Он отодвинул в сторону тяжелую дверь. Заглянул внутрь: хоть глаз выколи. Тьмина. Заметил под ногой окурок. Поднял, размял его между пальцами. Окурок хотя и влажный, но – свежий, сегодняшний.
– Лоботрясы, – проворчал Захар.
Значит, фургон они загнали сюда, под крышу.
Теоретически. Захар достал сигарету, прикурил и вошел. Ну и тьмина. Ну и вонища.
– Сарыги-и-иин!
Справа хрустнуло стекло. Захар обернулся, выставив вперед руку с пистолетом. Быстрее, чем он успел бы сказать: «раз!» – по его руке что-то ударило, захлестнуло кисть и рвануло ее в сторону. Пистолет полетел на пол, а вместе с ним, как показалось Захару, и здоровый лоскут его кожи размером с перчатку. Затем последовал прямой удар в челюсть… Захар на какое-то время забыл, зачем явился на Соленый Купол.
Он пришел в себя на улице. Вокруг его шеи был затянут трос с карабином, внизу к тросу привязан какой-то тяжеленный металлический круг. Захар сидел на камнях и придерживал круг обеими руками, чтобы ему не передавило горло. Кисть правой руки была ободрана до мяса и кровоточила.
– Не шевелись, – услышал Захар незнакомый голос. – Я буду тебя немножко раздевать, а ты сиди спокойно и делай, что я говорю.
Перед ним сидел на корточках парень, голый по пояс, в грязных драных джинсах. Он пытался одной рукой стянуть пиджак с Захара; вторая его рука висела на какой-то тряпке, перекинутой через шею.
– Ты кто такой, мать твою греб? – спросил его Захар.
– Жора, – ответил парень. – Ты лучше ляг на живот, так мне будет удобнее…
Захар лег. Парень проворно избавил его от пиджака, а затем от рубашки. Проверил карманы.
– Ключи от машины в брюках?
– Так точно, – сказал Захар. – Ты откуда взялся на мою голову, Жора? Почему я тебя не знаю?
Парень надел его рубашку, застегнулся, подкатал рукава. Захар почувствовал, как рука зашарила по карманам его брюк. Звякнули ключи.
– Не положено, потому и не знаешь, – сказал парень по имени Жора. – Вставай.
Вставать Захару было очень неудобно, потому что круг, эту чертову железяку, приходилось держать обеими руками. Прежде чем подняться на ноги, он раза два клюнул носом гравий.
– Стой ровно.
Жора поднял с земли какую-то доску, просунул ее в ширинку брюк и рванул вверх. Раздался треск отдираемых пуговиц, брюки бесшумно сползли вниз. Захара разобрал нервный смех. Подумать только: он стоит здесь голый, без штанов, держит в руках какую-то заготовку, а на горле у него – удавка!
– Нет, да ты кто такой?!.. Что ты здесь имеешь, позволь узнать?
– Я же сказал: Жора я, – ответил парень, сунув голову в салон машины и роясь в бардачке. – И двоих я уже поимел. Осталось не так много.
– Ты на Сивого работаешь?
Парень ничего не ответил. Он раскрыл аптечку, высыпал содержимое на сиденье. Спросил:
– Солпадеин – это обезболивающее?
– Да, – сказал Захар. – Если ты не снимешь этот блядский трос с моей шеи, тебе понадобится очень много солпадеина, Жора. Целый аптечный склад.
– Не прыгай. Железку уронишь.
Разорвав зубами упаковку, Жора достал инструкцию, бегло просмотрел и выкинул. Сжевал две таблетки.
– Нет, скажи: ты от Сивого? Ты – курьер? – не унимался Захар.
– Я уже сам не знаю, кто я такой, – сказал парень. – От кого, от чего, куда и зачем. Я тут двое суток втолковывал людям, что никакой я не курьер, обычный пассажир, а они не верили. Может, я и в самом деле курьер, хрен меня знает. Бандит. Серийный убийца. Хочешь, глаз на жопу натяну? Или пощекочу под мышками?
Захар, который в девяносто первом присутствовал при публичной казни через повешение в Порто-Пренс, прижал железку к груди и сказал:
– Не надо. Спасибо.
Глава шестнадцатая
Синий фургон примостился на обочине грунтовки, съехав правыми колесами на траву – в анфас он напоминал Пизанскую башню. Жора остановил свой «таурус», не доезжая десятка метров. Посигналил фарами, вытянул из-под сиденья разводной ключ, положил его на колени и стал ждать.
Вскоре от фургона отпочковалась темная фигура, она направлялась к Жоре.
– Захар? – послышался негромкий голос.
Это был Клим. Похоже, он дежурил один.
Значит. четверо сидят в машине. Хотелось на это надеяться.
– Это ты, Захар?
Жора еще раз приветливо мигнул фарами. Клим чертыхнулся. Он подошел к машине, наклонился. В квадрате окошка нарисовалось его бледное, как луна, лицо.
– Ты что, приклеился там, труханый му…
Жора приподнял разводной ключ и с силой тюкнул Климу в лоб, точно в центр. Послышался короткий плотный звук. Клим отшатнулся и рухнул на грунтовку.
– Что я здесь вообще имею? – произнес Жора.
Он газанул до плешки. «Таурус» зарычал, едва не взбрыкнув задними колесами, и рванулся вперед. До того, как поравняться с фургоном, Жора вывернул руль влево и съехал с дороги, развернувшись к ней задом под углом девяносто градусов.
В фургоне мигнул свет. Мигнул и погас.
