Собственно, Стерн понимал, что Кирил, скорее всего, предупредил Ольгу о возможности такого вопроса. Пинки тоже это подозревала. Однако Ольга Фернандес, откинувшись всем телом назад, весьма убедительно изображает удивление и произносит сквозь зубы фразу на испанском, в которой старый адвокат распознает только одно слово – loco[10].
– Вам ведь известно, что в мою машину неподалеку отсюда врезался другой автомобиль? – уточняет Стерн.
– Конечно, но я думала, что это был несчастный случай.
Стерн излагает Ольге кое-какие результаты проведенного Пинки расследования, касающегося белых «Шевроле Малибу» 2017 года выпуска.
– Мы уже в общих чертах установили, что в ту неделю, когда случилась авария, вы брали в личных целях такой автомобиль.
– Ай-яй-яй. И на этом основании вы меня подозреваете? Все сотрудники этой компании время от времени пользовались этими машинами.
– Но ведь я беседовал с вами как раз в тот день. Наш разговор был не очень приятным, если помните. У меня после него не возникло ощущения, что вы испытываете ко мне теплые чувства.
– Если я помню? Да как я могу про это забыть? Я боялась, что вы вот-вот шарахнете меня этой своей тростью. Вы, похоже, не верили ни одному слову из того, что я вам говорила. Вы расспрашивали меня про то электронное письмо со скриншотом из базы данных клинических испытаний, которое прислал мне Кирил.
– И вы сказали мне правду, Ольга? Я всегда чувствовал, что вы знаете больше, чем мне рассказали.
– Я вам ни в чем не солгала.
– Но было еще кое-что, чего вы мне не сказали, не так ли?
– В этой жизни, Сэнди, всегда есть что добавить к уже сказанному. Разве не так?
– Ольга, вы очень способный человек, но философом я вас не считаю.
Ольга смеется. Что-что, а чувство юмора у нее есть. Стерн долго и пристально смотрит на нее, пока смех не замирает на ее губах.
– Ладно, Сэнди, пусть так. Но то, чего я вам не сказала, на самом деле было совершенно не важно. Но я была с Кирилом часа за два до того, как то электронное письмо отправили.
– Где именно?
– А вы как думаете? – Ольга мечет в сторону Стерна взгляд, в котором читается легкое раздражение. – У нас с ним было неформальное общение, понимаете? В те времена я встречалась с ним незадолго до пяти часов в корпоративном доме «ПТ» в центре. Где-то в районе шести я уезжала, чтобы успеть приготовить ужин для детей. Он обычно ложился вздремнуть. Через пару часов я получила то электронное письмо. Он не говорил мне, что собирается возвращаться на работу. Иногда, когда он хотел встретиться со мной, он садился на легкое метро – из-за пробок на дорогах, – а потом возвращался в офис «ПТ», чтобы забрать машину. На следующее утро, когда я спросила его про письмо, он прикинулся дурачком и стал делать вид, будто ничего не понимает. Se lucio el chayote! Я просто не знала, что и думать.
Стерн не уверен, что правильно понял предпоследнюю фразу, которую Ольга выпалила по-испански. Но, судя по всему, она лишь повторила то, что уже сказала до этого по-английски, а именно, что Кирил повел себя странно и сделал вид, что понятия не имеет, о чем речь.
Стерн делает рукой жест, приглашающий Ольгу продолжать.
– Мне всегда так казалось – хотя я и не могу сказать, по какой причине… В общем, я пришла к выводу, что на самом деле Кирил хотел отправить то электронное письмо Иннис. Знаете, так иногда бывает – мужчина называет свою подружку именем жены. Думаю, произошло что-то в этом роде. Вот почему он так старался сделать вид, что не представляет, о чем я ему толкую.
Стерн снова надолго задумывается. Версия Ольги объясняет, откуда Иннис могла узнать о смертях пациентов – если Кирил в тот момент решил обратиться к ней за помощью. Не важно, что Иннис злилась на него – решение проблемы было в ее интересах. Оно позволяло ей уйти из «ПТ», не допустив падения котировок акций компании, в том числе и стоимости своего пакета. Подумав так, Стерн, проигрывая в памяти слова Ольги, понимает – она явно убеждена, что Кирил только делал вид, будто не понимает, что она имела в виду, расспрашивая его об электронном письме.
– Мне бы очень хотелось, чтобы вы были со мной откровенны, Ольга, – говорит адвокат. – Все дело могло бы повернуться совершенно по-другому, если бы вы рассказали мне, что, по вашему мнению, Иннис каким-то образом помогла Кирилу внести коррективы в базу данных клинических испытаний.
– Не-а, – заявляет Ольга. – Папи – это один мой знакомый парень, я так его называла – всегда говорил: «Никогда никому не рассказывай чужие секреты». Да и что, собственно, мне известно? Может, я вообще чокнутая, откуда вы знаете? Но одно я могу сказать точно, приятель. Я единственный человек, кто вам никогда не лгал. Verdad.
Ольга наклоняет голову так, что ее довольно полный подбородок упирается ей в грудь, а ее черные глаза буквально впиваются в глаза Стерна.
