– Ну ладно. Раз вы ее знаете, вам известно и то, что она женщина очень занятая. Я имею в виду, что ей постоянно звонят по поводу продаж, каких-то важных встреч, она то и дело мотается в аэропорт и обратно. В общем, я вовсе не хочу сказать, что ей машина ни к чему. Но, господи, если уж она ее берет, то потом ее назад не дождешься. Особенно после того, как ее средняя дочь получила права. Как-то раз я не выдержал и сказал ей: «Слушайте, мисс, давайте не будем превращать корпоративные машины в учебные автомобили вашей дочки. Она еще только учится водить и потому может их поцарапать. Пусть ездит на вашем «Бумере».
– И что она вам на это ответила?
– Ольга? Она расхохоталась. Наверное, ей показалось, что это смешно. Ну а мне что в этой ситуации делать, скажите? Нет, серьезно. Не жаловаться же на нее Кирилу. – Тут Оскар бросает быстрый испытующий взгляд на Стерна, чтобы выяснить, понимает ли тот, что он имеет в виду. – Ну или Лепу. Тот вообще витает в облаках.
– А она когда-нибудь сдавала машину с серьезными повреждениями?
– Неа, нет. Пара царапин, не больше, ничего особенного. Я не хочу, чтобы вы меня неправильно поняли. Ольга – она не единственная такая. Но она в этом плане хуже всех остальных, это точно. Однако все, кто более или менее регулярно пользуется корпоративными машинами, время от времени возвращают их с опозданием. Пока Иннис работала в компании, она поддерживала порядок в этом деле. Но когда она ушла, многие стали задаваться вопросом: «Какой смысл держать все шесть машин на стоянке целые выходные?» Что ж, вопрос вполне законный. Но в любом случае сейчас ситуация такова, что никакой ротации автомобилей не происходит – начальники их расхватывают и держат при себе.
– А Кирил?
– Он брал корпоративное авто всякий раз, когда отдавал свое в ремонт. Пока его не отстранили. Тогда юристы сказали – больше никаких ему льгот.
– Значит, Кирил ни разу не брал машину после того, как ему предъявили обвинение?
– Ни разу.
– А кто еще часто пользовался этой услугой?
– Таких, вообще-то, две группы. Большую часть составляли сотрудники из отдела маркетинга, то есть те, которые подчиняются Ольге. Например, Тэмми Оливо и Брюс Вискевиц, которые занимаются продажами на Среднем Западе. Каждый из них обычно брал машину сразу на неделю. Еще я периодически держал одну машину в резерве для Лепа, потому что он нередко работает допоздна и заканчивает, когда поезда уже не ходят. Танакава, заместитель медицинского директора, тот часто ездил в город на встречи в Истонском университете или на его медицинском факультете. Ну и еще пара человек.
– И все эти люди время от времени возвращали автомобили на стоянку с опозданием?
– Точно. Но в последние полтора года, поскольку «Джи-Ливиа» убрали с рынка, сорок процентов персонала понизили в должности. Так что за весь этот период всего раз пять случалось так, что кто-то хотел взять машину, а свободных не было.
Стерн кладет руку на рукав Оскара. Тот внимательно смотрит на адвоката.
– Вот что, Оскар, друг мой, – говорит Стерн. – Вы действительно не представляете, кто изъял часть документов?
– Богом клянусь, – говорит Оскар и для убедительности поднимает ладонь.
Уже в машине, направляясь в центральную часть города в плотном утреннем потоке машин, Стерн как бы мимоходом гладит руку внучки.
– Хочу отдать тебе должное, Пинки, – говорит он. – У тебя первоклассное детективное чутье.
В следующую секунду лицо Пинки снова сияет от радости. Стерн же думает о том, что, хотя у девушки достаточно родственников, ни один из них почему-то не догадался, что лучший способ поладить с ней – это почаще ее хвалить. Конечно, она со своей стороны сделала все возможное, чтобы не давать им такого шанса. Что поделаешь – так уж странно устроены люди…
– Мне позвонить детективу Свенсон? – спрашивает она.
– Не раньше чем закончится процесс. Я не желаю больше мутить воду, и спрашивать разрешения на это у Кирила мне тоже не хочется. Но я думаю, что полиция в этом деле быстро зайдет в тупик. Похитить данные по машинам мог фактически любой сотрудник «ПТ» – и, кстати, уничтожить их.
– А если полицейские найдут мастерскую, где Ольга ремонтировала машину?
– Любой, кто пытается скрыть преступление, сообразит, что в таких случаях лучше расплачиваться наличными, и вдобавок, скорее всего, использует вымышленное имя. К тому же вряд ли злоумышленник обратился в мастерскую в непосредственной близости от места аварии. Если бы речь шла о преступлении, попавшем на первые полосы газет, или если бы в результате столкновения я погиб, полиция могла бы повестками вызвать для допроса представителей местных поставщиков запчастей, чтобы выяснить, кто из них на интересующей нас неделе продавал краску соответствующего цвета или бампер на замену. Но для местных копов, которые работают в округе, это слишком масштабное мероприятие – причем с очень неочевидными перспективами успеха.
– Значит, Ольге это сойдет с рук?
– Я не сомневаюсь, Пинки, что Ольга в данном случае – первая, кто подпадает под подозрение, но давай не будем зацикливаться на ней. Фрагменты головоломки пока еще не окончательно сошлись. К тому же она могла перепутать мою машину с машиной супругов Пафко, намереваясь сорвать злость на одном из них.
