– И главное… Не пытайтесь меня провести. Иногда я бываю очень жесток, – он взял Жору за подбородок и медленно развернул к себе. – Повторяю: очень жесток. Так что сам себе иногда удивляюсь.
…Все купе, кроме последнего, были открыты нараспашку. Проходя по коридору, Жора видел, как люди завтракают. В восьмом две крашеные тетки обставились баночками и кулечками, там пахло маринованной черемшой и картошкой; они испуганно оглянулись на Жору и быстро отвернулись. Лысый спал на верхней полке. В седьмом купе семейство уписывало йогурт, годовалый малыш сидел на горшке, вертя в руках резинового попугая. В шестом ехали четыре мужика, на вид – командировочные. Они пили пиво с сырками. В пятом старуха, вся в коричневых пигментных пятнах, опускала хлеб в чашку с чаем и жевала его беззубым ртом. В четвертом…
В это было трудно поверить. Ведь все они ехали в одном вагоне, под одной крышей. Пока Кафан и Шуба насиловали Лену, эти люди спали, или дремали, или выпивали, или резались в карты. Кто-то пожаловался Балчи на шум в «девятке», но на этом все и кончилось.
Они спали – теперь они завтракают. Это какое-то странное случайное сообщество, преследующее одну цель: как можно скорее избавиться друг от друга. Пройдет некоторое время, люди выйдут в Нижнем Новгороде, Тамбове или Мурманске, и еще будут помнить, наверное, эту и духоту, и рваное постельное белье, и несмолкаемый пьяный шум в вагоне… А потом забудут. Потому что в поездах всегда кто-то напивается и шумит, и летом хронически нет фреона, а зимой – угля. Так уж издавна повелось. Это – дорога, черт бы ее побрал. Хочешь не хочешь, а надо перетерпеть все неудобства, приспособиться, ведь трое с половиной суток трястись, тут у кого угодно крыша поедет… и – главное! – не забыть свои вещи при выходе. А что случилось с проводником, которого нашли на мосту под Батайском, переломанного, как цыпленок-табака – не нашего ума дело. И куда девалась та симпатичная молодая парочка, что ехала в последнем купе у туалета, ехала-ехала, а потом вдруг испарилась – подумаешь, мало ли где. Испарилась, и ладно. Меньше шума.
Когда они вошли в здание вокзала, Балчи завернул к киоску, купил какую-то синенькую брошюру, сунул себе в карман и негромко скомандовал:
– А теперь по лестнице наверх.
Они взбежали на второй этаж: Жора впереди, Балчи в нескольких метрах за ним. Вокзал гудел, люди были взвинчены, спешили, толкали друг друга – словно все они тоже у кого-то в заложниках, словно их жизнь и здоровье зависят от нескольких сэкономленных секунд.
– Нет, не туда, – сказал Балчи, когда Жора остановился у стеклянного павильона с нарисованными на двери телефонным диском и трубкой. – Дальше и направо. Пошевеливайся.
Правее находилась длинная ниша с серо-розовыми междугородными автоматами. Здесь всего три человека – длинноволосый байкер у дальнего автомата, чуть ближе стояли небритый старик в шерстяном костюме и подвыпившая женщина.
– Первый автомат, – произнес сзади Балчи. Жора остановился.
– У нас нет жетонов, – сказал он.
Балчи молча выгреб из кармана брюк горсть желтых кругляшей и синюю брошюру. На обложке Жора разглядел силуэт пассажирского авиалайнера и слова: «…Европейской части России». Балчи открыл брошюру на странице «Северная зона» и опустил кругляш в прорезь. Набрал восьмерку.
– Называй номер.
Жора назвал рабочий телефон отца, – уже без четверти восемь, к этому времени отец обычно всегда бывает на месте. Послышались гудки.
– Как его отчество? – быстро спросил Балчи.
– Алексеевич. Секунда. Другая. Третья. Жора отчетливо услышал, как в трубке щелкнуло. У Балчи под кожей на широких скулах заходили желваки.
– Алло, – сказал он. – Алло!.. Владимира Алексеевича, будьте добры. Это знакомый спрашивает. Да, пожалуйста…
Жора поднял глаза и встретился взглядом с милиционером. Тот смотрел жестко и зло, словно держал на прицеле.
– Здравствуйте, Владимир Алексеевич. У меня очень мало времени, поэтому буду краток. Нет, Владимир Алексеевич… я не могу назвать своего имени. Рядом со мной стоит ваш сын Жора. Живой и относительно здоровый. Если вы тоже захотите увидеть его таким, вам следует… Балчи зажал трубку плечом и открыл брошюру.
– Вам следует завтра сесть на рейс «Аэрофлота» номер 4784 Ростов – Петрозаводск, который вылетает в 14.40. В Петрозаводске вы приземлитесь в 18.10, возьмете машину напрокат или такси и отправитесь в Столин-Майский, это в семидесяти километрах южнее. Там вы должны оказаться ровно в девять часов вечера. Вы найдете железнодорожный вокзал, встанете у газетного киоска напротив камеры хранения – и будете ждать. Да, и конечно… У вас при себе должно быть полмиллиона долларов, Владимир Алексеевич. Пятьсот тысяч. Нет, вы не ослышались. Если я не найду вас в указанном месте, или если у вас не окажется при себе нужной мне суммы денег, или… если вы просто попытаетесь меня обмануть – ваш сын умрет не позднее половины десятого вечера 26 мая. Я могу даже распорядиться, чтобы вам доставили посмертное фото.
