– Я считаю, что оно может быть и плодом воображения, – говорит Стерн. – Но, с другой стороны, оно, можно сказать, прямо-таки напрашивается. Факты говорят сами за себя. В день аварии я встречался с Ольгой, причем это произошло как раз перед тем, как я уехал из здания компании. Удалось найти мои записи по поводу нашей с ней беседы, Кирил. Они здесь, – Стерн помахивает в воздухе папкой из манильской бумаги. – Какие такие секреты знает Ольга, в которые она не хочет меня посвящать?
– Я понятия не имею, Сэнди.
Стерн скорбно покачивает головой. Он нутром чувствует, что собеседник говорит неправду, хотя формально в записях по поводу разговора с Ольгой нет ничего такого, во что он мог бы ткнуть пальцем в качестве доказательства. Тогда адвокат только-только узнал про электронное письмо Кирила Ольге со скриншотом, на котором была еще не скорректированная информация из базы данных. Стерн тогда всерьез насел на нее, особенно когда она заявила, что даже не в состоянии прочесть и осмыслить содержимое письма. Стерн привык делать записи бесед не как стенографист – он старается зафиксировать общий смысл и тональность разговора. И на этот раз, как всегда, в его заметках вопросы и ответы фигурируют в виде смысловых блоков, в которых мелкие, незначительные детали опущены. Как всегда, Стерн пытался отразить общее направление беседы и основные темы, которые были затронуты.
«Почему Кирил отправил вам фрагмент из базы данных, если вы не в состоянии понять его смысл???» – читает он на листке из блокнота. Далее написано:
«Отв.: Не могу объяснить поступки других людей».
«Вы работаете в фармацевтической промышленности 20 лет – и не можете читать данные?»
«Отв.: Это не моя работа».
«Кто в «ПТ» может подтвердить, что вы не прочли данные из базы?»
«Отв.: Не могу сказать, не уверена».
«Кто помогает вам читать подобные данные, если они адресованы вам?»
«Отв.: Кто-нибудь из отдела исследований».
«Кто? Леп? Его кабинет недалеко от вашего».
«Отв.: Не стала бы беспокоить Лепа. Почти с ним не общаюсь».
«Кирил?»
«Отв.: К генеральному директору с такими вопросами не обращаются».
«Кто?»
«Отв.: Не знаю, что сказать. Я даже не заглядывала в содержимое письма. Ничего не могу ответить».
Разговор был нелегким и шел на повышенных тонах. Прежде чем покинуть кабинет Ольги, Стерн попытался как-то сгладить ситуацию, объяснить, что он отчасти играл роль, чтобы проверить, как она может вести себя во время перекрестного допроса, если ее вызовут в суд в качестве свидетеля. Но неприятный осадок от этой встречи у обоих остался. Ольгу, вероятно, возмутило то, что Стерн принялся ставить на ней эксперименты вместо того, чтобы быть благодарным ей за то, что она подтверждала версию Кирила. Но, просматривая перед приездом Кирила свои заметки, сделанные во время разговора с Ольгой, и пытаясь понять, почему их встреча могла ее насторожить, адвокат подумал: возможно, Ольгу напугало то, что Стерн, с ее точки зрения, пытался понять, на какое смягчение приговора мог рассчитывать Кирил, если защита уговорит его признать себя виновным, и кого еще он мог скомпрометировать в этом случае своими показаниями. Учитывая основные принципы, которых государство придерживается при назначении наказания, защитнику всегда выгодно дать гособвинению возможность открыть новое дело – пусть даже против кого-то, чья вина не так велика, как вина главного фигуранта. Поскольку Кирил прислал Ольге критически важный фрагмент базы данных, она была одним из наиболее вероятных козлов отпущения, которых доктор Пафко мог сдать. Трудно в это поверить, но ее, вполне возможно, настолько напугала такая перспектива, что она запаниковала и в самом деле решила устроить охоту на Стерна.
– Сэнди, – говорит Кирил, – я все же не понимаю, почему вы решили, что та авария не просто несчастный случай.
– Честно говоря, Кирил, я в этом вовсе не убежден. Тот факт, что на балансе компании «ПТ» есть шесть белых «Шевроле Малибу», вполне может быть просто совпадением. Теоретически возможно и то, что я стал случайной жертвой какого-то опасного маньяка. Но то, что вы лгали мне по поводу Ольги, заставляет задуматься о том, что еще вы можете скрывать, чтобы защитить ее или самого себя. Я настоятельно прошу вас показать нам все данные компании «ПТ», имеющие отношение к использованию белых «Шевроле Малибу», в том числе сведения о том, кто ездил на них в последнюю неделю марта этого года. Для того чтобы мы могли сохранить доверие друг к другу, очень важно, чтобы вы дали мне и моим людям возможность снять возникшие у нас вопросы.
Глаза Кирила темнеют, и это первый серьезный признак того, что он обеспокоен.
– Хорошо, если вы настаиваете на этом, Сэнди.
– Да, я настаиваю.
Кирил несколько раз кивает, а затем встает и берет в руки плащ.
– Но все это очень неприятно, – говорит он.
– В этом я с вами согласен, – отвечает Стерн.
