– Это долгий разговор. Лео придется многое объяснить. А мы должны подождать.
– Мне страшно. Что, если она меня не узнает? Или решит, что мне нужно ее наследство?
– Наследство? – рассмеялся Том. – Оглядись кругом.
Само собой, он был прав. Мои предположения смехотворны.
– Нальешь мне еще бренди, ладно?
– Уверена? – спросил он встревоженно.
– Абсолютно. Дай сюда, – я схватила стакан, но, как только ощутила запах спиртного, отставила в сторону. – Ты прав.
– Тара, они возвращаются, – сказал мой друг, глядя в окно. – Готова?
– Как я выгляжу? – спросила я, закрыв глаза и сделав долгий вдох.
– Как ее дочь, – ответил Том, покачивая головой.
Дверь кухни открылась, и они вошли внутрь.
– Вайолет, – начал Лео, указывая на меня. – Это Тара… Твоя дочь.
Я молча уставилась на нее с раскрытым ртом. Словно всех этих лет и не было. Может, ей и под семьдесят, но ее удивительная красота не померкла. Кожа ее стала темнее, а скулы были уже не так четко очерчены, зато глаза сияли, как и прежде. Губы были накрашены вишневой помадой в тон кардигана. Брови имели идеальную форму. Как жаль, что бабушка не дожила до этого дня. Меня захлестнула горечь. Том подхватил меня под спину, чтобы поддержать.
– Здравствуй, мама, – прошептала я.
– Здравствуйте, – произнесла она дрожащим голосом, глубже запахивая кардиган.
Так мы и стояли, глядя под ноги. Никто не знал, что делать дальше. Повисла напряженная тишина, которую первым осмелился нарушить Том:
– Прекрасно выглядите, Вайолет.
– Я… эмм… спасибо.
Она обернулась к Лео и сказала что-то по-испански. Я уловила слово бренди. Муж сжал ее руку и попросил присесть.
Мама выглядела постаревшей версией человека, которого я некогда знала, а когда говорила по-испански, вовсе казалась чужой. Хоть содержание их короткого разговора и было ясно, все же лучше бы они перешли на английский.
Мы все заняли места за столом, и я решила, как говорится, взять быка за рога.
– Мама, ты меня помнишь?
Она прищурилась, внимательно изучая мое лицо.
– Нет, – в конце концов сказала она. – Мне очень жаль, но я не помню.
– Как же ты могла забыть родную дочь? – В моем тоне звучала не злость, скорее недоверие, изумление.
– Возможно, если ты заполнишь кое-какие пробелы, это поможет, – мягко одернул Том.
Его спокойный голос подействовал на меня отрезвляюще.
Я не знала, с чего начать, но решила пока не упоминать Литэм и годы жизни с бабушкой. Достала из сумки и положила на стол фотографию, на которой мы с Вайолет и Альфом стоим перед магазином. Мама взяла ее, внимательно посмотрела и передала Лео. Она ведь не видела собственных фото того периода целых сорок лет.
– Это я, – подтвердила она.
Воодушевленная этим признанием, я выложила на стол следующий экспонат. Газетную вырезку про выступление в «Аметист Лаундж».
– Скай на высоте, – прочитала я заголовок.
Вайолет взяла у меня вырезку, и они с Лео принялись читать.
– «Аметист Лаундж», – повторила она, потирая виски. – Кажется, я… я могу… Простите, ничего.
Мама покачала головой.
– Там ты и познакомилась с Ларри.
– Кто такой Ларри?
– Ларри, – повторила я громче, словно у нее были проблемы со слухом, а не с памятью.
– Тара… – Том послал мне предупреждающий взгляд.
Я поняла его намек и заставила себя успокоиться.
– Ларри – это мужчина, с которым ты уехала в отпуск в Испанию. Сначала мы собирались ехать втроем, но он взял двухместную машину. Мне пришлось остаться, так как я явно в его планы не входила.
– Я не помню. Я ничего такого не помню, – она схватила Лео за руку. – Почему эта женщина здесь, на моей кухне, говорит мне все эти вещи?
– Ты же знаешь, Вайолет, – ответил он спокойно. – Много лет назад я оставил для нее письмо и кулон в банковской ячейке. Но нашли Тару совсем недавно. Вот она и приехала сюда увидеться с тобой.
Мама вздохнула, то ли грустно, то ли раздраженно.
– И где этот кулон?
Я передала ей кулон.
Она прочитала гравировку, раскрыла его и, сдвинув брови, уставилась на мое фото.
– Это ты?
– Да. Я подарила тебе эту вещицу на тридцатилетие. Ты взяла его с собой в поездку.
– Альф помог ей оплатить этот подарок. Он вас очень любил, – добавил Том.
– Альф? Кто это?
Я ткнула пальцем в фотографию.
– Вот он. Стоит перед своим хозяйственным магазином. Мы снимали у него комнату наверху. Он выручил нас, когда мы были в отчаянном положении. Ты должна помнить!
Кажется, я вновь повысила голос.
– Тара, – оборвал меня Том.
