Лена раздвинула в улыбке распухшие от слез и побоев губы.
– А кто же тогда вгонит им кол в сердце? На вокзале что-то объявили по репродуктору.
Лена отогнула экран, выглянула наружу.
– Скоро отправляемся, сейчас они придут, – сказала она. – Слушай меня теперь внимательно. Извини, но все эти идеи с записками и звонками… мы не можем просто ждать и надеяться. Погоди, не перебивай. Я все время думала и кое-что поняла: это уравнение для седьмого класса, Жора, мы такие решали по алгебре – надо только разбить числа по группам, и все сразу получится… – Лена подняла к лицу узкую ладонь: там лежал бутылочный осколок в виде треугольника с острой вы тянутой вершиной. Помолчав, она сунула его в карман Жориных джинсов. – Мы можем с ними справиться, если разделим их. Поодиночке. Оружие только у милиционера, понимаешь?
Жора усмехнулся и выразительно посмотрел на свои наручники.
– Да, наручники, – быстро проговорила Лена. – Это главная наша проблема. Но ты можешь от них избавиться. Хотя бы на короткое время.
– Как? – воскликнул Жора свистящим шепотом. – Перегрызу, что ли?
– Спокойно. Ты… – девушка на миг стушевалась. – Прости, ты давно посещал уборную?
С полученных за «солому» денег Кафан купил в продмаге бутылку «Особой», упаковку чешского пива и консервов на закуску. Обе руки у него были заняты, пришлось стучать в дверь ногой. Причем не один раз. Наконец дверь отъехала в сторону, на пороге стоял Шуба с помятой заспанной рожей.
Кафан вошел, выгрузил вещи на полку, затем коротко и ясно врезал Шубе в ухо.
– Ишак тебя нюхал, дурень! – сказал он вполголоса. – Тебя зачем здесь оставили? Чтоб ты дрых здесь, ноги раскинув?
– Да ладно, – Шуба широко зевнул и потянулся, – все ж нормально… Педрило с сучкой своей на месте, живы-здоровы, чего и нам желают.
Кафан подошел к Лене, зыркнул. Обернулся к Жоре. Заметил скомканный скотч на полу.
– А это что? – Кафан поднял скотч, пнул ногой Жору в живот. Схватил Шубу за воротник, встряхнул. – Кто пасть отклеил, я спрашиваю?
– Это я сделала, – спокойно произнесла Лена. – Ему было трудно дышать.
Кафан отшвырнул Шубу к двери, обернулся.
– А тебе кто разрешал, ласковая моя? – спросил он, удивленно подняв брови.
– Я видела, что ему плохо. Здесь очень душно. Кафан подошел к Лене, взял ее лицо в свою огромную коричневую лапу, сжал.
– Больше так не делай, поняла? Делай только то, что тебе говорят старшие… Поняла или нет, я не слышу?
– Поняла, – ответила Лена глухим голосом. Кафан отпустил ее.
Шуба пробормотал из противоположного угла:
– Ты, Кафан, это самое, только лейтехе ни чего про меня не говори. Ладно?.. Где он, кстати? Уже трогаемся вроде.
– Никуда не денется, – сказал Кафан. Он переложил продукты на стол, открыл банку пива, отхлебнул, уставился в стену. – Балчи темнит что-то. Чую я, что он порошок наш перепрятал. Когда мы «солому» сдавать пошли, я попросил его открыть этот туалет, за стеной – отлить, мол, хочу. Он махнул рукой, говорит: там где-нибудь найдешь место… Не нравится мне это, – Кафан сделал долгий глоток. – Совсем не нравится.
– Да брось ты суетиться, – отмахнулся Шуба. – Зачем ему под нас копать? Если хозяин за этим застукает, себе же дороже выйдет.
– А хозяину нашему плевать. У него таких, как мы, Шуба, – хоть задницей ешь… – Кафан обернулся к напарнику, громко рыгнул. – Ему главное, чтобы товар к Лойду не уплыл или еще куда на сторону. А лейтеха припрет ему наши сорок кило, да еще сдаст не торгуясь – хозяину только выгода одна. Соображаешь?
– Неа, – честно признался Шуба. – В таком случае почему он нас в Ростове не чикнул?
– Ишак ты… И не лечишься. – Кафан смерил его презрительным взглядом. – Ему надо было от пацана с бабой избавиться. Нашими с тобой, Шуба, трудовыми руками… Я вот шел сейчас обратно к поезду и вдруг подумал: а если бы мы их тогда прикончили, как он нам велел, – где бы мы сейчас сами были-то?
Шуба пожал плечами, хмыкнул. Промолчал. А что тут думать-гадать? Лично он, наверное, вернулся бы под вечер в шестнадцатый вагон, отыскал эту жирную проводницу, курвищу эту, как ее… Нинок. Потом отправился бы в вагон-ресторан, пожрал бы и выпил. Шуба смотрел на жизнь просто: вчера степь, сегодня теплая водка в вагоне, завтра мраморная ванна в мурманском отеле. А послезавтра снова степь. И так далее…
И никак иначе.
Он хотел было рассказать об этом Кафану, чтобы тот успокоился и не брал лишнего в голову, но тут дверь откатилась в сторону, вошел хмурый, как туча, Балчи. И поезд сразу дернулся, будто только его и ждал, лязгнул железом, и, набирая скорость, покатился дальше на север. В сторону Ярославля, Рыбинска, Череповца, в сторону тихого городка Столин-Майский.
