Бренд подошел к лестнице, по которой носился еще мальцом, и положил руку на перила, отполированные его руками и штанами. Парень любил кататься по ним и, что естественно, регулярно рвал штаны, за что его с такой же регулярностью наказывали.
— Ничего не изменилось, — грустно улыбнулся он.
Понимая, что делать этого не стоит, он отправился наверх, тщательно рассматривая все щербинки на каменной лестнице, гладя каждую ложбинку на периле.
Разум твердил, что не стоит этого делать и ворошить прошлое, но ноги сами его несли в его комнату. Неболшую, уютную, с мягкой кроватью, шкафом и письменным столом. С окном, выходящим на ту самую яблоню с качелью.
Вот коридор, и он проходит мимо комнаты старшей сестры. Та лежит на кровати, на боку. Вены на руках распороты, нож лежит рядом, а ее стеклянный взгляд направлен в потолок. Бренд сжимает челюсти и проходит мимо, изо всех сил стараясь не останавливаться.
Он подошел к знакомой и такой привычной двери своей команты, толкнул ее рукой и оказался на пороге детства.
Каждая половица, каждая деталь просто кричала о том, что это его дом. Деревянный стол с уроками, скрипучая кровать, по которой слуги узнавали, что сын главы клана проснулся. Шкаф, в котором он держал одежду и прятал свой дневник. В тайнике, который он устроил так же, лежало любовное письмо той самой девчонке.
Все кричало о детстве с неимоверной силой, и только сейчас Бренд по-настоящему ощутил, как сильно изменился за это время. Как потеряло значение все то, что было важно, но взамен пришла злость. Та холодная злость внутри, которую когда-то он заметил внутри отца, рассказывающего о императоре.
— Роби… милый Роби… — раздался едва слышный женский голос. — Ты все-таки вернулся…
Парень взглянул на кровать и только сейчас понял, что на ней лежит его мать.
Женщина была одета в церемониальный наряд и с полузакрытыми глазами смотрела на него. Она лежала на боку и обнимала одной рукой старого, потасканного плюшевого медведя. На нем была пара заплат и несколько крупных швов. На полу рядом с ней лежали три флакона из черного стекла.
— Мам, ты…
— Это сон черной феи, — улыбнулась женщина. — Я так боялась, что не подействует… Кровь Буругов… Она спасала меня в юности и меня не брали зелья, но сейчас… Как некстати, что я из Буругов…
Бренд присел рядом на кровать и провел по волосам женщины.
— Как ты, Роби? — спросила она протянув руку к его лицу. — Как ты сынок?
— Я отлично, — кивнул Бренд, сжимая зубы до скрежета. — У меня все хорошо.
— Ты злишься? Я слышу, как скрипят твои зубы… Фея уже забрала глаза… Осталось немного.
Бренд молча провел рукой по щеке матери и кивнул.
— Я злюсь, мама. Очень злюсь.
— Не злись, не надо. Все так, как и должно было быть. Император не прислал подкрепления. Чекар знал, что это конец клана.
— Не прислал подкрепления, — эхом отозвался парень, продолжая гладить мать.
— Это милость с его стороны. Если бы он его прислал, то мы так и продолжали бы медленно, но верно вырождаться… Медведи ведь не сдаются…
— И умирают стоя, — закончил Бренд и поднял взгляд на окно, за которым в кроне яблони ветер шевелил листья.
— Как я рада, что смогла услышать тебя… — тихо прошептала женщина. — Мне так хочется услышать, какой ты… что ты успел сделать и чего добиться… Но фея хочет мой разум… Прости, Роби… Я не настоящий медведь и…
Бренд наклонился к матери и обнял ее за плечи. Затем он пропустил руки подмышками и подхватил ее. Встав вместе с ней так, словно они обнимаются стоя, он произнес:
— Ты настоящая медведица, мам, — прошептал он, не отрывая взгляда от яблони. — А медведи умирают стоя.
— Мой милый Роби, — прошептала мать и слегка улыбнулась.
Сил обнять сына уже не было, и она висела на Бренде бессознательным телом.
— Как же ты вырос, Роби…
За окном полыхали пожары. Последние солдаты клана оказывали сопротивление. Крепость была взята, и победа теперь вопросом времени.
В комнате отреченного сына главы клана стоял вернувшийся отпрыск.
На руках у него умирала мать.
Звук скрипа зубов.
Черные от тьмы слезы по щекам.
Плюшевый медведь в руках уже поседевшей женщины упал на пол.
Последний выдох последнего медведя клана.
Пахнет смертью.
Глава 12
— Бинты, быстро! — рыкнула Тук, прислонив руку к глазам воина.
Перед ней лежал человек, стонущий сквозь сжатые зубы. Броня на нем была черной и мокрой. Кто-то из бойцов догадался облить его водой, когда тот вспыхнул от магического пламени. На счастье солдата щит поглотил большую часть силы, и огонь удалось быстро сбить.
Ведьма схватила поднесенные тряпки и сноровисто принялась забинтовывать голову бойца. Обожженные руки ее интересовали мало. При желании руки можно было быстро восстановить, но сейчас она беспокоилась за глаза. Выращивание глаз было слишком трудоемким процессом, а раненых чересчур много.
— Катар! Восьмое зелье! — громко крикнула она, когда закончила перевязку.
Слуга тут же подскочил с литровым флаконом к ней. Та, откупорив пробку, щедро облила повязку сверху. Бинтовать пришлось плотно и туго, чтобы бинты не разошлись до того, как зелье примется за кожу.