– Просыпайтесь, просыпайтесь, мальчики. Пора принимать процедуры, – бормотал Жора. Он включил заднюю передачу.
«Таурус» вздрогнул и попятился к дороге, набирая скорость. Машину подбросило на какой-то кочке, она вылетела на грунтовку, сверкая высокой плоской задницей, а затем с ходу влепилась в фургон.
Жору бросило грудью на рулевое колесо. По крыше «тауруса» забарабанили осколки стекла, в зеркале заднего обзора суматошно мигал свет. «Мальчики» просыпались.
Подав чуть вперед, Жора снова протаранил фургон. Потом еще раз. Синяя громадина дрогнула, покачнулась, внутри послышались крики. Выстрелы. В разбитом окне показалась чья-то фигура с дробовиком наперевес – никак Валентин. Он явно нацелился спрыгнуть на крышу «тауруса». Жора немного помог ему, в очередной раз влепившись в бок фургона. Валентин вылетел из окна, как пробка, чиркнул животом по капоту и растянулся на дороге.
В этот момент фургон, накренившись, потерял равновесие. Он медленно встал на правые колеса, задрав левые вверх, словно огромная синяя собака, собирающаяся окропить траву. В салоне загремели канистры. Кто-то упал. Потом раздался звук, похожий на тяжелый вздох, загремело железо и стекло, и – бабах! – фургон завалился на бок.
– Что я здесь имею? – повторял Жора. – И кто я вообще такой?..
Когда он снова посмотрел в лобовое стекло, там маячила удивленная окровавленная морда Валентина. Лоб и щеки бандита пересекали глубокие вертикальные ссадины, кровь перемешалась с землей; Валентин стоял, покачивась, придерживая «моссберг» у бедра. В глазах его было крупными буквами написано непонимание. Скорее – ужас.
Жора спокойно выжал газ.
– Ты угадал, парень. Твои два очка. Я прямиком с того света, без пересадок.
Машину тряхнуло. Радиатор «тауруса» переломил тело, выгнул каким-то неестественным образом, швырнул на траву. Жора выключил двигатель. Достал из кармана пачку сигарет, которая досталась ему вместе с этой машиной и пистолетом. Закурил. И рука нисколько не дрожала.
Потом он вышел, подобрал ружье и направился к фургону. Из разбитого окна, словно из люка танка, как раз выклюнулась лысая, изрезанная стеклом голова Сарыгина.
– …Привет, Сарыгин. А руки твои где? Покажи-ка ручки, будь умницей.
Жора приподнял «моссберг» на уровень груди, подошел ближе. Сарыгин неторопливо выдернул наружу одну руку, потом вторую.
– Здравствуй, молодой человек, – проскрипел он. – Все-таки надо было тогда лимонку вслед тебе бросить… На всякий случай, верно?
– Надо было просто оставить нас в покое.
«Моссберг» сухо кашлянул дробью. Голова Сарыгина дернулась, откинулась назад, а потом исчезла в салоне, оставив на раме красный след.
Внутри еще оставались Хлус и водитель. Жора выстрелил по крыше, подождал. Выстрелил еще. Ничего не услышал, ни звука. Он отбросил ружье в сторону, достал «магнум». Лобовое стекло фургона было разбито, изнутри выглядывал чей-то желтый ботинок. Жора решил, что полезет здесь.
…Это был ботинок водителя. Сам он лежал, скрючившись, рядом с передним сиденьем. Кончался. Дробь, пробив крышу, угодила ему в живот и вывернула наружу кишки. Жора переступил через водителя и прошел дальше в салон.
Стекло. Брезент. Канистры. Ошметки поролона и кожи из простреленных сидений.
Хлуса здесь не было.
Испарился? Ушел? Или он ночевал в другом месте? Гадать можно до бесконечности, а можно вообще не гадать. Взгляд Жоры наткнулся на что-то знакомое. Рюкзаки. Он открыл один из них, увидел плотно уложенные полиэтиленовые пакеты с двойным швом посередине – в таких продают фасованный сахар-песок. Это наркотики. Героин. Тот самый гадский порошок, из-за которого третьи сутки продолжается весь этот сыр-бор.
Жора выбросил рюкзаки наружу через лобовое стекло. Прежде чем выйти отсюда, заглянул на всякий пожарный в бардачок, нашел там два бутерброда: с сыром, луком и колбасой…
И сразу почувствовал жуткий, волчий голод, которому было глубоко наплевать на рассыпанные рядом внутренности.
В двух километрах отсюда протекала речка – полоса тихой воды между пологих песчаных берегов. Жора окунулся пару раз, затем повалялся на песочке. Доел бутерброды. Наложил чистую повязку на руку. Сжевал две таблетки обезболивающего.
«Какая долгая ночь», – подумал он. А может, уже утро? Или даже день? Но вокруг стояла белая прозрачная тишина, словно в каком-то фантастическом подпространстве – то ли у Артура Кларка, то ли у Саймака, – где нет ни ветра, ни времени, ни голосов, где не летают самолеты и не ходят поезда.
Поезда.
Жора заставил себя подняться и снова отправился к воде. Одной рукой он кое-как выстирал джинсы и бросил сушиться на куст. Нашел в багажнике ветошь, намочил ее и вытер пятна крови на радиаторе и капоте «тауруса».
Больше сил у него не оставалось – даже чтобы прикурить сигарету. Жора лег на песок, вытянулся и застыл.
Если верить расписанию, которое висело на стене, отпечатанное мелким типографским шрифтом, поезд № 183 останавливался на станции Подпорожье в 3.50 утра. То есть без м