Дорогая Дженнифер!
Пожалуйста, простите меня за столь бесцеремонное вторжение в Вашу жизнь, но мне в руки попала переписка личного характера, которая, как я полагаю, принадлежит Вам, и я была бы рада вернуть Вам эти письма при первой же возможности.
Со мной можно связаться по указанным ниже телефонам.
С уважением,
Элли Хоуорт.
Они с Рори сидят в пабе напротив редакции. Еще не поздно, но на улице уже стемнело, и в свете уличных фонарей можно разглядеть зеленые грузовые машины перед главным входом в «Нэйшн»: туда-сюда снуют люди в рабочих комбинезонах. Это продолжается уже несколько недель. Рори сидит на диванчике рядом с Элли, упираясь одной ногой в ножку стола, и читает ее письмо.
— Что-то не так? — спрашивает Элли, глядя на выражение лица Рори. — Я не то написала?
— Да нет.
— А что? У тебя такое лицо…
— Не знаю, не спрашивай. Я же не журналист, в конце концов.
— Ну ладно тебе, колись. Что с лицом?
— Ну… тебе не кажется, что это немного…
— Что?
— Ну не знаю… Это же все такое личное… а ты собираешься попросить ее потрясти грязным бельем на публике…
— Да она, может, и рада будет. Вдруг она снова найдет его, — с притворным оптимизмом возражает Элли.
— А может быть, она замужем и последние сорок лет они с мужем стараются забыть о том злополучном романе.
— Сомневаюсь. В любом случае, с чего ты взял, что это «грязное белье»? Может, они все-таки вместе и у нашей истории счастливый конец.
— Ага, вот она и отказывается сорок лет кряду закрывать абонентский ящик. Не было там никакого счастливого конца, — заявляет он, отдавая ей письмо. — А вдруг она душевнобольная?
— Прекрасно. То есть если ты держишь дверь открытой для того, кого любишь, — значит ты просто свихнулась?
— А ты считаешь, что держать абонентский ящик на протяжении сорока лет и не получить за все эти годы ни одного письма — это нормально?
Доля истины в его словах, конечно, есть, вынуждена признать она. Но ее так завораживает история о Дженнифер и пустом абонентском ящике. К тому же другого материала, из которого можно было бы сделать приличную статью, у нее нет.
— Я подумаю, — отвечает Элли, решая не сообщать Рори, что уже отправила на абонентский ящик копию.
— Ладно. Ну как, тебе вчера понравилось? Не очень все болит сегодня?
— Что понравилось?
— Кататься на коньках?
— А-а-а… Да.
Элли вытягивает ноги, чувствуя напряженные мышцы, и слегка краснеет, случайно задевая его коленку. У них уже появились шутки, которые не понимает никто, кроме них двоих. Он называет ее Джейн Торвил, а она его — скромным библиотекарем, готовым ради нее на все. Он пишет ей сообщения с кучей орфографических ошибок: «Не саблагавалит ли дама пропустить по стаканчику после работы в кампании скромного библиатекаря?»
— Мне сказали, что ты меня искала.
— Твой босс — жуткий зануда! — морщится Элли. — Ну правда. Сделал такое лицо, как будто я попросила его принести в жертву собственного первенца, а не передать тебе два слова.
— Да не, он нормальный, — хмурится Рори. — Просто он в таком стрессе. Это его последний проект перед выходом на пенсию. Ты представь, перевезти в правильном порядке сорок тысяч документов, не считая тех, которые мы уже успели отсканировать и перевести в цифру.
— Рори, у нас у всех есть дела, и что дальше?
— Просто он хочет, чтобы все было тип-топ. Старая школа, сама понимаешь, готов на все ради газеты. Он мне нравится. Вымирающий вид.
Элли вспоминает ледяной взгляд и высоченные каблуки Мелиссы и понимает, что Рори прав, а он тем временем продолжает:
— Он знает об этом месте все. Поговори с ним как-нибудь, он расскажет тебе много интересного.
— Вряд ли, по-моему, я не произвела на него должного впечатления…
— А ты попробуй его вежливо попросить.
— Как тебя?
— Нет. Я сказал — «вежливо», — хмыкает Рори.
— А ты займешь его место, когда он выйдет на пенсию?
— Я? — удивляется Рори, поднимая свой бокал. — Не-е-е, я поеду путешествовать в Южную Америку. Вообще-то, я собирался здесь просто летом подработать, но почему-то застрял на полтора года.
— Ты работаешь здесь уже полтора года?
— А ты что, меня не замечала? — с притворной обидой спрашивает он.
— Нет, я просто… — краснея, заикается Элли, — просто странно, что я тебя раньше не видела.
— Да вы, журналюги, вообще видите только то, что хотите. Какое вам дело до нас, невидимой прислуги, которая существует только ради того, чтобы исполнять ваши приказания, — беззлобно смеется Рори, но Элли чувствует, что в каждой шутке есть доля истины.
— То есть я эгоистичная журналюга, которой ни до кого нет дела и которой плевать на нужды истинного рабочего класса? А еще я плохо себя веду с почтенными пожилыми мужчинами, которые не потеряли представления о том, что такое профессиональная этика, так?
— Ну, примерно, — смеется он, а потом смотрит на нее с очень серьезным видом. — И как ты собираешься искупить свою вину?