Я вспомнила про норку. Запахи обладают невероятной способностью пробуждать воспоминания. К примеру, у меня сохранился школьный портфель, и каждый раз, стоит только вдохнуть его запах, он возвращает меня в самый первый день в школе. Все утро шел дождь. Я беспомощно стояла в раздевалке, пытаясь найти свой крючок. Габардиновый плащ намок и тянул меня к земле. Передо мной остановился ярко-рыжий мальчик с бледной кожей и хорошо заметным герпесом, он подошел ко мне и поцеловал прямо в губы. Я была в ужасе. Решила, что у него какая-то страшная болезнь и теперь он непременно меня заразил. Я разрыдалась и выбежала во двор. Да уж. Запах школьного рюкзака неизменно оживлял те события в моей памяти. Во всех подробностях.
Я стащила шубу со спинки стула.
– Эту норку Альф одолжил тебе перед первым выступлением в «Аметист Лаундж». Она принадлежала его покойной жене. Старик настоял, чтобы ты ее взяла.
Вдохнув ее запах, я мгновенно оказалась в магазине среди парафина, розжига и банок с краской и увидела Альфа на стремянке, расставляющего бутылки со скипидаром. Сердце сжалось. Было так жаль и его, и маму, и меня, и все, что мы потеряли. Том коснулся моего локтя.
– Ты в порядке, Тара?
Я хлюпнула носом и задрала подбородок.
– В полном порядке.
Мама медленно поднялась со стула и подошла ко мне.
– Можно мне ее примерить?
Я накинула шубу на ее плечи, и Вайолет отошла на пару шагов.
– Ты выглядишь восхитительно, – сказал Лео, вытирая глаза. – Просто великолепно.
– Альф хотел, чтобы норка досталось тебе. Перед смертью он взял с меня обещание передать ее, – последние слова дались мне с трудом. – Такова была его последняя воля.
Мама согнула руку и уткнулась носом в мех, вдыхая запах своего прошлого. Она закрыла глаза и слегка покачнулась. Лео тут же вскочил на ноги.
– Вайолет?
Оттолкнув его, она выскочила из кухни и бросилась наверх.
55
Лео вернулся на кухню только через час. По его покрасневшим глазам было ясно, что он плакал.
– Ты можешь подняться к ней, Тара.
– Правда? Она так сказала?
Он кивнул.
– Только не дави на нее.
Я взяла кулон и направилась на второй этаж. Она сидела на кровати, сложив руки на коленях.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила я, не придумав ничего лучшего.
Она коснулась своего лба.
– Об… обес…
– Обескураженной? – подсказала я, устраиваясь рядом.
– Да, именно так, – согласилась она. – Я не слышала этого слова много лет.
Я взяла ее руку и начала один за другим загибать пальцы, отсчитывая слоги.
– О-бес-ку-ра-жен-ный… – На последнем слоге я хлопнула в ладоши. – Помнишь?
– Не знаю… может быть.
Моя сердце забилось чаще. Это прогресс. По крайней мере она не сказала «нет».
– Мама, я знаю, что это настоящий шок для тебя. Представить себе не могу, что ты чувствуешь.
– Я прожила счастливую жизнь, Тара. И сейчас всем довольна. Лео – моя вторая половина, и у нас есть Соня, наша любимая дочь.
Я вздрогнула при упоминании этого имени.
– Я очень рада, мам, правда. Столько лет я проигрывала в голове всевозможные сценарии. Гадала, что с тобой случилось. Обнаружить в конце концов, что ты жива, здорова и счастлива, я и надеяться не смела.
– А ты?
Я вспомнила бабушку и свое обещание.
– Со мной все в порядке. Когда ты исчезла, я переехала к бабушке в Литэм.
Она испуганно зажала рот ладонью.
– Все нормально, мам. Я знаю про Джорджа.
– Тара, умоляю, не произноси этого имени.
– Знаю, что всю свою жизнь ты пыталась оградить меня от этой правды. Выдумала историю о том, что мой прекрасный отец, ни о чем не подозревая, уехал в Монголию добывать пушнину.
– Я так сказала? – рассмеялась она.
Печально было это слышать. Джорджа она вспомнила мгновенно.
– О чем твое последнее воспоминание?
– Я ухожу из дома среди ночи. Следующее, что я помню – как очнулась лежащей на скале с нестерпимой головной болью.
– Ты совсем ничего не помнишь обо мне?
– Тара, если бы я помнила, разве я не поспешила бы на первый же паром до Англии?
Я осознала, что требовала слишком многого. Из-за отчаянного желания заставить ее вспомнить.
– Но бабушку ты помнишь? Твою маму?
– Смутно, – она уставилась в пространство неподвижным взглядом.
– Она ни о чем не подозревала, – я сжала ее руку изо всех сил.
– Надеюсь.
По ее лицу бежали слезы. Я протянула ей свой платок.
– Она бы поверила тебе, точно. Она была в ужасе, когда Джордж сознался во всем перед смертью. Поняла, что оставила тебя в самый трудный момент, когда ты больше всего в ней нуждалась.
– Я не помню, о чем думала, когда сбежала. Столько всего не помню. Шестнадцать лет жизни стерлись из моей памяти, как мел с доски.
Трудно было представить, каково ей пришлось.
– Ты была лучшей мамой на свете. Честно. Хочу, чтоб ты это знала. Мы были одним целым. Больше у нас никого не было, да мы и не нуждались в других. Мы выжили, потому что так сильно любили друг друга, и ты была готова на все ради меня. И когда я узнала бабушку, поняла, кто тебя этому научил.
– Судя по всему, она была чудесным человеком, Тара. Я так благодарна за крышу над головой и счастливую жизнь, которую она тебе подарила. Жаль, что воспоминания о нем затмили в моей памяти ее образ.