– Ты решила провести День благодарения в этой богом забытой дыре? – спрашивает Стерн у Кейт.
Однако все складывается как нельзя лучше. Марта привозит в больницу заранее приготовленный ужин, и все собравшиеся съедают его в семейной комнате отдыха. За столом собираются восемнадцать человек, в том числе все трое детей Марты и подружка Генри. Стерн с радостью наблюдает за тем, как Пинки и ее мать, сидя рядом, весь вечер мирно и любезно разговаривают друг с другом. Ранее он проявил большую щедрость на похвалы, рассказывая Кейт о работе ее дочери в ходе процесса, не говоря уже о ее героическом поведении в ситуации, когда он потерял сознание.
– Марти рассказывает то же самое, – говорит Кейт. Как и на всех остальных, на нее тоже произвели глубокое впечатление храбрость Пинки и ее умение быстро соображать, которые ярко проявились в истории с дефибриллятором.
– Я думаю, что у нее большое будущее как у частного детектива, – заявляет Стерн. – У нее имеется много качеств, которые необходимы в этой профессии.
Кейт явно приятно все это слышать, но Пинки слишком часто разочаровывала ее прежде, так что она реагирует на похвалы в ее адрес немного сдержанно.
Питер, с которым Стерн со вчерашнего дня обменивается голосовыми сообщениями, звонит отцу по видеосвязи как раз в тот момент, когда все сидят за столом.
– Кажется, ты почти добился исполнения своей самой заветной мечты, – говорит он, как только Стерн появляется на мониторе его телефона.
– Какой именно?
– Быть похороненным в зале суда. – Питер смеется. Как всегда, в его шутке в адрес отца юмор видит только он один. – Как ты себя чувствуешь, отец?
– Немного побаливает место, где когда-то был разрез. А в остальном удивительно хорошо, я просто наполнен энергией – когда не сплю. Ал держит меня на усыпляющих пилюлях.
– Хорошая идея. Я говорил с Алом. Твоя проблема в основном результат нервного и физического истощения. Но с тобой все будет в порядке. Фракция выброса левого желудочка у тебя больше пятидесяти процентов. Нам надо было заставить тебя сделать передышку или вообще отойти от дел еще пару лет назад. Но большую часть времени всем казалось, что ты справляешься.
Стерн просит показать ему внучку.
Роза очаровательна. Она пытается завладеть папиным сотовым телефоном.
– О-од, о-од! – покрикивает малышка.
Когда девочка успокаивается, Стерн, глядя на нее, какое-то время умиленно кудахчет, а затем принимается играть с ней – сначала прячется, а потом снова появляется с возгласом «ку-ку!».
– Роза, – говорит Стерн, когда девочке наскучивает игра, – скажи своему папе, что я снова прилечу, как только смогу, и проведу с вами несколько дней. Уход на пенсию имеет свои преимущества.
Тут на экране телефона снова возникает лицо Питера, и старый адвокат продолжает, теперь уже обращаясь прямо к нему:
– Питер, я читал сценарий, и в этом месте ты должен произнести такую реплику: «Мы будем очень рады тебя видеть».
Питер смеется, и Стерн передает телефон другим своим родственникам, чтобы они тоже могли поздравить его сына с Днем благодарения.
Сон, в который ему в последние несколько ночей помогали погружаться седативные препараты, был восхитительным, похожим не беззаботное купание в теплом море. В пятницу утром Стерн просыпается около девяти тридцати утра. Рядом с его кроватью сидит на стуле Кейт и что-то читает, глядя на экран планшета. Увидев, что отец проснулся, она тепло улыбается.
– Кларис и Марти убежали в суд.
– Что, вынесли вердикт? Или нужно урегулировать какой-то вопрос с присяжными?
Похоже, присяжные приняли решение. Поразмыслив над делом в праздник, они, кажется, решили встать на сторону противоположного фланга, то есть обвинения. Стерн понимает, что может включить приемник и, настроив его на местный новостной канал, все выяснить, особенно если вердикт в самом деле вынесен. Но ему приятно еще несколько минут побыть в неведении, представив, будто он находится в зале суда. Моменты ожидания перед объявлением вердикта всегда вызывали у него головокружение. Случилось что-то важное – для клиента, для местного общества, – но это пока секрет, который знают всего двенадцать человек.
Еще через полчаса сотовый телефон Стерна звонит. Лежавший на прикроватной тумбочке, он начинает вибрировать – вне всякого сомнения, адвокату звонят репортеры, жаждущие получить комментарий. Теперь он уверен: вердикт уже вынесен.
Через двадцать минут приезжают его старшая дочь Марта и старшая внучка. Стерну приятно видеть, что в это утро Пинки и ее мать Кейт тепло и искренне обнимают друг друга.
– Digame[4], – не без труда произносит Стерн, обращаясь к Марте, которая еще даже не успела снять пальто.
– Невиновен по всем пунктам, кроме 23-го, – отвечает Марта.
– Виновен по 23-му?
Плотно сжав челюсти, Марта кивает.
Инсайдерская торговля. Стерну кажется, что в него выстрелили в упор. Он издает стон.
