– Ал, неужели ты думаешь, что у меня имелись хоть какие-то шансы его отговорить?
Где-то по краю сознания Стерна, словно легкий холодный ветерок, дунувший под сводом пещеры, пробегает мысль, что когда-то Клара поделилась с ним секретом их дочери – он состоял в том, что именно Ал стал первым сексуальным партнером Марты. Но все же они были скорее друзьями, чем любовниками – еще в старших классах. Много лет назад, когда Стерн решил воспользоваться чьим-то советом (вероятно, Кирила) найти себе терапевта, который по возрасту моложе его самого, Сэнди первым делом подумал об Але. И вот теперь уже и сам Ал вскоре отойдет от дел и станет еще одним врачом, оставившим свою благородную профессию, представителям которой мешают получать удовольствие от своей работы бесконечная война со страховыми компаниями и представителями больничных администраций.
Ал, похоже, недоволен Мартой.
– Разве это означает, что нужно было лишать меня возможности высказать ему мое мнение? Когда я из газет понял, что он взялся за процесс, способный продлиться месяц, я чуть ли не бегом отправился в суд, чтобы похитить его и сказать все, что считал нужным. Беда неизбежно должна была случиться. Ты же знаешь, у него физиологически далеко не все в порядке – даже с учетом его восьмидесятипятилетнего возраста. Даже в случае ремиссии нельзя забывать, что у него онкологическое заболевание с метастазными проявлениями, и одному богу известно, как напряжение, связанное с подобным судебным процессом, может на нем сказаться.
– Я знаю, – мрачно кивает Марта.
– У него было прекрасное качество жизни – вот почему у него до сих пор такой острый ум.
– Большую часть времени, – бросает Марта.
– Хорошо, пусть так – большую часть времени. Но он мог бы прекрасно прожить полноценной жизнью еще лет десять – если бы ты не сказала «ладно», когда он решил принять участие в этом процессе – для него это то же самое, что совершить восхождение на Эверест. Это было сродни решению о самоубийстве. Он все еще чувствует себя подавленным из-за смерти Хелен?
– Наверное. Похоже, для него это стало привычным состоянием. Впрочем, кажется, недавно он слегка заинтересовался кое-кем, так что, возможно, он постепенно с этим справится.
– Ты должна его в этом поощрять.
Стерн решает, что пришло время негромко кашлянуть – словно бы прочищая горло. Ал умолкает на полуслове и рефлекторно берет адвоката за запястье, чтобы проверить пульс. Оба – и Ал и Марта – немного сконфужены.
– Вы нас слышали? – интересуется Ал.
Стерн кивает, и врач склоняет свое круглое лицо к лицу старого адвоката. Он сам не очень-то соблюдает советы по поводу здорового образа жизни, которые дает пациентам.
– Сэнди, больше никогда.
– Это я уже пообещал, – говорил Стерн.
– Что ж, теперь пообещайте то же самое мне.
– Я обещаю вам, Ал. И самому себе тоже. Я знаю, что это было мне не по силам. И я вовсе не рад тому, что случилось. Но мне остается только принять это.
Врач Стерна, похоже, наконец успокаивается.
– Могу я спросить, что со мной произошло? – интересуется Стерн.
– Ну, плохая новость в том, что, если подходить к вопросу с чисто медицинской стороны, то вы какое-то время были мертвы. Хорошая же новость в том, что в этом состоянии вы находились недолго. У вас произошла остановка сердца, Сэнди.
– Остановка сердца? По какой причине?
– По всей видимости, она стала результатом желудочковой тахикардии. Чуть позже вы встретитесь с очень хорошим кардиохирургом. Ее зовут Сарита Панггабин. Она имплантирует вам в грудь специальное устройство, чтобы подобное больше не случалось. Завтра утром вас отсюда выпишут.
– Сегодня еще вторник? – спрашивает Стерн.
– Сегодня среда, – отвечает Ал. После того как Стерна привезли на скорой в больницу, ему дали дозу седативного препарата.
Марта описывает отцу хаос, воцарившийся в зале суда после того, как Стерн, соскользнув со стула, рухнул лицом вниз на ковер. Кончилось все тем, что Фелд, Мозес и Гарри, местный сотрудник службы безопасности, подняли адвоката и уложили на стол. Затем, по словам Марты, она сама и Сонни стали делать Стерну искусственное дыхание рот в рот.
– Но главной героиней этой истории, однако, оказалась Пинки, – подытоживает Марта.
– Молодое поколение всем утерло нос, – пытается пошутить Стерн.
– Она вспомнила, что в коридоре в медицинском шкафу есть дефибриллятор, – поясняет Марта. – Ей пришлось разбить стекло голой рукой, но она тут же бегом вернулась уже с прибором, и Кирил сумел приладить тебе к груди электроды.
Стерн пытается представить себе эту сцену, и это, мягко говоря, не доставляет ему никакого удовольствия. В его воображении возникает довольно неприглядная картина: он в расстегнутой рубашке лежит на столе с выставленной на всеобщее обозрение впалой, исполосованной шрамами грудью. Кожа у него бледная, как бумага…
– Вы очень мудро поступили, Сэнди, рухнув на пол рядом с лауреатом Нобелевской премии в области медицины, – говорит Ал.
