Не приказал. Попросил.
Даже если я узнаю, что тот молодой лейтенант ошибся, и ты на самом деле отдал приказ, а не просьбу.
Не важно.
Потому что, все произошло раньше. Много раньше. В начале моей политической жизни.
Тоненькая девочка с огненной копной волос. Я всегда была рыжей. Чужой для всех. А еще я всегда была умной. И когда я смотрелась в зеркало и вздыхала, что не похожа на очередную идеальную красавицу, модную либо у нас на Чандриле, либо на Корусканте, то кто-нибудь непременно подавал реплику: Зато ты умная.
Я никогда не была одна наедине с собой. Обычно рядом были люди. Охрана, помощники, секретари.
Зато ты умная.
Фраза, от которой сводило скулы и хотелось что-то сделать. Разбить зеркало, либо крикнуть, что хочу быть дурой.
А еще мне хотелось остаться наедине с собой. И когда это случалось - я была почти счастлива.
Я представляла себе тот идеал, того человека, которого смогу полюбить. Это была маленькая отдушина. Нерациональная и пустяковая, но порой она приводила меня в равновесие. Мой спокойный и рассудительный характер зависел от двух вещей: умения отвлекаться и мечтать.
Но голос рассудка, логичный до тошноты потом обычно наказывал меня, говоря, что такого человека не существует.
А сейчас тот же голос ехидно подначивает:
«Человека, может, и нет, зато вот ситх - очень даже существует!»
Да, ситх существует.
И если он скажет: «Ты умная», то в его голосе не будет сожаления или упрека. Первый раз около тебя человек, который может это признать, не ощущая себя неполноценным.
- Вейдер. Ваше имя. Давно ваше. Сколько же лет?
- Почти двадцать. Если не считать два безымянных года, когда я был вне жизни и смерти. Поэтому сейчас еще не так плохо.
- Хм. Как давно Милорд смотрелся в зеркало?
- Разве это важно?
- Вчера? Месяц назад? Или год?
- Как вы могли заметить, тут зеркал нет. А там где они есть - я отражаюсь в шлеме и маске. Потому как снять могу все это только здесь. Или на Корусканте у Линнарда.
- Подождите, - Мон сунулась в карман, и выяснила, у платья их нет в принципе. - Экран. У вас же здесь экран связи!
- И что?
- Активируйте его и затемните. И получите зеркало.
- Хорошая идея.
- Испытанный способ - смотреть на себя там, где можно увидеть отражение, когда под рукой нет ничего. Кусок транспарастила, пластика окна, даже зеркальная панель комлинка.
- Ни за что бы не придумал так использовать связь...
- Просто - вы не женщина.
Иронично поднятая бровь:
- Да, спасибо, я помню.
- Ну и как вам: нравится отражение?
- Мне нравятся отражения представителей другого пола. И подлинники.
- А серьезно?
- А стоит?
- Стоит!
- Встречный вопрос: а вам?
- Что мне?
- Не прикидывайтесь, что не понимаете. Вам - нравится?
Испуг. Попытка сохранить лицо. Чтобы никто не узнал. И мысль: «зачем?».
Зачем вся маскировка, попытка сохранить лицо - когда он форсъюзер. Когда он знал ответ до того, как задать вопрос.
- Значит, вам нравится, но вы хотите, чтобы я об этом не узнал. Скрытничаем? Забыли, что бесполезно?
То, что это не совсем бесполезно и что есть железобетонные методы некой Падме Амидалы Наберрие - распространяться не хотелось.
- Простите. Обычная реакция. Не знаю, отвыкну ли я от нее. Вряд ли.
Серый лед дрогнул и начал таять.
- За что вы извиняетесь? - тон серьезен, но в голосе теплота. От него, от холодного и ироничного ситха - неожиданно.
- Я должна была сразу честно сказать. И вот сейчас даже легче. Знайте, вид у вас намного лучше того, на который не смела надеяться, и на порядки расходится с тем, что ожидала, - Мон осознала, что сказала (или подумала, все-таки подумала?) больше, чем могла себе позволить, и решила обратить все в шутку: - На мой вкус, если бы смогли обходиться без всего этого, - она указала на шлем, - то разбили бы не одно женское сердце.
За иронией - попытка скрыть нечто важное. Тоже привычка, по сути. И остается только отвечать в тон:
- Благодарю. Предпочитаю душить. Намного, знаете ли, честней и гуманней. Чем разбивать сердца.
Ответить в тон:
- И почему я не замечала ваше чувство юмора?
- Потому, сенатор, что вы не задевали меня... Мой цветущий вид... труды Зейна Линнарда и всей имперской медицины. Пусть они вас не вводят в заблуждение.
Полушутка, полуправда. Игры. Поняла. Стала серьезней. Много серьезней.
Хватит играть? Уже хватит?
- Говорят, что у вас протезы, - спросить перехватившим горлом.
- Один.
- Где?
- Правая рука.
Мон дотронулась до темной перчатки, провела указательным пальцем. Легко. В одно касание. Перчатка, искусственная рука и легкое касание, но Темный Лорд отшатнулся, а потом снял обе перчатки.
- Правую не отличить от левой, - дотронуться рукой до пальцев правой ладони, потом левой, - она даже такая же теплая, как эта.
