[33] ко всему окружающему и с самого начала не проявляла интереса к тем манипуляциям, которые проводила Валлиса: спокойно позволила сделать анализ крови, ДНК, психического и нервного состояния, сканирование мозга, нейтринное исследование. Вероятно, она правильно понимала и принимала действия своего невыбираемого врача, но голоса не подавала. Вернее, подала, но это уже потом, когда врач и пациентка нашли общие точки соприкосновения. Хотя Валлисе до сих пор казалось, что здесь ускользает от внимания важная деталь происшедшего. Что же случилось, но не до покушения на Макшерипа, а после?.. После она попыталась действовать как можно собраннее. И всё же смерть её командного, пусть даже своеобразного дилетанта-философа выбила Валлису из накатанной рабочей колеи, рассеяла внимание, поэтому было упущено что-то очень важное. Но что? И удастся ли вспомнить это «что» вовремя?
Двери в большую операционную бесшумно скользнули в сторону, и перед процессией предстал Станислав Сигизмундович, нервно переступающий с ноги на ногу в ожидании пациентки.
— Так. Это она? — спросил шеф, хотя и сам видел. — Так, — снова повторил он. Остальное всё нормально?
— Нет, — механически мотнула головой Валлиса. — Убит мой напарник. Да вы его знаете — это Макшерип.
— Как случилось?
— Сама не знаю, — пожала плечами девушка. — И до сих пор не могу сообразить. Какое-то существо, своего рода циклоп, прополз по вентиляционной шахте воздухозаборника, ворвался в лабораторию через люк, когда там находился только мой мулат, и напал на Раду. Конечно же, Макшерип кинулся между ними и получил удар чем-то металлическим в область левой ключицы. При этом лопнула сонная артерия, получил повреждение нервный центр, пославший, вероятно, сигнал на гипофиз, и гигант погиб чуть ли не в несколько секунд. Я велела сжечь труп.
— Вот это напрасно, — поджал губы Станислав Сигизмундович. — Никто бы вам не помешал привезти погибшего в Москву. Мне бы очень хотелось взглянуть на профессиональный удар дикого циклопа, не соображающего пока ещё ничего в строении организма, а тем более в нервных болевых точках. Мне кажется, нападающий был вовсе не циклоп.
— Рада его видела, — Валлиса указала на девушку, безучастно лежащую на операционной каталке. — Удар предназначался для неё и если бы не Макшерип…
— Ладно, ладно, — скривился Станислав Сигизмундович. — Мы ему памятник поставим. Покажи-ка лучше предварительные данные по исследованию организма пациентки.
Валлиса надулась на шефа за такое вот обращение, отдала ему папку с документами, вытащила с нижней полки медицинской каталки кейс автоклава, где находились самые ценные образцы почвы, структурного анализа биологических масс и… много ещё чего там было. Даже металлический штырь, которым был убит Макшерип, лежал где-то там. Ефрем специально предупредил, что в лаборатории института с орудием убийства необходимо серьёзно поработать.
Но Валлису не оставляли давно мучившие её досужие мысли: кого же всё-таки досадила Рада из поселенцев зоны? кому доставила несколько лишних моментов головной боли? или её просто живьём отдавать нам не хотели? недаром же и сам Станислав Сигизмундович потребовал срочно доставить пациентку в центральный офис института. Значит…
— А ничего это не значит! — ответила сама себе девушка и даже рубанула воздух ребром ладони для наглядности.
Ей необходимо было сейчас же собрать свою память в жёсткий жгут, провести заключительные анализы, сопоставить с исследованиями шефа, которые у него к тому времени уже появятся, и тогда картинка найдёт своё место в мозговом музее картин. Следует отметить, что залы мозгового музея в сознании Валлисы занимали довольно обширное место. Размышляя таким образом, девушка открыла кейс автоклава и принялась выгружать на рабочий стол привезённые с поля боя экспонаты.
Ага. Вот и пакет, про который Ефрем упоминал неоднократно, чтобы не забыла взглянуть. Да разве такое можно забыть! Ефрем и Макшерип в её убойной команде были первыми бойцами. И одним из первых по зубам «схлопотал» именно Ефрем. Когда Валлиса взяла его в свою команду, которая к тому моменту состояла только из неё самой и здоровяка Макшерипа, то в голову новенькому ничего путного не пришло, как только сказать на ушко мулату:
— Мужиков в команде было слишком много, но комиссарша всем дала понемногу.
— Ты, что ли, хочешь комиссарского тела? — за вопросом, произнесённым тоже шёпотом, последовал мощный подзатылочный удар. Ефрем даже охнул и присел. На звук подзатыльника обернулась сама комиссарша, а на её немой вопрос Макшерип тут же ответил:
— Одним следует кое-что объяснять на пальцах, другим — на кулаках, а третьим хватает подзатыльника.
Да, сколько в жизни приходилось делать нелицеприятного и всё ради победы — победителей не судят. А как эта победа приходит, знали только они втроём.
Сибирская тайга, молча, смотрела на малоезжую дорогу, вклинившуюся тонкой змейкой меж двух сопок в непроходимый, как показалось сначала, урман. По ней упорно, не обращая внимания на многочисленные колдобины, пробирался старенький «козлик». Такие автомобильчики из-за последних достижений технократии можно было отыскать разве что в самой глубочайшей глубинке. Но, не смотря на раритетное состояние, «козлик» привычно урчал, отсчитывая таёжные километры.
