашаются, чтобы не допустить нарушения правил конфиденциальности?
Стерн по опыту знает, что работники СМИ зачастую очень специфически понимают свой профессиональный долг, но при этом очень не любят, когда их уличают в жульничестве, и с возмущением пытаются отвергать подобные обвинения. Но Джиле Хартунг приходилось сталкиваться и с куда более тяжелой и неприглядной правдой о себе.
– Мне не следовало этого писать, – выдавливает из себя свидетельница.
– Спасибо, – говорит Стерн и возвращается на свое место.
23. Неизвестная женщина
После того как присяжные уходят из зала, Марта коротко, но энергично обнимает отца за плечи.
– Вот это триумф, черт побери, – шепчет она.
Кирил, как обычно, сыплет изысканными комплиментами, но недолго – он почти сразу направляется в небольшую раздевалку, где оставил пальто, причем делает это так быстро, что Стерну приходится чуть ли не бежать за ним. Наконец ему удается ухватить доктора Пафко за рукав и слегка замедлить его шаг.
– На пару слов, Кирил, хорошо?
Пафко тут же бросает взгляд на свои наручные часы. Стерн заверяет его, что ему нужно совсем немного времени, и просит Кирила зайти вместе с ним в комнату для адвокатов и клиентов. Он буквально затаскивает туда своего подзащитного. Сегодня Кирил выглядит на удивление хорошо. За время процесса он сильно устал, но накануне, похоже, ему удалось выспаться – возможно, этому способствовало то, что противостояние с сыном в зале суда закончилось. Настроение у него значительно лучше, чем раньше, об этом можно судить по новому ярко-желтому носовому платку, уголок которого торчит из нагрудного кармана его двубортного пиджака.
– С Донателлой все в порядке? – интересуется Стерн. Сегодня жена Кирила в суде не появилась. Вчера днем она тоже не вернулась в зал после того, как Леп закончил давать показания. Это были первые случаи ее отсутствия за все время после начала процесса.
– О да, – отвечает Кирил. – С ней все прекрасно. Просто она занята какими-то своими делами. Ты же знаешь Донателлу.
Кирил растягивает губы в вежливой, чуть насмешливой улыбке, которой он часто пользуется, чтобы избежать дальнейших расспросов.
– Надеюсь, завтра она снова будет с нами, – говорит Стерн.
– Я тоже надеюсь, – говорит Кирил.
Стерн, не удержавшись, обеспокоенно качает головой:
– Кирил, я не сомневаюсь, что ей приходится пренебрегать многими своими обязанностями, чтобы быть здесь. Но присяжные уже привыкли к ее присутствию и к мысли о том, что она безоговорочно вас поддерживает. Мне бы не хотелось, чтобы у них возникло ложное представление, будто в показаниях Лепа содержалось что-то такое, что поколебало ее уверенность.
– Да, конечно, я вас понимаю, – говорит Кирил и кивает, но в то же время снова украдкой бросает взгляд на циферблат часов.
– И еще одно. Пока вы здесь, я хочу напомнить вам, что завтра мы, скорее всего, увидим на свидетельской кафедре Иннис.
– А, – произносит Кирил, но этим его реакция исчерпывается. Он нетерпеливо помахивает в воздухе рукой с наманикюренными ногтями, в очередной раз демонстрируя, что Иннис и все, что с ней связано, его больше не интересует.
Стерн рассказывает, что отправил Пинки в офис компании «ПТ» за еще кое-какими документами, касающимися компенсации доктору Макви при увольнении.
– Поскольку присяжным скажут, что Иннис ушла из компании в результате разногласий с вами, будет уместно продемонстрировать, что вы тем не менее были щедры по отношению к ней. Разумеется, если вы считаете, что не существует никаких причин, по которым делать этого не стоит.
– Нет, ничего такого, – говорит Кирил. Стерну, однако, ясно, что ему не удалось в полной мере завладеть вниманием Пафко. Тем не менее еще через несколько секунд он его отпускает.
Несмотря на то что Кирил ясно показал, что его нисколько не волнует предстоящее появление в суде Иннис, Стерн на какое-то время погружается в размышления, пытаясь проанализировать собственный опыт. За полвека адвокатской работы ему несколько раз приходилось подвергать перекрестному допросу людей, которые дружили с подсудимыми, по крайней мере до их появления в зале. Но, поскольку он сравнительно недавно стал одиноким, ему трудно припомнить хотя бы один случай, когда среди этих людей оказалась бы женщина, которая вызывала бы хоть какой-то мужской интерес с его стороны. Возможно, думает он, завтра между ним и Иннис возникнет что-то вроде пикировки, похожей на игру «а ну-ка, попробуй» – при том что каждый будет пытаться избежать открытой конфронтации. Стоя в тишине пустой комнаты, старый адвокат чувствует, как его губы расплываются в улыбке.
Он все чаще ловит себя на том, что при общении с Иннис придерживается линии «ведомого», что иногда уже случалось с ним, когда он был моложе. С одной стороны, рассудок предлагает ему длинный список причин, по которым его общение с доктором Макви как с женщиной – не самая лучшая идея. Но, с другой стороны, мужские инстинкты нашептывают ему совсем другое. Нравится ему это или нет, но есть в Иннис что-то, что влечет его к ней. Об этом красноречиво говорит тот факт, что сегодня утром, приехав в суд, Стерн обнаружил, что оставил свой мобильный телефон на столике в ресторане университетского клуба, где они с Иннис завтракали. Пинки и Вондра немедленно созвонились с менеджером ресторана, и сейчас аппарат ждет его в службе находок. Именно туда Стерн и просит Ардента отвезти его, как только, выйдя из зала суда, садится в «Кадиллак».
На верхних этажах университетского клуба находится отель, где при желании могут разместиться участники, живущие за городом. Комнаты в отеле простые, но чистенькие. Ворсистые покрывала на кроватях, старенькие телевизоры, ванные комнаты с оборудованием, установленным десятки лет назад, – но все это тем не менее прекрасно подходит для людей, путешествующих по делам и старающихся экономить. Сэнди и Марта часто снимали здесь номера для юристов, которые приезжали в округ Киндл, чтобы проконсультироваться с представителями фирмы «Стерн-энд-Стерн». Служба находок расположена рядом с вестибюлем отеля у стойки портье. Подойдя туда, Стерн вдруг видит прямо перед собой, у стойки, Кирила. Ничего не понимая, адвокат поначалу думает, что его клиент по какой-то н