– Я прожил долгую, замечательную жизнь, Ал, – отвечает Стерн и смотрит на дочь: – А вердикт?
– Его еще не вынесли. Дело передали на рассмотрение присяжным пару часов назад.
– Как выступил наш друг Мозес с контраргументами?
– То, что тебе отсчитали нокдаун, с тактической точки зрения для нас было не очень выгодно. Сонни вчера отправила всех домой и дала Мозесу возможность выступить сегодня утром – после того как сообщила присяжным, что с тобой все хорошо.
Справедливость по отношению к прокурорам в любом случае требовала от Сонни произнести эти слова – даже если бы тело Стерна уже остыло и находилось в похоронном бюро.
– И как тебе его выступление?
– Сильное. Очень хорошее. Но не такое потрясающее, как твое. Однако он, без сомнения, извлек определенную выгоду, получив вчера вечером дополнительное время для подготовки, и сумел разложить все по полочкам. Начал он очень робко. «Мне очень жаль, – сказал он, – но мне никогда не стать таким красноречивым, как мистер Стерн». Ну и все в таком духе.
– А потом разорвал меня в клочки, – предположил Стерн.
– Он попытался. Мозес не так уж много времени посвятил тем пунктам обвинения, которые были связаны с мошенничеством.
Эта новость явно удивляет Стерна.
– Мне кажется, они почувствовали, что их обвинение в мошенничестве практически развалилось, – поясняет Марта. – Просто слишком многое у них пошло не так. После он сказал мне, что ему показалось, присяжные, скорее всего, клюнут на твой аргумент, что история с Венди Хох бросает сомнение на все остальное. Поэтому он сделал основной упор на обвинение в инсайдерской торговле. «Не важно, кого обвинение вызвало в суд, а кого не вызывало, – заявил он. – У вас есть все данные о телефонных звонках мисс Турчиновой. Из них следует, что она не звонила ни на один из номеров Неукриссов. А разве вы не помните перекрестный допрос, которому мистер Стерн подверг Джилу Хартунг? Мисс Хартунг согласилась, что Неукриссы были полны решимости держать проблемы с «Джи-Ливиа» в тайне – чтобы не позволить юристам других пострадавших тоже подать гражданские иски и вклиниться в это дело. Нет никаких шансов, что они допустили бы, чтобы хоть слово об этом стало известно Анаит Турчиновой. Утверждать, будто мисс Турчинова продала акции «ПТ» не потому, что она узнала о проблемах с препаратом от Кирила Пафко, а по какой-то другой причине – это значит говорить чушь, нести полный бред. Но в этом и состоят чудесные преимущества адвоката защиты. Вы не должны ничего доказывать, вам достаточно просто сказать что-нибудь – сегодня одно, завтра другое».
– Звучит убедительно, – признает Стерн.
– Присяжные внимательно слушали. Ну, что дальше, ты и сам догадываешься. «Никто не может быть выше закона, независимо от своих прежних достижений». «Двадцать миллионов долларов – это не какое-нибудь мелкое правонарушение». Ну и прочее в том же духе.
– А что наш клиент?
– То же, что обычно. Находится на седьмом небе. Беспокоится за тебя, но уверен, что останется на свободе.
Стерн какое-то время думает о Кириле и, еще раз оценив возможное воздействие на присяжных аргументов Мозеса, качает головой.
– Он повел себя как идиот, когда не принял вариант с признанием процесса прошедшим с нарушениями, – подытоживает старый адвокат.
На следующее утро, в День благодарения, Стерн с изумлением видит, как в дверь его палаты входит Кейт, его младшая дочь. Она обнимает отца. Самая высокая среди своих ближайших родственников, она все еще совсем худенькая, но при этом очень красивая и приятная молодая девушка. Ее второй муж, Мигель, испанец по национальности, намного старше ее и совсем не похож на Джона, отца Пинки. Джон является единственным среди тех, с кем связали свою жизнь дети Стерна, кого старый адвокат всегда недолюбливал. Впрочем, как говорит сам Стерн, Джона он настолько терпеть не мог, что этого негатива хватило бы на десятерых. Мигель – человек куда более приятный и коммуникабельный, и к тому же он обогатил жизнь Кейт, причем именно так, как ей всегда хотелось. Но при этом, став счастливее, она не хочет позволить Пинки разрушить ее благополучие. Поэтому она вовсе не случайно поддержала желание Мигеля переехать в Скоттсдэйл, и теперь супруги большую часть года живут именно там, сравнительно недалеко от двух других детей Кейт, обосновавшихся в Сиэтле. Чем старше становится Кейт, тем больше она напоминает Стерну его сестру Сильвию – тоже очень яркую, красивую, добрую женщину, живущую спокойной, благополучной жизнью.
Кейт прилетела накануне ночью, чтобы преподнести праздничный сюрприз отцу. Именно ей приходится сообщать Стерну, что он должен будет пробыть в больнице еще один день. Дело в том, что в медучреждении не хватает персонала и процесс выписки займет несколько часов. Помимо этого, Ал считает, что Стерну пойдет на пользу еще денек вынужденного отдыха. Адвокат знает, что в праздник суд не работает, но Сонни попросила присяжных все же прийти завтра утром, чтобы продолжить совещаться. Если к вечеру пятницы вердикт не будет вынесен, им придется объявить о том, что у них возникли затруднения.