Элли почему-то на удивление тяжело смотреть ему в глаза. Пока она лихорадочно соображает, что бы ответить, раздается сигнал мобильного.
— Прости, — бормочет она, роясь в сумочке, находит телефон и нажимает на мигающий на экране конвертик.
Приветики! Завтра уезж. в отпуск, напишу, как приеду, береги себя. Д. Цел.
Она разочарована: и это все? После такой потрясающей, романтической ночи? После непреодолимого желания и страсти? И все, что он может ей сказать: «Приветики»?
Элли перечитывает сообщение и начинает уговаривать себя, что, вообще-то, Джон никогда не пишет длинных сообщений. Он сразу сказал ей, что это слишком рискованно. Вдруг жена прочитает какое-нибудь компрометирующее сообщение прежде, чем он успеет его удалить? Ну и вообще: «береги себя» — это же так мило, правда? Значит, ему не все равно и он заботится о ней. Постепенно успокаиваясь, Элли думает о том, насколько вольно она трактует его скупые слова. Ей кажется, будто у них такая необыкновенная связь, что все остальное просто неважно: она и так знает, что на самом деле хочет сказать ей Джон. Но иногда, в такие дни, как сегодня, она сомневается, стоит ли за его словами нечто большее.
Что же ответить? Желать хорошего отпуска как-то странно, ведь на самом деле ей хочется, чтобы отпуск прошел просто ужасно, жена отравилась экзотической едой, дети все время ныли, а погода оказалась на редкость плохой и им пришлось большую часть времени просидеть в четырех стенах. Она хочет, чтобы он сидел в номере и скучал по ней, скучал по ней, скучал по ней…
И ты береги себя. Цел.
Оторвавшись от телефона, Элли видит, что Рори бесстрастно разглядывает грузовики за окном, притворяясь, что ему совершенно неинтересно, чем она там занимается.
— Извини, это по работе, — оправдывается она, убирая телефон в сумку.
«Интересно, почему я не хочу сказать ему правду? Мы могли бы стать друзьями. Мы, собственно говоря, уже друзья. Почему бы и не рассказать ему о Джоне?»
— Как ты думаешь, почему теперь никто больше не пишет таких писем? — спрашивает она, доставая из сумки папку. — В смысле, мы, конечно, пишем сообщения и мейлы и так далее, но никто не пишет таким языком, правда? Как будто все боятся сказать правду, в отличие от нашего неизвестного любовника.
От редакции отъезжает последний грузовик. Пустой, безжизненный фасад здания, черная зияющая дыра входа, освещенная уличными фонарями. Даже не верится, что в здании все еще находятся сотрудники, которые готовят к выходу утренний выпуск и вносят последние поправки в первую полосу.
— Может, кто-нибудь и пишет, — отвечает он более грубо, чем обычно. — Или мужчины теперь просто не знают, чего от них хотят услышать женщины.
Обеим подругам долго добираться до спортивного зала в районе Суисс-Коттедж, тренажеры там постоянно ломаются, а администратор так злобно смотрит на них, что они считают ее тайным агентом темной стороны. Но ни ей, ни Ники не хочется тратить время на то, чтобы закрыть членские карты и найти другой, более подходящий клуб. Уже несколько лет подряд они встречаются здесь раз в неделю, тяжело дыша, крутят педали велотренажеров, подвергают себя пыткам со стороны сочувственно смотрящих на них двадцатилетних тренеров. Проплыв несколько обязательных кругов в бассейне, они идут в баню или сауну, убеждая друг друга, что это «полезно для кожи», а на самом деле — просто чтобы поболтать.
Ники сегодня опоздала: она готовится к конференции в Южной Африке и задержалась на работе. Они никогда не обижаются друг на друга за опоздания. Что ж, такое случается, карьера — прежде всего. Хотя Элли, вообще-то, так до сих пор и не понимает, чем именно занимается ее подруга.
— А там жарко будет? — спрашивает она, поправляя полотенце на раскалившейся в сауне скамейке.
— Думаю, да, — вытирая глаза, отвечает Ники. — Хотя не уверена, что мне удастся понежиться на солнышке, моя новая начальница — настоящий трудоголик. Хотела взять недельку отпуска по приезде, но она меня не отпустила.
— Ну и как она?
— Да нет, она нормальная, не то чтобы баба с яйцами, но работает на износ и не понимает, почему остальные не хотят так же вкалывать. Знаешь, я скучаю по старине Ричарду, при нем у нас хотя бы по пятницам был длинный обеденный перерыв.
— Ники, у кого сейчас нормальный обеденный перерыв.
— У вас, журналюг, у кого ж еще. Вы же только и делаете, что пьете шампанское за счет редакции, пока берете интервью у очередной знаменитости.
— Ага, как же. Моя начальница мне спуску не дает, — жалуется Элли и рассказывает Ники об утреннем разговоре с Мелиссой.
— Да, тебе надо быть поосторожней, — понимающе кивает она. — Похоже, ты попала в черный список. Статья-то двигается? Может, тогда она от тебя отстанет?
— Пока не знаю, что из этого выйдет… И мне как-то неловко использовать этот материал, — признается Элли, почесывая пятку. — Письма просто чудесные, такие искренние. Если бы мне кто-нибудь написал такое письмо, я бы не хотела, чтобы его читали все, кому не лень.