– Да, я помню наш с вами разговор в тот день. Вы были очень разочарованы, когда я сказала, что не смогла прочесть данные из базы. И спросили: «Ну и кто же тогда мог прочесть эти данные для вас?» Но по-настоящему вы на меня насели после того, как я вам сказала, что не разговариваю с Лепом.
Это невероятно, но Стерну кажется, что он в самом деле помнит этот момент разговора. Стерну говорили, что Леп, обычно человек весьма необщительный, обожает выступать в роли учителя и с удовольствием пускается в объяснения, пытаясь просветить других людей в тех вопросах, в которых сам он разбирается досконально. Поэтому все всегда шли за помощью именно к Лепу, когда хотели прояснить для себя моменты, касающиеся каких-то исследований или цифр, обозначающих их итоговые результаты. Разумеется, Лепу не мог быть по вкусу роман, который Ольга крутила с Кирилом, но он к тому времени, о котором шла речь, уже завершился (так, по крайней мере, все думали). К тому же Иннис не раз говорила, что Леп в рабочих вопросах всегда проявлял профессионализм, который не зависел от его отношения к отцовским любовницам. В любом случае утверждение Ольги, что она никогда ни о чем не разговаривает с Лепом, показалось Стерну очень странным.
– Но я не сталкивала вас с дороги, Сэнди. У меня была назначена встреча с группой онкологов в отеле «Грешэм». И я так поспешно выпроводила вас из своего кабинета как раз потому, что у меня нет машины.
Видно, что последние слова Ольги ставят Стерна в тупик. Она спрашивает, о какой дате в конце марта идет речь, какое-то время порхает пальцами по клавиатуре компьютера, а затем разворачивает огромный монитор таким образом, чтобы Стерн мог все увидеть своими глазами. На монитор выведены данные о расходах Ольги за 24 марта. Найдя свои очки, Стерн наклоняется, чтобы внимательно прочесть сканированные документы. Это квитанция с парковки отеля в центре города с временем въезда (машина прибыла на стоянку всего через несколько минут после того, как случилась авария, в которой пострадал Стерн). И чек за коктейли, выпитые в гостинце. Имеется здесь и сделанное на Ольгин телефон фото – тоже с проставленным временем, – на котором изображена она сама во время беседы с медиками.
– Я приехала туда всего за какие-то десять секунд до начала моего выступления. Это было после моего разговора с вами, а потом с Лепом.
– Я думал, что вы с Лепом не разговариваете?
Ольга делает рукой неопределенный жест.
– Ну я не бегаю за ним по коридору и не прошу его помочь мне с домашним заданием. Но он управляет компанией, Сэнди. Когда нам с ним необходимо поговорить, мы говорим. Побеседовали и разошлись. Не о каких-то мелочах, не о погоде – только по делу.
– Вы сказали, что чуть не опоздали ко времени своего выступления. Наверное, ваш разговор с Лепом был посвящен какой-то важной теме?
– Наверное. Кто знает? Я не помню. Вероятно, это он захотел со мной повидаться и о чем-то переговорить.
Стерн пристально смотрит на Ольгу. Она отрицательно качает головой, не отводя взгляда. Адвокат знает, что его собеседница не скажет всего – что-нибудь да утаит.
На столе у Ольги звонит телефон, и она снимает трубку. Вот-вот должно начаться очередное совещание. Стерн тянется за своим пальто, которое лежит на другом кресле.
– Как скоро вы собираетесь уйти из «ПТ», Ольга? – интересуется он.
– Может, через месяц.
За Ольгу можно не тревожиться. Уволившись, она, несомненно, получит весьма приличное выходное пособие, которое будет тем более щедрым по той причине, что у нее был роман с генеральным директором. Но, что еще важнее, благодаря ее послужному списку в «ПТ» она наверняка будет весьма востребована в других фармацевтических компаниях. Стерн выкладывает ей все эти соображения.
Ольга в ответ лишь пожимает плечами:
– Я не буду гнаться за высокими должностями. Не хочу срывать моих девочек из школы. У них сейчас такой сложный возраст. И еще я бы очень хотела вернуться сюда, когда препарат «Джи-Ливиа» будет возвращен на рынок. Но Леп… Видите ли, я не могу просто все бросить и уйти.
Ольга небрежно взмахивает рукой, но, к изумлению Стерна, на ее щеках появляется легкий румянец. Как и у Иннис, у нее, судя по всему, сложилась глубокая неформальная связь с компанией. Стерн делает вид, что он, как добрый дядюшка, все понимает.
– Ольга, у вас блестящее будущее в фармацевтической индустрии. И великолепный послужной список здесь. Честно говоря, я вовсе не удивлюсь, если Леп, объявив о вашем уходе, столкнется с недовольством совета директоров.
– Он не изменит своей позиции, Сэнди. Сейчас он больше всего на свете хочет, чтобы я никогда не появлялась в его жизни. – Ольга отводит глаза в сторону, упирается взглядом в стену и какое-то время молчит. Внезапно румянец на ее щеках становится ярче, и в следующую секунду Ольга Фернандес, железная, несгибаемая Ольга Фернандес, начинает плакать. Глаза ее наполняются слезами, на обеих щеках появляются серые потеки от косметики. – О, черт бы все побрал, – негромко бормочет она и прижимает крепко сжатый кулак к носу.