Похоже, лысому пассажиру из «восьмерки» наконец улыбнулось счастье – в Грязи к нему подсели веселые попутчики. Жора слышал, как из-за противоположной стены раздаются громкие голоса, смех, какой-то грохот, словно там роняют что-то тяжелое. Потом включили радио на всю катушку. Это было даже забавно. Позже кто-то из новеньких обходил все купе, громко спрашивал консервный нож. Стучались и в «девятку», но Балчи, глянув на Шубу и Кафана, молча покачал головой: не открывать.
Лейтенант вообще был не в настроении. Когда он увидел бутылку «Особой» на столе, желваки у него под кожей заходили ходуном. Балчи взял бутылку и убрал под сиденье.
– Водки не будет, – сказал он. – Пока все дела не сделаем, чтоб никакого пьянства. Увижу – убью.
– Да ты чего, лейтенант? – вскинулся Шу ба. – Это ж только завтра вечером, еще целые сутки!.. Мы ж тут сдохнем так просто сидючи! Не, Кафан, скажи!..
Кафан молчал, глядя себе под ноги. Наконец разлепил губы, произнес в пол:
– Лейтенанту, надо думать, виднее. Он у нас старший по званию. Командир полка.
– Не… Так а что нам делать тогда? – растерялся Шуба. – Пить нельзя, спать нельзя… Книжки читать, что ли?
– Деньги считай, – бросил Балчи.
– Какие деньги?
– Которые получишь, если только не упьешься и не проспишь все на свете.
Шуба угрюмо посмотрел на Балчи, потом на Жору. Он что-то соображал.
– Так это, сколько, ты говорил, выйдет на брата-то?
– По сто тысяч, – спокойно соврал Балчи. Жора усмехнулся про себя: лейтенант опять собирается обскакать «коллег» на повороте.
– Сто тысяч, – повторил Шуба. – Это сколько нолей? Шесть?
– Раскатал губу… Пять, – сказал Кафан.
– Я куплю себе броневик «шевроле», в которых деньги развозят, – решил Шуба. – И буду гонять на нем в степь за товаром.
– Очень умная мысль, – проронил Кафан.
Они помолчали, настороженно прислушиваясь к звукам, доносящимся из восьмого купе. Потом Кафан спросил:
– А как ты себе все это представляешь, Балчи?
– Что именно?
– Ну, завтра вечером. Как мы возьмем эти деньги, чтобы нас никто не замел? Педриле поводок на яйца – так, что ли?
Балчи наклонился вперед, уперев локти в колени.
– Нас никто не тронет. Мы выйдем отсюда втроем: я, ты и этот, – милиционер кивнул на Жору. – Шуба здесь задраится с девчонкой и будет держать оборону до нашего возвращения. А вернемся мы тоже – втроем, с пацаном. И с деньгами.
– Хорошо бы так, – хмыкнул Кафан.
– Он останется с нами в любом случае, если даже все пройдет гладко и мы не заметим на вокзале ничего подозрительного. Рисковать нельзя.
– А папаша не обидится? Ты же ему обещал…
– Папаше придется прокатиться на машине до Петрозаводска. Если молодежь будет вести себя хорошо, он в Петрозаводске зайдет в это купе и найдет их живыми и здоровыми… Вам все понятно, молодежь? – Балчи оглянулся на Жору и Лену. – А мы, так и быть, свалим на ходу где-нибудь после Столина.
– Ахмет тоже… свалил, – сказал Шуба, зевая во весь рот.
– Не воняй, – огрызнулся на него Кафан. Он посмотрел на Балчи:
– А наш товар, лейтенант? Что будет с товаром?
Балчи спокойно выдержал его взгляд.
– Скажи честно, Кафан: зачем тебе товар, когда у нас есть триста тысяч долларов?
– Это тоже деньги. Огромные деньги. Мы с Шубой…
– Нет. Товар – это еще не деньги, – жестко сказал Балчи. – Пока что это сорок кило «чернухи», которые вам придется тянуть на себе до самого Мурманска. Без прикрытия, тихим сапом, как черт на душу положит. Попробуешь сбросить где-нибудь по дороге, случайным людям? Рискни. Если даже они тебя не подставят, хозяин сам потом кишки твои вынет.
– Да это не твоя забота, лейтенант, – произнес Кафан.
– Не моя? – удивился Балчи. – А что ты запоешь в УФСБ, дорогой мой, когда тебя посадят в тазик с купоросным маслом? На кого ты будешь показывать пальцем: вот, это он обеспечивал мне прикрытие в дороге?..
Кафан побледнел.
– Вот и обеспечивай прикрытие, рожа ментовская. А товар – мой, что хочу с ним, то и де лаю. Где товар?!
Балчи ткнул его ладонью в лицо так, что Кафан кубарем слетел на пол. Затем достал пистолет, положил его себе на колени.
– …Да, Кафан, я мент, – сказал он, непрерывно двигая нижней челюстью. – Мусор, если хочешь. И как честный мусор, знающий свое дело, я могу сделать так, чтобы ты, паскуда, жук навозный, наркоман, сдох здесь на месте. И за несу в рапорт: так и так, сопротивление властям, убит при задержании. И, возможно, мне за тебя даже премию дадут в размере трех месячных окладов… И за тебя, Шуба, тоже, так что можешь не дырявить меня своими зыркалами, – Балчи с раздражением пнул ногой ползающего по полу Кафана. – А вместо этого я с вами нянькаюсь. Думаю, как сделать, чтобы было лучше. Уговариваю…
Кафан поднялся, вытер тыльной стороной ладони под носом, сел рядом с Шубой, набычился.
– Да мне твой порошок двести лет никуда не упал, – сказал Балчи. – Лежит, где и должен лежать, никто его не трогал.
– Предъяви, – пробубнел Кафан.
Балчи не успел ничего ответить. Шум из восьмого купе выплеснулся на коридор – там кто-то вышел. Тут же в дверь «девятки» постучали.