Когда Сонни выходит в зал и занимает свое место, Стерн сразу же понимает, что с ней что-то не так. Она явно изменилась. Во-первых, он замечает, что Сонни накануне вечером подстриглась – теперь ее седые волосы не достают до плеч. Во-вторых, обычно она в момент появления несет с собой стопку бумаг – как правило, это ходатайства, которые она между делом просматривает и подписывает как главный судья. Но сегодня у нее в руке только том свода законов. В компьютерный век, когда исследовательскую работу юристы проделывает с помощью ЭВМ, это почти анахронизм, как старинный стационарный телефон с ручкой для соединения с коммутатором. Даже в офисе у Стерна больше нет замечательной уютной библиотеки, в которой он в течение последних десятилетий писал и переписывал множество самых разнообразных ходатайств. Тома с позолоченными корешками, содержащие решения судов, принимаемые по всей стране, продали дизайнеру интерьеров. Помещение же библиотеки сдали в аренду Гилберту Диасу, бывшему помощнику федерального прокурора, толковому молодому юристу, который отверг предложения о найме со стороны крупных юрфирм и предпочел открыть собственную контору. Вид свода законов в руке судьи заставляет Стерна почувствовать себя напроказившим школьником – он вдруг пугается, что Сонни, все еще обиженная на него за его ошибку в начале процесса, подвергнет его остракизму за его намеки присяжным по поводу собственного онкологического заболевания.
Поскольку у Сонни полно других дел, она предпочитает не терять время зря. Она сама объявляет о начале очередного слушания по делу Пафко. Минни, судебная стенографистка, тут же занимает свое место за записывающей машинкой и компьютером, установленными рядом с судейским столом. Затем судья приветствует, называя по именам, всех юристов, участвующих в процессе, и они выходят к подиуму. Таким образом удается избежать долгой процедуры официального представления. Сонни отмечает присутствие Кирила, сидящего в своем двубортном пиджаке за столом защиты. Он знает, чего следует ожидать, и явно настроен мрачно – впрочем, это может быть вызвано и тем, что Донателла неожиданно приехала в суд отдельно от него. К тому же она заняла место в той части помещения, которая отведена для представителей обвинения. Стерн благодарен ей за то, что она уступила его просьбам, и в то же время упрекает себя в том, что накануне вечером не напомнил Донателле, что присяжных сегодня в зале суда не будет.
– Я хочу высказаться по поводу поданного мистером и миссис Стерн ходатайства об отклонении всех обвинений, предъявленных подсудимому, – говорит Сонни. Вид у нее при этом мрачный и решительный. Она коротко излагает достаточно гибкие стандарты, которых должна придерживаться на данной стадии судебного разбирательства, оценивая убедительность вещдоков и свидетельских показаний, предъявленных федеральным прокурором и его командой.
– Исходя из всего этого, – заключает Сонни, – я без больших колебаний пришла к выводу, что все пункты обвинения могут быть представлены жюри присяжных для вынесения вердикта.
Стерн чувствует, как сердце у него болезненно сжимается. Между тем Фелд улыбается и оглядывается на сотрудников прокуратуры и параюристов, сгрудившихся позади него за столом обвинения. Проигрыш, даже если человек знает о том, что он неизбежен, всегда воспринимается болезненно. Мэл Тули, не слишком чистоплотный в делах юрист защиты, незадолго до завершения своей карьеры как-то сказал Стерну: «Нам надо признать это, Сэнди. Мы никогда не бываем по-настоящему готовы получить пинок по яйцам».
Сонни между тем перечисляет выдвинутые против подсудимого обвинения. Она начинает с инсайдерской торговли, а затем переходит к мошенничеству и обвинению в убийстве. Судья явно решила проигнорировать все аргументы Стерна и говорит с живостью, которая вызывает у старого адвоката отчаяние.
Выступая, Сонни время от времени поглядывает своими темными глазами на скамью и, опустив руку, что-то там листает. Видимо, на скамье, кроме тома свода законов, лежат ее записи. Если Сонни взяла на себя труд подготовить свои заключения в письменном виде, это значит, что она хочет быть максимально точной в формулировках, рассчитывая, что дело может дойти до окружного апелляционного суда. Поскольку после принятия решения присяжными обвинение не имеет права подавать апелляции, так как это означало бы попытку вторично привлечь подсудимого к ответственности за одно и то же преступление, Стерн делает вывод, что они с дочерью процесс проиграют, а Кирила признают виновным и в убийстве тоже. Это, по мнению Стерна, будет явной несправедливостью. Но недаром существует пословица, которая гласит, что идеальное правосудие возможно только у врат рая. Пожилой адвокат невольно вздыхает.
