Время шло, а он все не объявлялся. Мои надежды таяли по мере того, как утекали минуты. Перед тем как отправиться в школу за детьми, я несколько раз ему звонила, просто чтобы уточнить, где он. Сразу включался автоответчик. Я была слишком раздражена и потому предпочла не оставлять сообщений и сосредоточиться на том, чтобы встретить детей с веселым лицом, что было нелегко.
Они с трудом скрыли разочарование, увидев меня у ворот.
– Папы нет? – спросил Улисс звенящим от возмущения голосом.
– Он занят закупками для ресторана, у него слишком много работы, – отреагировала его сестра.
Лу всегда защищала отца, что бы тот ни говорил и ни делал. В противоположность Улиссу она получала от папы тепло. “Она так на тебя похожа”, – повторял он.
– Я не знаю, где он, дорогая, – честно ответила я, но при этом избегала ее взгляда, как и взгляда Улисса.
По дороге к “Одиссее” мы не сказали друг другу ни слова. Это была тяжелая тишина, из тех, что давят, парализуют и губят. Детям она дается особенно трудно. Они цеплялись за меня своими маленькими ручками, словно просили защиты. Оба они ждали от меня ответов: Улисс – на свой гнев, Лу – на свою тревогу. Но я была бессильна. Бесполезна. Не находила доводов, способных их успокоить. Не могла помочь своим детям в отсутствие их отца.
Когда мы пришли в бар, я усадила их за столик, накормила полдником, а сама спряталась на кухне, чтобы еще раз попробовать связаться с Иваном. И опять попала на автоответчик.
– Иван, это я. Ты где? Я беспокоюсь… Перезвони мне. Я тебя люблю.
Раздражение постепенно сменялось страхом. Ситуация была ненормальная; Иван что-то от меня скрывал. Он уже такое проделывал, обещал прийти поработать в “Одиссею” и заставлял меня безуспешно ждать его часами. Но он почти всегда отвечал на мои звонки, всегда находил оправдания, которые я по большей части отвергала, но он, по крайней мере, отвечал и пытался выгородить себя. Долгое молчание не было на него похоже. Я не осмеливалась допустить, что с ним что-то стряслось. Автомобильная авария. Скверно закончившаяся ссора. Но нет, нечто подобное могло произойти ночью, когда он зависал в мутных барах. Однако последнюю ночь он провел со мной и впервые занялся со мной любовью после того, как много месяцев подряд избегал контактов и с моим телом, и с моим сердцем. Если я стану воображать худшие сценарии, несчастье свалится на нас. Я должна выкинуть свои страхи из головы. Нужно пробудить погасший энтузиазм и улыбку и продолжать ждать. Вот только что мне объяснить детям?
– Дорогие детки! – услышала я через дверь кухни мамин голос.
Моя утренняя неискренняя улыбка, как и следовало ожидать, насторожила ее. С ней был и отец, который спрашивал, где я и где Иван. Мило, любимый мой Мило вернулся домой, и его младенческий смех долетал до меня. Еще немного, и он начнет озираться в поисках Ивана. Как только Мило появился на свет, мне всегда казалось, что он постоянно зовет отца, но его призывы оставались без ответа, даже когда Иван находился в одной с ним комнате. В голове проносились мысли одна страшнее другой, и я едва подавила рыдание. Как бы я ни старалась проявить свои актерские таланты, обмануть родителей не получится. Они засыплют меня вопросами и не отстанут, пока я не заговорю. Прежде чем покинуть свое убежище, я еще раз позвонила Ивану. Глухо. Даже гудков нет. Иван был недоступен. Неужели он вообще не подумал обо мне? Неужели ему не пришло в голову, что я буду волноваться?
– Эрин? Что ты там делаешь? – спросил отец. – Тебя клиенты ждут! А где Иван? Пусть он ими займется!
– Не знаю, папа, я не знаю…
Это вырвалось само собой. Нужно было произнести эти слова, чтобы все стало явью, а я наконец-то начала реагировать.
– Ты о чем?
– Он не отвечает, я понятия не имею, где он… Сегодня утром он уехал на закупки и не явился к обеду, и я ничего не знаю… Я звоню ему, но попадаю на автоответчик.
Его лицо потемнело от беспокойства. Иван уже давно утратил доверие моих родителей, и отвратительный спектакль, который он устроил несколько дней назад на дне рождения Мило, положения отнюдь не исправил. Я прилагала все усилия, чтобы защитить его, скрыть его ошибки, но отец был слишком проницательным. Десять лет, прожитых бок о бок с нами, он наблюдал за достижениями Ивана. И за его проколами. Его многочисленными проколами.
– Он точно поехал за продуктами?
– Да… нет…
– Где припаркована ваша машина?
– На Ба-Саблон, как всегда.
– Я проверю.
Меня он с собой не взял, поцеловал меня в голову и пошел к выходу.
– Не надо пугать детей, твоя мать займется ими, а ты оставайся здесь, обслуживай гостей, веди себя как ни в чем не бывало, даже если это тяжело. Улисс уже спрашивал меня, не видел ли я сегодня его отца.
Он возвратился десять минут спустя с мрачным лицом и что-то шепнул на ухо маме. Я снова позвонила Ивану, спрятавшись в кухне. Я сто раз пыталась с ним связаться. И опять никаких гудков. Та же пустота на линии. Тот же голос робота, повторяющий номер вызываемого. Иван всегда отказывался персонализировать свой автоответчик. Мне всюду мерещились знаки. Его голос нельзя услышать. Как если бы его больше не было. Как если бы я никогда его не слышала. Я вернулась в зал. Подхватила Мило, желая его защитить, крепко прижала к груди и нашла силы послать старшим детям улыбку.
