Он посмотрел на нас и объяснил дрожащим голосом:
– Я случайно включил задний ход.
Чтобы не вскрикнуть, мне пришлось зажать себе рот ладонью. На Лео было больно смотреть. Мы были для него совершенно незнакомыми людьми, но этот человек раскрыл для нас свою самую мрачную тайну, терзавшую его столько лет. Трясущимися руками я отпила свой бренди и с благодарностью осознала, зачем он был приготовлен и для нас.
– Что было дальше, Лео?
Он покачал головой.
– Я запомнил только ужасный крик Габриэлы. Она выбежала из дома вслед за мной. Все случилось у нее на глазах. На крик прибежали родители. А я не мог пошевелиться, просто застыл на месте. Каменные руки на руле. Душераздирающий вопль мамы, когда она увидела изломанное тело своего обожаемого маленького мальчика… Я до сих пор слышу его в кошмарах.
Он поставил фото на место и отвернулся к окну. Хотя не нужно было видеть его лицо, чтобы понять, чего стоил Лео этот трагический рассказ.
– Матео умер в больнице. Часть меня умерла вместе с ним. Я поклялся тогда, что всю жизнь буду пытаться искупить то, что натворил. Вернулся домой, только чтобы собрать кое-какие вещи. Совсем немного. Они уже не имели никакого значения. Сачок все еще лежал на траве, а в нем трепыхалась ярко-синяя бабочка. Лесная голубянка. Я отпустил ее. Она взмыла высоко в небо.
«Лети, малыш», – прошептал я.
Когда Лео обернулся к нам лицом, я уже не пыталась остановить поток своих слез.
– Та самая бабочка.
– Именно, – кивнул он.
Я взяла в руки письмо и перечитала ту часть, где брат Исидор рассказывал о голубянке, которая привела его к Вайолет. Совпадение, конечно, а не вмешательство свыше, но стоит ли рассуждать об этом в такой момент?
– Можно мне взглянуть? – попросил он, забирая письмо, написанное его собственной рукой тридцать семь лет назад. – Я не знал, что еще предпринять. Вайолет не помнила, откуда она, а все воспоминания, что вернулись к ней, были ужасны. Она наотрез отказывалась возвращаться в Англию, но я знал, что ее там кто-то ждет.
– Из-за этой вещицы? – спросила я, протягивая ему кулон.
– Конечно. Я всегда мечтал, что тебя найдут и вручат ключ от банковской ячейки. Но прошло столько лет… Я уже потерял всякую надежду.
– Маму звали Вайолет Добс, а не Вайолет Скай, поэтому потребовалось столько времени.
– Правда? – оживился Лео. – Я никогда прежде не слышал этой фамилии.
Тут вмешался Том и задал вопрос, который уже крутился на языке у меня самой.
– А что именно Вайолет помнит из прошлой жизни?
– Плохие вещи, очень плохие, – хозяин дома непроизвольно сжал кулаки. Отчим насиловал ее, поэтому в четырнадцать она сбежала из дома. Дальше никаких воспоминаний. Думаю, из-за травмы головы.
– Это правда, – признала я. – Отчим ее насиловал. В итоге она забеременела.
– Тобой? – спросил Лео, и эта догадка отразилась болезненной гримасой на его лице.
– Я узнала об этом совсем недавно. От своей бабушки, матери Вайолет. Но тогда она ни о чем не подозревала, – быстро добавила я.
– Сплошные трагедии, – вздохнул Лео, обхватив голову руками.
– Вайолет знает о вашей поездке в Англию? – спросил Том.
– Нет, я не рассказывал ей об этом. Она уверяла, что кулон ей не принадлежит. Не помнила никакой Тары. И прошлое ее только пугало. Очень пугало.
Я вновь взглянула на письмо, перечитывая концовку.
– То есть, если я правильно понимаю, в восемьдесят первом вы отправились в Лондон на поиски близких Вайолет, но ей ничего об этом не сказали?
– Именно так. Не знаю, почему, но у нее сохранились лишь кошмарные воспоминания. Дочери она не помнила.
– Закон Рибо, – сказал Том.
– Что это? – нахмурился Лео.
– Ретроградная амнезия. Разрушаются свежие воспоминания, а старые сохраняются. Такое случается при травмах головы. Я читал про одну американку, которая поскользнулась в супермаркете на раздавленном помидоре и упала. Из-за ушиба мозга она не могла припомнить последние двадцать лет своей жизни, включая рождение троих детей, – мой друг виновато пожал плечами. – Я немного изучил эту тему.
– Спасибо, Том.
Я посмотрела на брата Исидора. Трудно было называть его по-другому. С момента получения письма он представлялся мне стариком с бритой головой, облаченным в мешковатую серую робу.
– Брат Исидор, – начала я. – Простите… Лео. Выходит, вы так и не приняли постриг?
– Это было невозможно, Тара. К тому моменту Вайолет прожила в монастыре три года. Мы стали близки. Я любил ее так, как не позволительно любить монаху, если вы понимаете, о чем я, – его оливковая кожа вспыхнула на щеках. – Я надеялся, что Господь простит меня и спасет, но это сделала она. Заставила меня простить себя самого. Признать, что смерть брата была трагической случайностью.
– И вы вернулись сюда?
– Нет-нет. Это было невозможно. Слишком тяжелые воспоминания. И не думаю, что родители хотели меня видеть. Да еще Габриэла, девушка, которую я оставил, жила рядом. Не мог же я исчезнуть из ее жизни, а спустя три года вернуться с другой женщиной. Мы отправились на юг. Я устроился работать кузнецом, а Вайолет пела в ресторане для туристов. У нее потрясающе красивый голос.