– Мы все знаем, – вещает Сонни, – что говорится в соответствующей статье законодательства, касающегося убийств: «Человек, который убивает другого человека без законных оправданий, совершает тем самым убийство первой степени, если, осуществляя действия, которые приводят к смерти пострадавшего, он знает, что эти действия с большой степенью вероятности могут вызвать смерть или причинить жертве тяжелые телесные повреждения». Я хотела бы отметить для протокола, что начинала свою карьеру в Высшем суде округа Киндл, где мне неоднократно приходилось вести дела об убийствах. Близкое знакомство с законодательством по этому виду преступлений очень помогло мне в оценке аргументов обеих сторон в ходе данного процесса.
Это замечание явно рассчитано на апелляционный суд. Сонни напоминает его судьям, которые, в отличие от их коллег из федерального суда, в большинстве своем не имеют большого опыта в применении уголовного законодательства, что Сонни Клонски в этих вопросах далеко не новичок.
– Мы все также знаем, – продолжает судья, – что судебное преследование генерального директора компании – производителя фармацевтической продукции по статьям, связанным с убийством, – это нечто беспрецедентное. Правда, само по себе это ничего не значит. Но, поскольку факты уникальны, никаких прецедентных решений нет, так что здесь опереться не на что. Тем не менее бесспорным является тот очевидный факт, что семеро человек, перечисленные в тексте обвинения, принимали «Джи-Ливиа» и, если верить доказательствам, приведенным гособвинением, в результат этого умерли. Их гибель – это ужасная трагедия, и ее нельзя оправдать прозвучавшими в ходе перекрестных допросов предположениями, что их тяжелое заболевание все равно в конце концов прикончило бы этих людей. Но были ли они убиты? Гособвинение считает, что ответ на этот вопрос прост и очевиден. Кирил Пафко добивался того, чтобы препарат «Джи-Ливиа» стал общедоступным. Эти его действия, по мнению прокуроров, юридически незаконны, поскольку, с точки зрения обвинителей, получение препаратом лицензии УКПМ в итоге было достигнуто благодаря мошенничеству, а именно тому, что доктор Пафко скрыл факт внезапной гибели пациентов в ходе клинических испытаний. Зная об этих случаях, доктор Пафко не мог не понимать, что высока вероятность того, что часть людей, которые будут принимать «Джи-Ливиа», умрут от аллергической реакции на это лекарство.
Сонни делает небольшую паузу, а затем снова начинает говорить:
– Согласно показаниям доктора Пафко и его юристов, то, что произошло, нельзя считать убийством – по нескольким причинам. Самым серьезным аргументом, предъявленным суду, является то, что, как утверждает защита, согласно определению, зафиксированному в законодательстве, убийство – это преступление, совершенное намеренно с целью убить «отдельное физическое лицо» или нанести ему серьезный телесный ущерб. – Сонни делает пальцами жест, обозначающий кавычки, давая понять, что она точно цитирует фрагмент уголовного законодательства. – В то же время защита подчеркивает, что собранная доказательная база свидетельствует о том, что доктор Пафко не осознавал существования «высокой вероятности» того, что кому-либо из пациентов может быть нанесен физический ущерб. Вообще-то мы могли бы в этой ситуации прекрасно обойтись без личных свидетельских показаний мистера Стерна. – Сонни горько улыбается и поднимает взгляд своих темных глаз на старого адвоката, давая ему понять, что он все еще не прощен окончательно. – Но существует целый массив не вызывающих никакого сомнения показаний, говорящих, что для большинства пациентов, которым был диагностирован немелкоклеточный рак легких второй стадии, «Джи-Ливиа» – превосходное лекарство. Соответственно, как утверждают представители защиты, доктор Пафко считал, что в каждом из подобных случаев существовала высокая вероятность того, что «Джи-Ливиа» поможет пациентам, а не причинит им ущерб. Обвинение отвечает на это, что в законодательстве говорится о преднамеренном причинении тяжелого телесного ущерба «тому или иному» физическому лицу. – Сонни снова сгибает и разгибает вытянутые вверх большой и средний пальцы. – Доктор Пафко, полагают представители гособвинения, знал, что даже при том, что большинству пациентов препарат поможет, кто-то из тысяч больных все же умрет.
Судья снова ненадолго умолкает, чтобы передохнуть.
– Представители гособвинения правы – закон действительно предусматривает ситуации, когда убитым вместо потенциальной жертвы оказывается другой человек. В деле «Соединенные Штаты против Кастро» и во множестве других аналогичных случаев подсудимого признали виновным в убийстве после того, как он выстрелил из пистолета в члена конкурирующей банды, а вместо этого попал в пятилетнюю девочку, которая сидела в проезжающем мимо автомобиле и в результате погибла. Но Кастро явно намеревался причинить тяжелый телесный вред другому человеку, не важно, кому именно. Похожая ситуация возникла в деле «Соединенные Штаты против Грэйнджер». В Хэллоуин подсудимая оставила рядом со своим домом вазу со сладостями, зная, что несколько конфет были отравлены цианидом. Грэйнджер не знала точно, кому именно она нанесет тяжелый телесный ущерб. Но она прекрасно понимала, что существовала большая вероятность того, что такой ущерб будет нанесен любому ребенку, который в силу собственного невезения получит дозу яда.