Темно-серые глаза? С чего она взяла это? Синева морей, теплая синева.
- Да. Не отличить. Наука и прогресс: рука так же все ощущает и так же может болеть.
- Вероятно, все-таки отличит тот, кто отправится в нокаут.
- Вероятно, да.
- Скажите, а зачем вам тогда перчатки?
- Еще один барьер от мира. От тактильных контактов. От ненужной информации.
Переплелись пальцы рук. На миг. Расцепились.
- А костюм? Камера? Что еще не в порядке?
- Легкие. Ожог и отравление легких.
- Но ведь можно имплантат...
- Можно. Но, видите ли, сначала никто не думал, что я выживу. А потом мне было некогда. Все-таки операция - это долго. И искусственные легкие могут не прижиться. Это снова несколько месяцев, - а то и лет! - оказаться запертым в лаборатории Линнарда:
- Но преимущества же неоспоримы!
- Зейн Линнард считает так же. И своих попыток не оставляет.
- Теперь у него есть союзник.
- Да, я уже понял все свои перспективы на ближайшее будущее... и думаю...
- О чем?
- Убежать - не получится. Избавиться - тоже.
- Только через труп.
- Вот я и думаю: - многозначительно произнес Вейдер.
- За убийство с вас спросят, - предупредила госпожа сенатор строгим голосом. Но голос никого обмануть не мог. В глазах прыгали лукавые огоньки.
- Да ну?
- Вам не помогут даже смягчающие обстоятельства.
- Поправьте меня: вы мятежный сенатор, я ситх с разрешением убивать от Императора:
- С удовольствием вас поправлю, - елейным голосом. - Я уже не мятежный сенатор. Благодаря вам, Милорд, я уже в кабинете правительства. Я придумала блестящий план, по выходу из кризиса и уничтожению Альянса и дискредитации повстанческого движения и их лидеров. А вы не просто ситх, а Главком. Так что так. Спросят... вот увидите. Я даже знаю кто.
- Его Галактическое Величество. В первую очередь.
- Ага. Что-то вроде: Вейдер, а куда вы дели такого полезного для Империи работника?
Оба рассмеялись.
- Вы можете смеяться? И продолжаете считать себя неполноценным и больным... Уу... Вам доктор Линнард непростительно потакает.
- И вы теперь его приструните? С удовольствием посмотрю.
- Месть?
- Ну что вы? Небольшой реванш.
Снова смех.
- А все началось на «Тантиве».
- Нет, - серьезно произнесла Мон. Раньше.
- Раньше?
- Раньше. Когда у меня были длинные волосы.
- У вас были длинные волосы? Не представляю.
- Но вы же можете увидеть!
Темнеющая зелень глаз, а в них прорывающийся за внешним спокойствием и даже кажущей отрешенностью один вопрос: «Неужели ты не видишь?»
Вижу.
Огонь... как же он ей мешал...
Обуздать, спрятать вовнутрь, чтобы никто не увидел, не узнал.
Получилось. Вот только волосы остались непослушными и неукротимыми. Пока не пришло кардинальное решение.
- А что видишь ты? - голос дрогнул: в первый раз на ты.
«А что видишь ты сейчас», - уловил он полную мысль.
- Я вижу маленькую девочку с рыжими волосами. Тоненькую как вспыхнувшую в ночи искру.
Очень медленно, задевая по живому каждым словом, откуда-то тихим эхом донеслась песня. Мон не знала, как он ее вызвал. Но это было то, что пела она когда-то, давным-давно, то, что ей вспоминалось в камере Звезды Смерти. То, что она добавила, к старинной чандрильской песне, изменив слова:
Тоненькая девочка
С огненной копной волос.
Ты танцуешь в полупустом зале,
Когда тебя никто не видит.
Ты поешь шепотом звездам,
И слушаешь их песни.
В твоих глазах - отражается ночь.
Тоненькая маленькая девочка,
Внутри тебя огонь.
Он ярче пламени волос.
Никто не знает этого.
Лишь звезды? Лишь звезды!
Тоненькая девочка
С огненной копной волос.
В твоей жизни ничего не происходит.
Минуты складываются в года,
И все течет привычною рутиной.
Кто-то влюбляется, гибнет, живет,
Сходится, расходится, снова гибнет,
Обычная рутина серых будней.
А у тебя ничего не происходит.
Ничего -
Снаружи.
Но внутри горит огонь.
И однажды он прорвется.
Когда встречаются два обычных, пусть и близких человека, они часто не могут наговориться, высказать все, что творится в душе. Здесь не обязательно даже говорить. Можно молчать, разделив чувства и память, путешествовать по воспоминаниям друг друга... узнавать мир заново чужими глазами. Это - любовь? Возможно. А может - и нет. Но это - так много значит...
Окружающие люди. Их много. Сила великая, как же их много. От тебя отсекают толпу, но толпа окружает тебя. Охраной, секретарями, референтами, помощниками и консультантами.
Тяжелая копна волос. С ними некогда возиться. Они непослушны. В довесок к ним требуются служанки. А ты уже не можешь, физически не можешь терпеть около себя людей ночью, и тем более в душе.