Она улыбнулась и присела на постель.
– Ну и денек! Встала поздно, три часа мокла в бассейне, потом пару часов опять валялась в постели. Сил больше нет.
Грациано глядел на нее не дыша.
– Продуктивно потрудилась, – заметил он.
– А что? Я произвела кучу кровяных шариков, этого недостаточно?
Грациано на мгновение умолк, потом спросил:
– Когда поженимся?
– Не раньше сентября, – ответила она со смехом, – сначала съезжу на отдых. А вы чем занимаетесь?
– Фильмом.
– Каким еще фильмом?
– Традиционным авангардным фильмом, – объяснил Грациано, – про парня, которому стукнуло тридцать. Он возвращается домой и убивает папашу.
– А можно сделать так, чтобы он укокошил сестру? – предложила Арианна.
Она кокетничала, она обожала кокетничать, но то и дело посматривала на меня. Ничего не говоря, я уселся за пишущую машинку. Но так и не смог выдавить из себя ни слова, когда около семи, прежде чем уйти, она попросила разрешения снова нас навестить. С того дня она приходила каждый вечер. Около шести раздавался звонок в дверь, с обычным дерзким видом влетала Арианна, всякий раз в чем-то новом – блузке, брюках, сандалиях или с необычной прической. Слонялась по комнате, глядясь во все попутные зеркала, усаживалась на постель – разложить пасьянс. Иногда готовила чай, который мы пили на еще горячем от солнца балконе. Без стеснения флиртовала с Грациано, зажигала ему сигары, заботилась о том, чтобы в его «тандеме» был лед, требовала, чтобы он рассказал что-нибудь смешное, слушала, широко распахнув огромные глаза, потом часов в семь уходила, зеркала опять пустели.
– Господи, – возмущался тогда Грациано, – ну почему ты с ней не разговариваешь?
Из окна мне было видно ее машину: на заднем сиденье лежала сумка с теннисной ракеткой, я знал, что она уезжала к Ливио Стрезе.
В последний день, дописав сценарий, мы оба почувствовали страшную пустоту, которую попытались заполнить ужином. Я договорился в редакции, что меня подменят в ночную смену, и направился к синьору Сандро. Там меня уже ждали Арианна с Грациано.
– Как себя чувствуешь? – спросила она.
– Усталый, но недовольный, – сказал я.
Она обрадовалась тому, что я ей ответил.
– Грациано тоже не слишком веселый. Видок у вас обоих порядком лопухнутый, – сказала она, подражая нашей манере выражаться. – Ну так что, вы не кончили?
– Попрошу без неприличных намеков, – сказал Грациано. – Взбодримся? – Он протянул ко мне свой бокал.
– Я – да, – сказала Арианна, – я сегодня напьюсь.
– Почему? – удивился он.
– Потому что Лео меня больше не любит.
Мы сели в ее машину. Было так жарко, как будто мы попали на костер инквизиции; город опустел, зато в Трастевере в уличных тратториях было полно народу и бродячих гитаристов. Мы выбрали модное заведение, где гости сидели на церковных скамьях. Пришлось долго ждать, пока нас обслужат, и чтобы не скучать, мы опустошили пару бутылок. Настроение сразу улучшилось. Арианна тоже много пила, и чем больше пила, тем сильнее сверкали ее глаза. Наверное, они горели ярче, чем свечи на столах, потому что все мужчины в ресторане только на нее и глядели.
– А если она вам откажет? – спросила Арианна.
– Как это? – удивился Грациано. – Я повезу ее в круиз. Если она откажется дать деньги, я откажусь выполнять супружеские обязанности. Что скажешь, Лео?
Он так и не выбрал подходящий момент, чтобы поговорить с Сэнди о фильме.
– Конечно, – согласился я, – если подкатить к женщине в подходящий момент, она ни за что не откажет, а в круизе подходящих моментов хоть отбавляй.
– Только в круизе они и остались, – отозвалась Арианна.
– Ну да, – согласился Грациано, – я попрошу ее лунной ночью, когда мы будем плыть по Балтике. Дорогая, скажу я, не хочешь ли выделить мне финансирование? А ты чем займешься?
– Ох, – ответила Арианна, – точно пока не знаю. Cобиралась поехать с зятем к его друзьям, у них вилла на море. – Так и сказала.
– Все на море уезжают, Лео в городе бросают, – пропел Грациано. – Матерый котяра! Да он у нас хитрее самого черта.
После ужина решили прогуляться по барам. Арианна настояла, чтобы мы оба сели на заднее сиденье. Выпив, она давила на газ.
– Два знаменитых кинематографиста и оказывающая им моральную поддержку прелестная ассистентка трагически погибли, разбившись на машине у Муро-Торто, – объявил Грациано, перестав напевать песню Элвиса. – Слушай, что я придумал! Давайте поедем на ту дискотеку – навестим наших подружек. Что скажешь, Лео?
Внезапно он умолк и вцепился в сиденье: Арианна на полной скорости вылетела на улицу с односторонним движением. Мы чудом увернулись от нескольких машин и почти доехали до перекрестка, когда нас остановил красный жезл. Сразу появились два карабинера с приставленными к фуражкам ладонями, но этим их вежливость исчерпывалась.
– Права, – сказал один из них Арианне.
– Пожалуйста, – ответила она и начала рыться в бардачке.
Рылась долго, куда дольше необходимого, карабинеры молча ждали. Наконец она все-таки решила найти права и протянула их в окошко одному из карабинеров.
– Ты уверена, что отдала их тому, который умеет читать? – спросил Грациано с невозмутимым видом.