На задних откидных боковых сиденьях примостились двое мужчин. Оба прилично одеты, но сразу видно было, что это не таёжники. Никакой таёжник не отправится в дорогу в кроссовках вместо сапог и вместо «энцефалитки» или телогрейки не станет надевать яркую нейлоновую курточку модного покроя. Только путешественников удобная одежда жителей тайги вряд ли интересовала. Они приехали в своей любимой походной амуниции и вряд ли согласились бы её заменить на что-то более «приличное» для этих мест.
Мужчины сидели молча, вслушиваясь в монотонные жалобы мотора. Лишь один раз меж ними вспыхнул попутный диалог.
— Тихо ты, потрох медвежий, — рыкнул на Макшерипа Ефрем, когда тот случайно либо ради шутки наступил иудею на ногу после очередного преодоления дорожной колдобины.
— У нас в Сибири не то, что у вас в Изра-э-ле, — ехидно прокартавил мулат. — У нас и на ногу наступят — мало не покажется. Иль не по вкусу овса откус-сать?
— Это ты сибиряк?! — заржал Ефрем, будто и вправду — конь объевшийся овсянки. — Ты же больше на дикого джигита рожей смахиваешь!
— Ага, — кивнул здоровяк. — Ещё какой сибиряк. Я в студенческие годы Рассеюшку от Коми до Каспия ногами промерил, а уж по Сибири-то меня столь разов таскало — не поверишь. И здесь на Сынташте был. Знаешь, что она в Иртыш впадает, а тот в студёные моря по Оби добирается?
— Это хорошие знания и поучения географии, — кивнул Ефрем, — только забыл ты выучить в путешествиях по Сибири, что речка Сынташта сначала в Тобол впадает, а уж потом…
— Что потом, что потом? — заворчал мулат. — Я не пургомёт какой-нибудь. Сказал, что был в Сибири, значит, так оно и есть!
— Ну, хватит вам, обормоты. К месту подбираемся, — оборвала их словоизвержения Валлиса, сидящая за рулём автомобиля, предназначенного разве что для официального «удара автопробегом по сибирскому бездорожью».
Молодцы тут же замолчали и уставились на тайгу, которая в местах этих была довольно густой и, может быть, непроходимой, только бродить по таёжным дебрям, в планы команды не входило.
Грейдер не обижал старинный российский вездеходик ухабами и колдобинами. По всему видать, в этих местах автомобили показываются довольно редко. Во всяком случае, сейчас. Может быть, один-два раза в день пролетит какое-нибудь колёсное существо, и опять дорога пуста. Малолюдье этих мест как нельзя устраивало команду. Валлиса прибавила газу, и вездеходик, взлетев на бугор, оказался перед довольно обширным безлесым пространством.
Окончательно безлесной огромную равнину назвать было нельзя, но и до таёжного понятия равнина явно не дотягивала. Слева, из-за лесистых холмов, в долину впадала бурная ворчливая речка. Это и была та самая Синташта, к которой ехала команда. Валлиса подогнала машину ближе к берегу, помощники её сразу вылезли и отправились за лапником. Нарубив вскорости по большой охапке, они вернулись и принялись засыпать вездеходик со всех сторон, превратив его в большой зелёный осенний сугроб. Валлиса молча, наблюдала за ними. Пока мужчины рубили лапник, она вытащила из багажника два увесистых мешка, которые лежали чуть в сторонке. После безоговорочного переодевания вся троица выглядела как армейский спецотряд в стандартной пятнистой форме. Да и мешки теперь ничем не отличались от своих хозяев.
— Значит так, — Валлиса решила провести отвальную инструкцию. — Мы спускаемся по берегу реки в долину. И вон тот холм, — она указала на одинокую сопку в долине, слегка подёрнутую октябрьской дымкой, ничем издалека не отличавшуюся от остального лесного нагорья, — это столица допотопного царства Десяти городов — Аркаим.
— Кому нужны давно сгнившие кирпичи? — хмыкнул Ефрем.
— Разговорчики! — нахмурилась Валлиса. — Эту долину пытались затопить уже несколько раз до нашего рождения, до рождения наших мам и бабушек. Ясно? Значит, кому-то это нужно. А ещё кто-то, то есть руководство нашего исследовательского института, хочет этому помешать. Работу надо выполнить хорошо, нам за это платят. Вопросы есть?
— Отстроенную плотину мы взорвём запросто, кто нам помешает? — рассудительно заметил Ефрем. — Пластиту в этих двух мешках хватит, чтобы взорвать всё нагорье к чёртовой матери. Зачем было таинственность такую создавать?! Мы же не мальчики.
— Ну, ладно, не нам об этом судить. И не беги впереди паровоза, — перебила Ефремову воркотню девушка. — Если нам приказали одеть пероксинные бронежилеты, то эти места, я полагаю, не такие уж нелюдимые.
Боевая троица пустилась в дорогу. Идя цепочкой, каждый думал о своём, может быть, самом главном, может быть, о чём-то потустороннем.
…А почему не поразмышлять дорогой? Всё равно мысли разные ходьбе не мешают.