Мы с Томом прекрасно это помнили и обменялись понимающими взглядами. Впервые за утро в моем сердце зашевелилась робкая надежда.
– Мы переехали сюда, лишь когда мои родители покинули этот мир, – продолжил Лео. Продолжили семейный бизнес, вполне успешно. Каждое лето у нас полно гостей. Вайолет просто чудесная хозяйка.
– У вас есть дети? – спросил Том.
Я бросила на него непонимающий взгляд, ведь мне и в голову не приходило, что у мамы могли быть и другие дети.
– Да, – ответил хозяин дома, чуть помедлив. – У нас есть дочь, Соня.
– Чудесно, – отозвался мой спутник. – Видишь Тара, у тебя, оказывается, есть сестра.
– Спасибо, Том, я слышала. Я сижу рядом с тобой.
Такую реакцию вызвал шок с примесью ревности и гнева. Эта девочка заняла мое место в мамином сердце. Но ведь это я – дочь Вайолет, а не какая-то Соня. Конечно, я понимала, что реагирую, как ребенок, поэтому попыталась взять себя в руки и говорить спокойно.
– Сколько ей лет? – Изо всех сил я притворялась уравновешенной и лишь слегка заинтересованной.
– Тридцать пять. Она живет в Мадриде. Работает учителем. – Лео оперся подбородком на руку. – Я расскажу вам кое-что, чего прежде не рассказывал ни одной живой душе.
Обычно после таких слов я вся превращаюсь в слух и с нетерпением ожидаю порции свежих слухов. Но не в этот раз. Выдержу ли я еще одно откровение?
– В больнице, – начал Лео, – когда Соня родилась, доктор захотел со мной поговорить. Он положил мне руку на плечо, и я тут же схватился за стену, боялся услышать какие-то ужасные новости. Он говорил тихо, но ошибки быть не может. Врач сказал, что Вайолет уже рожала прежде.
– Что? – вскрикнула я.
Том накрыл мою ладонь своей, пытаясь успокоить, но я тут же ее сбросила.
– Хотите сказать, все это время вы точно знали, что у нее есть дочь?
– Я знал лишь, что она рожала, – встревоженно ответил Лео. – Больше ничего. Мальчик это был или девочка, и вообще, выжил ли этот ребенок, мне было неизвестно.
– Но почему же вы ей об этом не сказали. Разве она не имела права знать?
– Я решил, что это будет слишком больно. Представьте: вы знаете, что у вас есть ребенок, но не можете вспомнить ни единой детали.
Я вскочила с места и хлопнула ладонью по столу.
– Господи…
– Тара, – перебил меня Том. – Попытайся…
Я резко обернулась и бросила на него предупреждающий взгляд.
– Только не говори «успокоиться».
– И не собирался. Попытайся взглянуть на ситуацию с точки зрения Лео, прежде чем скажешь нечто, о чем потом будешь жалеть.
– Все в порядке, – заверил Лео. – Могу представить себе, что чувствует Тара. У нее есть полное право злиться. Она ведь потеряла самую прекрасную мать в мире.
Я и сама это знала. Без подсказок Лео. Она всегда жила ради меня. Еще до моего рождения позаботилась о том, чтобы ее дочь никогда не узнала, что стала следствием изнасилования. Выдумала историю про юношу, в которого была влюблена, и те немногие годы, что мы провели вместе, как могла, защищала от болезненной правды. Работала, как проклятая, чтобы вырастить меня. Пела даже в самых отвратительных кабаках, где мужчины воспринимали ее как проститутку. Хотя каждая минута была пыткой. И, даже познакомившись с Ларри, она в первую очередь думала о том, что обеспечит мне безбедную жизнь. Все эти годы мне не хватало ее оптимизма, мудрости, заботы, ее абсолютной непоколебимой любви.
Лео сжал голову руками. Я подошла сзади и положила руку ему на плечо.
– Простите меня. Я знаю, что вы просто заботились о маме. Спасибо огромное.
Он не ответил. Молча сжал мою руку. Но я все поняла.
Несколько минут мы сидели молча. Слышалось лишь тиканье часов. Каждый был погружен в свои мысли. Вдруг раздался скрип ворот. Лео поднял на меня глаза и улыбнулся через силу.
– Твоя мама пришла.
54
Лео поспешил в сад, чтобы перехватить маму там. Я хотела броситься за ним, но Том удержал меня.
– Пусть он расскажет ей, Тара. Он ведь знаете ее намного лучше, чем мы.
– Но это нечестно. Она же… она моя мать, – я снова заговорила, как подросток. – Ох, не обращай на меня внимания. Ты прав.
Я хотела выглянуть в окно, но ноги словно приросли к полу.
– Посмотри и расскажи мне, что там происходит, Том, пожалуйста.
– Плохо видно. Лео стоит перед ней. Могу разглядеть только корзину с овощами и фруктами у нее в руках. Они разговаривают. Он указывает на дом… Теперь уходят. Взялись за руки. Корзина осталась на траве.
Я осмелилась подойти к окну и взглянуть на свою мать впервые за сорок лет. Она уже была не такой тонкой, как я запомнила, а черные волосы поседели и были подстрижены на уровне плеч. Вайолет и Лео зашли в амбар.
– Почему они ушли, Том?