В итоге мы загремели в комиссариат. Дело в том, что они тоже знали этот анекдот про карабинеров и попросили Грациано повторить, что он сказал, – он выполнил просьбу, со вкусом рассказав анекдот. Вместо того чтобы поржать, они забрали его к себе в машину. Мы поехали следом. На светофоре Грациано махал нам рукой, разок даже выглянул в окно. «У них совсем нет чувства юмора, – посетовал он. – Слушай, Лео, может, рассказать им анекдот про старушку и электрика?» Когда мы приехали в комиссариат, я попытался зайти вместе с ними, но меня не пустили.
– Не волнуйся, Лео! – сказал Грациано, пока один из карабинеров уводил его под руку. – Если меня станут бить, я закричу. И позаботься о моих близняшках!
Мы остались ждать. Арианна страшно нервничала.
– Что с ним сделают? – спросила она. – Нельзя было помолчать?
Я не ответил, продолжая разглядывать фонари. Я чувствовал ее запах, а еще ее тяжелый взгляд. Она смотрела прямо на меня. Приходилось делать усилие, чтобы не повернуться и не взглянуть на нее. Она все смотрела и вдруг тихо, осторожно спросила:
– Лео, ты меня любишь?
– Нет, – ответил я, по-прежнему разглядывая улицу. Обыкновенную улицу, каких много.
– Неправда, любишь, – сердито сказала она.
– Нет, – повторил я.
Мне казалось, что всю оставшуюся жизнь я буду твердить «нет».
– А я говорю – «да».
– А Стреза что говорит? – поинтересовался я.
Потом ясно услышал, что она перестала дышать. Раздался почти плачущий голос:
– Кто тебе сказал? – спросила она с отчаяньем.
В это мгновение из комиссариата появился Грациано. Он улыбался и махал рукой, словно прося не аплодировать.
– Я их обманул, – сказал он, садясь в машину.
– Как тебе удалось? – поинтересовался я.
– Попросил у них прощения. Ну, где отпразднуем вновь завоеванную свободу?
– Я – домой, – сказала Арианна, глядя прямо перед собой с дерзким видом.
– Почему? – удивился Грациано, но ему не ответили; спустя некоторое время он сказал: – Ладно, раз так. – И закурил.
До пьяцца дель Пополо никто не проронил ни слова. Арианна подождала, пока я выйду, по-прежнему глядя прямо перед собой. Грациано немного поколебался, пожевал сигару и тоже вышел. Потом стоял и смотрел, как маленькая английская машинка исчезает в дальнем конце площади.
– Ладно, – повторил он, – лучшие всегда уходят первыми.
– Давай присядем, – сказал я, указывая на обелиск.
На площади было пусто, слышалось журчанье фонтанов. Мы сели, повернувшись спиной к Пинчо.
– Что с тобой, Лео? – спросил Грациано.
– Устал, – ответил я, – очень устал.
– Все устали, – сказал он, – что поделать? – Потом вытащил из кармана скотч, сделал долгий глоток, с отвращением взглянул на бутылку. – Что-то бодрящее все меньше бодрит. – Засунул бутылку обратно в карман. – Вот беда, – прибавил он, вновь обводя взглядом пустынную площадь, – похоже, я тоже влюбился в Арианну.
8
Настал август, черный месяц. Под смертоносным солнцем город превратился в пустыню: безлюдные улицы, гулкие площади с покрытой раскаленной пылью брусчаткой. Воды не хватало, фонтаны трескались, являя признаки дряхлости – гипсовые заплатки, торчащие из щелей пожухлые кустики. Коты прятались в тени автомобилей, люди показывались на улице ближе к вечеру, чтобы в ожидании ветерка потолкаться у прилавков с арбузами. В газетах писали, что это самое жаркое лето за последнее десятилетие.
Для меня же это был самый ненавистный месяц. Друзья разъехались, траттории закрыты – хоть с голоду помирай; у кого взять в долг, чтобы дотянуть до сентября, – непонятно. Хотя в этом году у меня была работа, опустевший город не должен был бы меня пугать. Но я остался совсем один. Об Арианне никаких вестей, Грациано наверняка отправился в свой круиз, семейство Диаконо перебралось в дом у моря. Иногда я все равно набирал их номера, воображая, как в пустой квартире звонит телефон. Спал до полудня, потом отправлялся в бассейн – валялся у воды и читал. Два постоянных посетителя играли в шахматы, иногда я бросал вызов победителю, но партии выходили скучные. Ближе к четырем возвращался домой – отдохнуть и поесть фруктов, пока не наставал час отправиться в редакцию. Пару раз, поднимаясь по лестнице, слышал телефонный звонок, но не успевал ответить. А потом однажды телефон зазвонил, когда я отпирал дверь. Я поднял трубку. Раздался незнакомый голос. Мне сообщили, что Грациано умер.
Когда я прибыл, дежурный полицейский в больнице встал и уселся обратно только после того, как я опустился на стул. Полицейский был крайне любезен. Разговаривал, как и полагается в таких случаях. Сказал, что Грациано скончался утром, в одиннадцать часов, пробыв два дня в коме. Они разыскивали меня с тех пор, как он попал в больницу: при нем нашли записку, где было сказано, что, если с ним что-то случится, надо связаться со мной. Они звонили много раз и уже решили, что меня нет в городе. В тот раз, когда я ответил, полицейский позвонил мне сам, по собственной инициативе: ему было досадно, что человек может умереть один, как уличный пес. Я поблагодарил его. Не стоит, ответил он. Я спросил, как это произошло, и он рассказ