— Слушай меня, — произнесла она, обхватив ладонями лицо и закрыв глазницы руками. — Слышишь?
— Слышу, — просипел боец сквозь сжатые зубы.
— Глаза открой!
— Больно… глаза режет…
— Открой глаза! — надавила Тук голосом. — Я пальцы уберу, а ты глаза открывай.
Сжимая зубы до скрежета, мужчина кивнул.
Он медленно, глубоко дыша, поднял веки, и ведьма увидела белесую пелену вместо зрачка и радужки.
— Ничего не вижу… не вижу…
— Терпи, — произнесла ведьма и, заполнив свои глазницы тьмой, лоб в лоб прислонилась к раненому. — Терпи и не закрывай глаза, если не хочешь слепцом остаться.
Сформировав по одному плетению на руках, она взялась за его руки.
— Гр-р-р-рарх… — завыл солдат, но не смог пошевелиться.
Ведьма быстро проникла плетениями внутрь пациента и, пройдясь по его организму, устремилась к глазам. Удостоверившись, что сетчатка глаза на месте, и пострадали только наружные слои глазного яблока, она отпустила бойца, отчего тот обмяк и чуть не свалился со специального полусидячего кресла.
— Сиди! — скомандовала она и, стряхнув руки, чтобы развеять плетения, подошла к нему. — Слушай меня внимательно. Я сейчас тебе глаза верну, но смотреть тебе сегодня ими нельзя. Слышишь?
— Слышу, ведьма… Слышу… — пытаясь отдышаться, произнес солдат.
— Будет больно, но по-другому нельзя. Мне твоя боль нужна, чтобы она мою силу вытолкнула. Поэтому что хочешь делай, но головой не шевели. Как закончу, зелья дам. Боль уйдет, но чтобы не случилось — головой не двигай.
Тук взглянула на Катара и кивнула.
Тот без объяснений метнулся к шкафу и достал кожаные ремни. Имея опыт сотни подобных быстрых операций, слуга за полминуты примотал руки и ноги к креслу, не забыв про туловище и голову.
— Госпожа? — произнес он, заметив, как застыла ведьма.
Тук встрепенулась и взглянула на Катара.
— Еще раненные, — тихо произнесла она. — Двадцать. Пять первого порядка.
Катар молча кивнул и метнулся в коридор, где вповалку у стены лежали его «бойцы».
— Отряд «Смерть»! Подъем!!! — заорал он и схватил за шкирку перепуганного мальчишку, который стоял с небольшой книжкой и писчей палочкой. — Ты! Лети ветром на улицу. Найди Розу. Скажи, госпожа на операции одна. Отряд «Смерть» ушел. Понял?
— П-п-понял, — кивнул парень.
Бойцы, только что лежавшие в коридоре вповалку, вскочили на ноги и принялись поправлять кожаные приспособы.
— На выход! — скомандовал Катар и первым метнулся по лестнице вниз.
Здание больницы, созданное в Вивеке, уже второй день прибывало в виде настоящего госпиталя. Здесь были раненые, перемазанные кровью, здесь же лежали и те, кого не успели донести до ведьмы.
В подвале клиники пятый день не останавливалась лаборатория, в которой командовал когда-то лучший лекарь города Жулье. На время войны в больницу были допущены больше пяти сотен женщин, которых пришлось обучать в срочном порядке.
Отряд из пятнадцати человек выскочил из здания и, пробежав мимо палаток, метнулся к большой каменной плите, которую специально для входа в тьму создал Грот. Тук же нанесла на нее специальные символы и создала ворота в стихию, которые пропускали только по артефакту-ключу.
— Господин Катар, — подскочил к командующему молодой парнишка. С виду еще подросток, когда тот остановился у плиты.
Слуга ведьмы взглянул на парнишку.
— Доброволец, — произнес он, глядя в глаза мужчине. — Возьмите с собой.
— Карлос, не смей! — тут же подскочила к нему женщина и схватила за рукав.
— В армию не взяли, сказали, мал еще, — рыкнул парень и рывком выдернул руку. — Не буду я на месте сидеть и смотреть, пока воюют. Не гож сражаться, так хоть раненых вынесу.
— Мы через тьму идем, — глядя в глаза парня, произнес Катар. — Там твари такие, что город сожрут и не подавятся. Мелких демонов столько, что от шепота гул в голове стоит.
— Я справлюсь, — сжав кулаки, произнес парень.
— Малой он еще, пощади, — взмолилась женщина.
Катар взглянул на изрядно поредевший отряд «Смерть» и, припомнив слова ведьмы, сморщился.
— Сэма Рыжего видел? — спросил воин про добровольца, что вернулся из тьмы седым.
— Видел. Я не Сэм. Я справлюсь, — с нажимом произнес парнишка.
— Годов сколько?
— Семнадцать.
— Врет, пятнадцатую весну встретил, — не унималась женщина.
Катар отвернулся и махнул рукой.
— За моей спиной пойдешь, — не глядя на мать, произнес он и достал из сумки черную плотную повязку. — Становись!
Мужики засуетились, выстраиваясь в колонну по два.
— Вставай сюда и слушай внимательно. Один раз ошибешься — самого демоны утащат и раненного с тобой заберут. Понял?
— Понял, — кивнул парень, взглянув на мужиков, которые, выстроившись, тоже достали повязки и принялись завязывать себе глаза.