Балчи некоторое время слушал, играя желваками, затем посмотрел на часы, сказал:
– Хорошо. Два слова.
Он бросил в прорезь еще несколько жетонов и ткнул трубку Жоре:
– Скажи, что с тобой все в порядке и чтобы без глупостей. Больше ни слова. Все.
Жора поднял трубку к уху.
– Алло, папа.
Какое-то время ничего не было слышно, кроме отраженного в эфире треска и гула; Жора подумал даже, что их разъединили. Потом раздался голос отца – неожиданно близкий и отчетливый:
– Ну привет… выродок, – сказал он обычным своим тоном. – Что ты там еще удумал?
– Ничего особенного, – ответил Жора. – Это очень серьезно, папа.
– А ты думаешь, я ничего не понял?
Балчи придвинул к самому его лицу руку с часами: шевелись. Минутная стрелка приближалась к цифре «10», но Жора смотрел не на часы, он смотрел на темную длинноволосую фигуру, которая вдруг нарисовалась за спиной Балчи.
– Эй, трепотун… Слышь? – байкер хлопнул его по плечу. – У меня патроны кончились. Не отсыпешь пару?
Он, очевидно, имел в виду телефонные жетоны. Балчи вздрогнул и резко обернулся, что-то ответил, но Жора уже не слушал.
– …и чем ты обкурился на этот раз, выродок говенный? – кричал в трубке отец. – Пятьсот тысяч! У вас там групповые галлюцинации?
Байкер что-то упорно доказывал, вцепившись в рукав Балчи.
– Подожди, отец, – почти шепотом сказал Жора. – Помолчи и послушай, что я тебе…
– Передай своим дружкам, пусть они поцелуют меня в одно место! Думаешь, я не слышу, как они там хихикают? Выродки!.. Говенные выродки!
Рядом возник какой-то шум. Жора скосил глаза и увидел, как байкер, мелькнув в воздухе кожаными штанами, улетел примерно в том же направлении, откуда пришел. В следующее мгновение Балчи вырвал из Жориных рук трубку и швырнул на рычаг.
– Я же сказал тебе: два слова, – произнес он, тяжело дыша. – Ты не понял?
– Да я вообще почти ничего не успел сказать, – пожал плечами Жора.
Нижняя челюсть милиционера заходила взад-вперед, словно он пытался прожевать собственный язык.
– Деньги будут?
В дальнем конце ниши байкер медленно поднялся на корточки, попытался выпрямиться – его повело назад, он взмахнул руками и влепился плечом в стену.
– Да, – сказал Жора. – Деньги будут. Как договорились.
…Оказалось, что Балчи необходимо еще куда-то позвонить, он велел Жоре подождать его у дверей переговорного павильона. И без дураков.
Жора пошел, куда ему сказали, встал. Заметил мужчину, который прикуривал сигарету, зажав между ног толстый кожаный саквояж.
– Простите… Можно сигарету?
Мужчина полез в карман, не глядя вытряхнул из пачки «Яву».
– И огоньку, если можно.
Жора прикуривал, лихорадочно соображая: что сказать? как? чем может помочь им с Леной этот случайный человек?.. «Позвоните в милицию, скажите, что…» Нет, длинно. «Меня с подружкой пытаются убить…» Окурок в руке мужчины едва заметно дрожал. А ведь он наверняка подумает, что это какой-то подвох, очередной фокус с целью завладеть его бумажником – разве нет?
Жора так ничего не придумал, пробормотал: «спасибо», – и отошел к стеклянным дверям. Мужчина, не оглядываясь, направился к лестнице. Балчи стоял у автомата, разговаривал. Семь часов пятьдесят две минуты.
Табачный дым неожиданно ударил в голову – Жора не курил больше полусуток. Перед глазами поплыло, мысли смешались. Он отбросил сигарету в сторону.
«Просто взять и сбежать», – подумал он. До первого милицейского поста. Там выложить все. Ему скажут, чтобы он не волновался и рассказал все по порядку. Спросят документы. Документов нет? Очень странно, молодой человек. Попросят назвать фамилию, имя, год рождения, адрес, телефон. А за это время поезд успеет десять, двадцать раз уйти, и когда он прибудет на следующую станцию – там уже не будет ни Лены, ни Кафана, ни Шубы. И никто ничего не знает.
«Ну черт с ней, с этой Леной, сама виновата! – с неожиданным раздражением подумал Жора. – Свалилась на мою голову… Кто ее просил садиться в этот поезд?»
Нет, нет. Это совсем не те мысли. Это только страх. Балчи развернулся лицом к автомату – наверное, бросил очередной жетон. Время поджимает, разговор вот-вот закончится.
«Думай, идиот! – приказал себе Жора. – Должно же что-то быть!»
Городской телефон-автомат. Правильно. Набрать «02». Просто назвать номер поезда, вагона и купе. Но… Жора оглянулся. Здесь только междугородные автоматы. Ни одного городского… «Думай, думай. Ведь междугородный автомат тоже может на что-то сгодиться?»
Жора представил себе серо-розовый ящик с хромированной табличкой внизу (что там – инструкция? телефон скорой, пожарной, милиции?) и металлическими кнопками в четыре ряда. Трижды четыре – двенадцать. Двенадцать кнопок. Десять цифр. И еще две кнопки. Слева внизу – кнопка сброса, справа… Справа кнопка дозвона. Автоматический набор последней комбинации цифр, чтобы не тыкаться лишний раз, когда на том конце провода занято. «Вот оно», – вдруг подумал Жора.