– Милые мои, поднимитесь в квартиру с бабушкой, она искупает вас. Я забыла вам сообщить, что бабушка и дедушка сегодня вечером ужинают с нами! Классно, правда?
– А “Одиссеей” займется папа? – спросил Улисс.
Мой сын очень уж сообразителен.
– Сегодня вечером мы будем закрыты. Давайте! Не тяните!
Я с усилием оторвала от себя малыша и протянула его маме, которая взглядом передала мне свою силу. Как только они ушли, я обратилась к отцу.
– Дай мне ключи от машины, поеду к нашим поставщикам, расспрошу, появлялся ли у них Иван.
– Этим займусь я, ты не в том состоянии.
– Еще как в том! Даже не сомневайся! – возмутилась я, впервые поддаваясь нарастающей нервозности.
Он досадливо покачал головой:
– Мне это не нравится. Я позову твоего брата.
В обычное время я бы потребовала, чтобы он не дергал Эрвана из-за ерунды, но сейчас у меня не получилось протестовать, так как эта “ерунда” все активнее вторгалась в мою жизнь.
– Пока меня не будет, закрой, пожалуйста, бар и позвони своим друзьям из жандармерии, и из больницы тоже. Вдруг Иван попал в аварию, и они не могут со мной связаться. Ты же его знаешь… скорее всего, он уехал без документов, прихватив только наличные, чтобы расплачиваться…
Мой голос звучал ужасно фальшиво. Как если бы я сама ни на йоту не верила в эти предположения. Но ведь ничего другого быть не может, повторяла я себе.
Я много часов колесила по окрестным деревням. Выбирала самые узкие дороги, малоприметные, знакомые и незнакомые. Я убедила себя, что, заблудившись в своей округе, я его отыщу. Я наматывала километры, делала крюки, стремясь ничего не пропустить, вглядываясь в мельчайшие детали. Я ехала медленно, шаря глазами по сторонам, внимательно изучая каждую проезжающую машину в постоянной надежде, что это будет наш автомобиль, а в нем Иван. Он должен был неожиданно возникнуть передо мной чудесным образом, как в наш первый вечер. По дороге я названивала ему и оставляла голосовые сообщения. В некоторых я нервничала, в других заливалась слезами, я говорила ему о детях и о нашей любви. Но вскоре и этот путь закрылся, когда его голосовая почта переполнилась: мое отчаяние забило ее под завязку. Я останавливалась у всех огородников и рыбаков, на устричных фермах, известных Ивану; я звонила в двери домов, если их магазины или склады были уже закрыты. Его не встретил никто. Те, кто прождал его весь день с раннего утра, удивлялись, что я приехала так поздно. Наши заказы стоически дожидались, пока их заберут. Многие поставщики ругались и предупреждали, что больше не будут работать с нами.
– Слушай, вы с Иваном – люди ненадежные! На вас нельзя положиться! Ты просила, чтобы все было свежим, а теперь продукты пропали! Тем более жалко, что для тебя я отобрал самое лучшее.
Я терпела их недовольство, не возражая, и после каждой остановки ужас парализовал меня все сильнее. Мои растерянность и бледность немного снижали градус их возмущения. Некоторые приглашали меня присесть, но все отвечали одно и то же. Нет, они не слышали ни о какой аварии поблизости. Да, они тоже безуспешно пробовали дозвониться до Ивана. Почему они не связались со мной?
– Почему, Эрин? Да потому что ты сама об этом просила, когда делала заказ, и потому, что, по твоим словам, Ивану можно доверять.
Мои старания оградить Ивана обернулись против меня. Они были правы, я сама требовала, чтобы они имели дело напрямую с Иваном и не звонили мне, если он опаздывал или забывал забрать заказ. Я не хотела, чтобы Иван подумал, будто его контролируют, не хотела давить на него, когда он вроде бы почувствовал себя в нашем баре хозяином. И каждый из наших поставщиков заканчивал одной и той же фразой: “Извини, Эрин, но я правда не в курсе… Не волнуйся, ты же знаешь своего Ивана”. Но кто готов был похвалиться тем, что по-настоящему знает Ивана? Даже я больше не взялась бы это утверждать. Да и они, скорее всего, это подозревали, ведь их примирительная реплика звучала фальшиво.
Темнело. Я ничего не выяснила. Отец не звонил, значит, у него тоже ничего нового и Иван дома не объявился. Я остановилась, проезжая мимо моего любимого пляжа Анс-дю-Геклен. Я бывала там, когда нуждалась в спокойствии. Над этим огромным пляжем возле Тропы таможенников[3] нависает форт с тем же названием. Пляж этот зачастую пустынен, и волны с размаху обрушиваются на него. Он всегда меня гипнотизировал. Я как попало припарковалась на обочине, вышла из машины и побежала. Рухнула на песок, беззащитная перед безбрежным океаном, который этим вечером был темно-синим. Лежала на краю разверзшейся пропасти, в которую проваливалась моя разрушенная жизнь. Однако я была не в состоянии бездействовать и снова вскочила, как если бы надеялась спастись, удрать с моста, который разваливался у меня под ногами. Я убегала от реальности, которая с каждой секундой становилась все очевиднее. Я затормозила, когда едва не влетела в воду, и заорала, пытаясь до него докричаться. Я звала Ивана, насколько хватало сил, и мой голос все больше срывался после каждого выкрика. Не мог же он исчезнуть с лица Земли. Не после десяти лет нашей совместной жизни, не после наших троих детей, не после нашей ночи любви. Должна же быть какая-то причина, какое-то объяснение. В кармане джинсов завибрировал телефон, и я спустилась с небес на землю. Вытащила телефон дрожащей рукой. Это он, это непременно он. Разочарование вырвало у меня еще один вопль. Звонил отец.