– Мне надо было сказать им, чтобы они не шли на уступки, – подавленным тоном говорит Стерн. Это стандартный аргумент, который вытекает из судейских рекомендаций присяжным перед принятием решения. Эти рекомендации обобщенно можно сформулировать так: «Не поддавайтесь давлению и следуйте своему внутреннему восприятию и пониманию дела». Подтекст может быть и примерно следующий: «Не принимайте решение поспешно, думая только о том, чтобы поскорее покинуть совещательную комнату». Такое случается постоянно – присяжные думают, что оказывают услугу подсудимому или же выражают свои сомнения в справедливости обвинений, признавая фигуранта дела виновным только в одном или двух пунктах. Но один пункт или сто – это не имеет значения: Кирил Пафко теперь преступник и, соответственно, понесет наказание.
Стерна удивляет то, насколько глубоко он разочарован. Ведь, с одной стороны, он знает, что Кирил совершил преступление. И Мозес, похоже, в своем выступлении привел ряд аргументов, которые настроили присяжных соответствующим образом. И все же… Надежда, слепая надежда, эта птичка, которая прилетает к людям даже в самые тяжелые времена. Стерну грустно и горько. Прежде всего за себя, если быть честным до конца. Это стало бы таким впечатляющим уходом со сцены – после того, как вся пресса написала бы о том, что он одержал победу, которая казалась совершенно невозможной. И еще сердце буквально разрывается при мысли о его глупом, глупом клиенте. Стерн видит, как Пинки осторожно опускается на стул рядом с его кроватью и, не зная, что сказать, берет его руку в свою. На тыльной стороне его ладони все еще белеет марлевый тампон, прикрепленный к коже пластырем.
– Ты добился замечательного результата, пап, – подает голос Марта. – Это все равно что твоему клиенту приписывали бы убийство, а в итоге его признали бы виновным в нарушении правил дорожного движения.
– За превышение скорости людей не отправляют в тюрьму.
– И Кирила тоже не отправят. Во всяком случае, надолго. Наверняка будут учтены все обстоятельства, – говорит Марта, имея в виду федеральные директивные указания, относящиеся к назначаемым срокам тюремного заключения. Звание нобелевского лауреата, достижения Пафко в создании методик лечения рака, жизни, которые он спас, его возраст – все это даст Сонни весомые основания для того, чтобы отступить от общепринятых норм. Марта намекает на то, что в данном случае наказание может оказаться мягче обычного. – Перед самым уходом Мозес сказал: «Позвоните мне». Они знают, что у Кирила очень хорошие шансы на победу в апелляционном суде, учитывая то, что доказательств по обвинению в убийстве явно недостаточно, а Иннис воспользовалась Пятой поправкой. А если Кирил не станет подавать апелляцию, мы можем добиться для него предельно мягкого варианта приговора. Скажем, шесть месяцев содержания в исправительном учреждении в сочетании с общественными работами плюс шесть месяцев домашнего ареста. Работать он сможет в какой-нибудь больнице, положим, санитаром. Это будет что-то вроде миссионерской деятельности.
– Как все воспринял Кирил?
Отвечая на этот вопрос, Марта вынуждена тоже сесть на стул, обитый кожзаменителем, стоящий по другую сторону кровати.
– Ужасно. Он расплакался. Когда оглашали вердикт, он встал и смотрел на присяжных. А потом перевел взгляд на меня и спросил: «Значит, меня осудили?» Я кивнула, и тут он просто потерял контроль над собой. Сел, положил руки на стол, уронил голову на руки и разрыдался, как ребенок. А потом и двое из присяжных тоже расплакались.
– Но они настаивали на своем решении во время опроса? – интересуется Стерн. После оглашения вердикта присяжных в ходе открытого судебного заседания защита имеет право потребовать, чтобы судья задал каждому из членов жюри вопрос: «Был ли именно таким ваш вердикт и остается ли именно таким?» Федеральное законодательство предусматривает, что все двенадцать присяжных должны подтвердить вынесенный приговор. Если же хотя бы один из них изменит свое мнение и будет тверд в этом своем решении, процесс объявляется прошедшим с нарушениями – как по идее и должно было произойти.
– Я думала, что хотя бы один из них дрогнет, – говорит Марта.
– А что миссис Мэртаф?
– Готова побиться об заклад, что ты с ней встречаешься, пап.
– Она в тебя влюблена, – заявляет Пинки. – Просто втрескалась в тебя по уши.
– Я теперь отошел от дел, Марта, – говорит Стерн. – В судах и в сердечных делах.
Учитывая, что на самом деле, еще недавно допуская возможность каких-то отношений с Иннис в будущем, он отнюдь не делал на них серьезную ставку. Стерн поражен тем, как болезненно он воспринимает то, что случилось, или, может, он просто чувствует себя проиг-равшим.
– По поводу первого я считаю, что это хорошая идея, – говорит Марта. – Что касается второго, то, пожалуй, нет.
– Что насчет залога?
– Да, Сонни пока оставила Кирила на свободе. До решения о приговоре. Все как обычно.
– Как только смогу, я хочу съездить к нему повидаться. Ты пое