Потенциальной целью Ольги, подумал Стерн, мог быть даже конкретно Кирил, который очень огорчил ее, не расставшись с женой. Но более вероятной, пожалуй, следовало считать версию, что, поскольку Ольга и Кирил все же не разорвали свои отношения, целью Фернандес была Донателла – причем, возможно, с согласия Кирила. Но, конечно, это предположение, касающееся его клиента, самому Стерну кажется настолько шокирующим, что он, несмотря ни на что, предпочитает не высказывать его вслух.
– Но почему Ольга вдруг решила начать действовать именно 24 марта? – спрашивает Стерн у внучки. – Как ты сама сказала, единственной новой вводной можно считать то, что именно в тот день я беседовал с Ольгой. Этот факт действительно позволяет предположить, что предполагаемой жертвой был я. Но я не нахожу в записи моего разговора с ней ничего такого, что могло бы вызвать у нее желание убрать меня с дороги – в прямом и переносном смысле.
– Ты ведь не хочешь опять мне сказать, что считаешь просто совпадением тот факт, что тебя столкнул с трассы белый «Малибу», так ведь, дед?
– Нет, Пинки, не хочу. В этом вопросе я теперь на твоей стороне. Оскар, который знает ситуацию лучше других, похоже, не сомневается, что квитанции были похищены и уничтожены преднамеренно, а это ясно указывает, что здесь действовал злоумышленник, которому есть что скрывать. Но даже если допустить, что авария не случайна, мы все же не можем точно определить виновника всей этой истории. В последнее время я убедился, что Кирил для меня тайна за семью печатями, – признается Стерн, нарушая тем самым свои собственные правила. – Настолько, что временами у меня против воли мелькала мысль, что именно он приложил ко всему этому руку. Правда, у меня нет никаких аргументов, которыми можно было объяснить смысл этого. И потом, мы не можем сбрасывать со счетов вероятность того, что за рулем сидел кто-то, о чьих мотивах нам до сих пор вообще ничего не известно.
– И кто, например, это мог бы быть?
– В том-то и дело, дорогая Пинки, что мы этого не знаем и, возможно, не узнаем никогда.
Пинки мрачнеет. Неспособность многих людей мириться с неизвестностью и отсутствием уверенности в чем-то конкретном всегда удивляет Стерна. При этом большинство людей интуитивно не готовы принять что-то, что выше их понимания. Именно поэтому в истории человечества были последователи культа солнца. По этой же причине возникали самые разнообразные мифы. Все это попытки найти объяснение необъяснимому. Но вдруг Стерн, думая об этом, протягивает руку в направлении внучки:
– Пинки, ты только что подсказала очень важную мысль, которую я использую в своем заключительном слове.
В последнее время Стерн постоянно глубоко погружен в обдумывание своего последнего на процессе выступления. Так было всегда. Когда суд приближается к завершению, все события, происходящие в жизни, Сэнди пытается проанализировать с точки зрения того, можно ли, и если да, то как именно, использовать их, чтобы сделать заключительное слово более убедительным.
На лице Пинки снова появляется сияющая улыбка.
29. Дело за судьей
Когда Стерн и Марта в полдень пятницы входят в главный зал здания суда, там почти пусто. Утреннее заседание, посвященное другому процессу, который ведет Сонни, закончилось, но журналисты на нем практически не присутствовали – в деле все было ясно, а сотрудники СМИ крайне редко являются на заседания, исход которых предопределен. Чтобы выиграть время для обдумывания решения по процедурным вопросам, Сонни изменила планы, передвинув пару дел на более позднее время. Двоих адвокатов, которых это касается, очевидно, не предупредили об этом, и теперь они разговаривают с Луисом, начальником канцелярии суда, пытаясь договориться, что они не будут ждать, а приедут в суд в какой-то другой день.
Обводя взглядом просторный зал суда, Стерн понимает, что это одна из последних для него возможностей поприсутствовать здесь в качестве адвоката. Он с некоторым удивлением понимает, что чувствует себя в этом роскошном помещении как дома. Принято считать, что федеральный суд – более подходящее место для адвоката, чем суды штатов, в которых Стерн начинал свою карьеру. У федеральных судей больше времени на изучение запросов и ходатайств и на то, чтобы писать свои заключения. Здесь даже в прошлом крайне редко случались драки юристов во время процесса – в отличие от судов штатов, да еще лет пятьдесят тому назад. Клерки и судебные приставы здесь дружелюбны, вежливы и – опять-таки, в отличие от их коллег в сельских судах в прежние времена – неподкупны. Но Стерна в таких местах, как то, где он сейчас находится, никогда полностью не покидало чувство, что он – всего лишь гость, посторонний. Он добился своего видного положения в профессии, выступая в федеральном суде первой инстанции округа Киндл. Но он и до того, как вышел на свой теперешний уровень, всегда проявлял осторожность и щепетильность, избегал, когда это было возможно, сомнительных сделок, заключаемых в кулуарах, и раз за разом доказывал, что ум и профессиональная подготовка способны одерживать верх даже в тех тяжелейших условиях, в которых ему приходилось работать много лет назад. И все же он всегда мечтал работать именно в таком суде, как тот, где проходит его последний процесс.