Его клиент выглядит озадаченным и словно разом постаревшим. Но, подойдя к двери, он тут же преображается и снова становится энергичным и уверенным в себе. Стерн в ту же секунду понимает: Кирил предвкушает свое возвращение в университетский клуб.
V. Завершение процесса
27. Обвинение закончило
В четверг Кирил впервые с момента начала процесса прибывает в суд с опозданием. У Стерна тут же возникают опасения, что непунктуальность его клиента – следствие их слишком жесткого разговора накануне. С самого утра, едва проснувшись, адвокат глубоко сожалеет об этом. Да, как это весьма часто бывает с клиентами, которых обвиняют в уголовном преступлении, Стерн видит в Кириле много такого, что, мягко говоря, не вызывает у него восхищения. Но его работа состоит в том, чтобы защищать интересы Пафко, а не осуждать и не критиковать его. И, кроме того, несколько лет назад, во время осмотра в одном из кабинетов медицинского факультета Истонского университета, Кирил оказал Стерну крайне необходимую моральную поддержку, которая помогла адвокату не пасть духом.
Пафко появляется в зале как раз в тот момент, когда свое место занимает судья. Помимо прочих мыслей о причинах опоздания Кирила, у Стерна возникает надежда, что Кирил припозднился, поскольку привез с собой Донателлу, которая так больше и не появлялась в суде. Но его подзащитный один. Поразмыслив еще немного, Стерн решает, что удивляться этому не стоит.
Прежде чем Сонни успевает пригласить в зал присяжных, к ней обращается Фелд с просьбой его выслушать. Предыдущий день, особенно вечер, выдался для федерального прокурора и его команды долгим и трудным. Их обвинение не то чтобы полностью развалилось: по сути, Иннис была для Мозеса и его помощников лишь вспомогательным свидетелем, подкрепляющим их линию, в том числе показания Лепа и Джилы Хартунг. Слова, сказанные Кирилом по телефону, так и остались на сделанной Иннис записи. Но ее ложь, изначально не раскрытая, нанесла огромный ущерб позиции гособвинения, и прокуроры, вероятно, провели много часов в попытках нащупать возможность исправить положение. Первая просьба Фелда состоит в том, чтобы обвинению позволили еще раз дать всем присутствующим, в том числе присяжным, прослушать фрагменты записи телефонного разговора между Иннис и Кирилом, который состоялся 7 августа 2018 года. Марта выражает свою реакцию на эту просьбу фразой: «Это смешно». Но Фелд отстаивает свою идею с куда большим искусством, чем ожидал от него Стерн. Логика его аргументов сводится к тому, что, поскольку гособвинение больше не может допрашивать Иннис, необходимо как-то освежить ее показания в памяти участников процесса.
– Но не путем повторения показаний, которые жюри уже слышало, – говорит Сонни. – Я нисколько не сомневаюсь, что мистер Стерн не будет против, если ему дадут возможность ответить на это, еще раз прочитав вслух последнюю часть перекрестного допроса доктора Макви. Но это я тоже не позволю сделать. Что у вас еще?
Выясняется, что гособвинение также хочет еще раз вызвать в зал суда своего эксперта по финансовому законодательству, чтобы попросить его разъяснить кое-какие юридические тонкости – в частности, по поводу того, когда прекращается действие так называемого плана 10б5-1 в связи с появлением тендерного предложения. Федеральный прокурор и его люди явно хотят подчеркнуть, что их обвинение в инсайдерской торговле даже после вчерашних событий остается актуальным, и тем самым восстановить прежний накал, который несколько ослаб. Однако судья отказывает им и в этом:
– У вас были все возможности для того, чтобы ваш эксперт объяснил, как работает финансовый рынок и как действует законодательство о противодействии инсайдерской торговле. Однако ничего из того, что я услышала на эту тему вчера, не стоит сомнительного удовольствия выслушивать это вторично. Ходатайство отклонено.
Единственная поблажка, которую Сонни дает обвинению, состоит в том, что она разрешает, вопреки возражениям Стернов, дать показания специальному агенту ФБР Хану – как свидетелю, который в хронологическом порядке суммирует основные события, происходившие с 2014 по 2018 год. Хан хорошо смотрится за свидетельской кафедрой. Он стройный, в хорошей физической форме. На нем синий костюм и красный галстук, а пробор в блестящих черных волосах настолько совершенен, словно его сделали с помощью миниатюрных геодезических инструментов. Фелд иллюстрирует его выступление, используя несколько схем, но даже при этом дача свидетельских показаний Ханом продолжается не больше двадцати минут. Посовещавшись с отцом, Марта отрицательно качает головой и говорит:
– У нас нет вопросов к свидетелю.
Тем самым она дает понять, что перекрестного допроса не будет. Несколько присяжных реагируют на это улыбками.
Когда Хан уходит, Фелд снова повторно предлагает суду официально принять более ста вещдоков – видимо, чтобы быть уверенным, что их зарегистрировали в качестве таковых. Затем Мозес встает с кресла и, расположившись рядом с Фелдом, смотрит сначала на судью, потом на присяжных, после чего очень многозначительно произносит: