– Ты где?
– Он там? Скажи, что он вернулся, умоляю тебя, папа…
– Прости, доченька, нет. Но тебе пора ехать домой, уже очень поздно.
Он был прав. Совсем стемнело. Сколько же я пробыла на пляже?
– Дети напуганы… и растеряны…
Я отключилась и на обратном пути не замечала ничего. Ни одного перекрестка, никаких фар, ни одной развязки.
Полчаса спустя я толкнула дверь “Одиссеи”, где меня ждал приятный сюрприз в лице брата в помятом костюме с галстуком. Мне стало чуть поспокойнее, но не хватило сил спросить, как ему удалось так быстро приехать из Парижа. Если честно, я предпочитала не знать, что ради меня он подвергал себя опасности. Я прильнула к нему.
– Мы найдем его, – пообещал брат.
Я не услышала в его голосе особой уверенности, но возражать не стала.
– Иди к детям, папа останется здесь. А я пойду в центр, за стену, обойду тамошние бары… вдруг он со вчерашнего дня там торчит.
– Прошлой ночью он был со мной.
– Когда он ушел?
– Представления не имею, я спала…
– Наверняка он в одном из этих кабаков, где вечно ошивается…
Насмешливое подмигивание брата красноречиво свидетельствовало о том, что он уже давно не ищет оправданий Ивану.
Я нашла маму на диване со спящей Лу на коленях. Она слабо улыбнулась.
– Где Улисс? – прошептала я.
– Он с Мило.
Я взяла дочку на руки, и, к моему облегчению, она не проснулась. Я отнесла ее в кровать и укутала одеялом. Сон защищал ее. Затем я зашла в спальню Мило. Его брат заснул на полу рядом с детской кроваткой. Улисс свернулся клубком. Кто-то, наверное бабушка, накрыл его одеялом; голову он положил на большую плюшевую игрушку. Я не позволила себе погладить его по красивым волосам, опасаясь разбудить. Я была бессильна перед отсутствием его отца. Где мне набраться храбрости, чтобы все выложить детям? Я бесшумно отступила и тихонько закрыла дверь. На несколько часов все трое были ограждены от горя и страха.
Когда я вышла в гостиную, сработал рефлекс, вынырнувший из глубины раннего детства: сейчас я сама нуждалась в маме, и она, похоже, догадалась об этом, потому что развела руки в стороны, а я спряталась в ее объятиях и стала ждать. Чего, не скажу. Того, что проснусь и этот кошмар закончится? Того, что подольше посплю и кошмар сам собой превратится в хороший сон? В нем Иван ворвется в квартиру с тысячей оправданий. Это был бы прекрасный сон, но сны не претворяются в жизнь. По крайней мере, не часто. Я догадывалась, что этот мой сон никогда не станет явью.
Я потеряла представление о времени. Скоро ли восход? Или пока еще разгар ночи? Мать поглаживала меня по волосам, расправляла плед на моем дрожащем от холода теле. И упорно молчала. У нее тоже не находилось слов. Всегда ли так бывает, что мамам их не хватает, когда они видят страдание своих детей? Неужели все мамы приговорены к подавленной растерянности при горе своего ребенка – причем возраст последнего не играет никакой роли – и лишаются волшебной материнской силы, которая считается непобедимой?
Входная дверь открылась очень тихо, но я все равно вздрогнула. Получается, что с этого дня я всегда буду настороже? Не ожидая никакого чуда, я выпрямилась, но не удержалась и разочарованно всхлипнула: на пороге стояли отец и брат. По лицу Эрвана я догадалась, что их разведка не принесла результатов – если я еще нуждалась в каком-либо подтверждении. Отец будто нес на своих плечах всю тяжесть мира, и мне показалось, что за несколько часов его морщины стали глубже. Он сел напротив меня, нервно теребя в руках некий предмет и отводя от меня глаза.
– Папа?
– Пока твой брат переходил из бара в бар, мне надо было чем-то себя занять. Поэтому я немного прибрал в “Одиссее”. Завтра приедут за мусором, вот я и взялся тебе помочь. Когда я выносил мусорные мешки, я… я нашел… получается, он давно подготовился… у него были заранее припасены канистры с бензином для машины… похоже, он не успел… И еще я нашел… я нашел вот это.
Он протянул ко мне руку. На ладони лежал телефон Ивана. Я долго не решалась его взять. Потом дотронулась до него и повертела в руке, как будто ожидая, что телефон даст мне ответ. Я попробовала его включить, так как знала пароль. Оказывается, я ошибалась: Иван позаботился о том, чтобы сменить пароль перед уходом. Получается, он действительно уехал? Покинул нас? Бросил? Все оставил здесь? Ничего не взял? Разве уходят с пустыми руками? Мое дыхание на мгновение прервалось. Если я еще нуждалась в доказательствах, если сомневалась в его бегстве, то мне было точно известно, что есть нечто, способное лишить меня последней надежды. Или, наоборот, возродить ее. Я вскочила с дивана, и они изумленно уставились на меня.
– Оставайтесь с детьми, – потребовала я.
– А ты куда?
– Спущусь в “Одиссею”.
Мужчины, естественно, последовали за мной, проигнорировав запрет мамы, которая поняла, как мне важно, нет, необходимо остаться одной. В баре я тут же направилась за стойку. И сразу обратила внимание на зияющий просвет на книжной полке. Его экземпляр “Илиады” и “Одиссеи”, простоявший десять лет рядом с моим, исчез. Он бы не ушел без него. Эта книга была мне дорога: этот шедевр я бы взяла с собой на необитаемый остров. Благодаря ей мы полюбили друг друга. А Иван цеплялся за нее всю жизнь. В этой книге было все его счастье, его свет, спасение от тоски и боли. Она составляла основу его единственной мечты – прожить череду дерзких приключений; ему позарез нужно было драться, любить женщин и открывать для себя мир и неведомые земли.
Почему я раньше не додумалась проверить, на месте ли она? Несомненно, чтобы защититься от очевидности, хоть ненадолго спрятаться от столкновения с ней. Из моего экземпляра торчал конверт. Я, не раздумывая, вытащила книгу, и она сама собой раскрылась на Песни первой “Одиссеи”. Итак, Иван пустился в вожделенные странствия. Неужели до его возвращения еще целых двадцать лет? Я всхлипнула.
– Эрин?
– Уйдите! – заорала я. – Отцепитесь от меня!
Письмо было адресовано мне, на нем стояло мое имя, нацарапанное неразборчивым почерком Ивана.
– Эрин? Что там написано?
– Я же просила вас уйти! Убирайтесь! Оставьте меня в покое!
Я никогда так громко не кричала. Это был вопль животного. Я еще ни разу не издавала такого. И больше никогда не издам. Они отступили. Когда дверь закрылась, я свалилась на пол. Мое лицо было залито слезами. Я раскачивалась вперед-назад, оттягивая момент, когда прочту прощальное письмо Ивана. Мне не нужно было читать, чтобы догадаться о его смысле. Внутренний голос нашептывал мне, что я всегда этого ждала и должна была подготовиться. Но как представить себе, что любовь всей твоей жизни покинет тебя? Невозможно. Разве что если тебе захочется страдать каждую минуту.
СЕГОДНЯ
Семь лет спустя я была в своем доме. Дети спали, у моих ног разлеглась собака. Я поговорила с Улиссом о письме, не дрогнув и не заплакав. Я заново пережила эти адские часы, и во мне не проснулось ни капли гнева, поэтому я пришла к выводу, что готова перечитать письмо своего мужа.
Эрин!
Я пишу тебе и задаюсь вопросом, сколько времени тебе понадобится, чтобы начать искать “Илиаду” и “Одиссею”? Уверен, что не много. Тебе отлично известно, что я не смогу жить без своей книги.
В общем, это доказывает: ты уже поняла, что я сбежал. Я буду жить для себя, Эрин. Так, как я всегда мечтал. Свободным. Без привязанностей. Ни в чем не буду раскаиваться. Я помню, что сказал тебе в ночь нашей встречи, но мои приключения должны продолжиться. Они не должны ограничиться тобой. И уж тем более детьми. Это твои дети, а не мои. Я не в силах что-либо им дать, не умею и не желаю учиться этому. В мои планы никогда не входило заводить семью, становиться отцом, жениться. Если я женился на тебе, то только для того, чтобы сохранить тебя, не потерять. Но это не я.
Я пытался, все последние десять лет я правда пытался поверить в возможность такой жизни, но я чувствую себя взаперти, в заключении. Я знаю, что причиняю тебе боль. Впрочем, я всегда это делал. Если я останусь, то тебе будет еще больнее, и детям тоже. Они-то ни о чем не просили. Им будет гораздо лучше наедине с тобой, чем со мной рядом с вами. А я всегда был только рядом и никогда вместе с вами. Я больше не справляюсь, я взорвусь, если останусь. Я исчерпал все свои ресурсы. Мне не найти слов, чтобы описать свои ощущения. Мне невыносимо оставаться здесь, с вами. Сам звук ваших голосов меня… Я задыхаюсь. Вы меня душите. Каждое утро, когда я просыпаюсь, внутри меня рычит зверь, готовый причинить вам вред. Ради собственного выживания я могу стать опасным. Именно ради своего, не вашего.
Ты не должна была возникнуть на моем пути, я не должен был разговаривать с тобой тем вечером, нужно было сбежать после нашей первой ночи, нельзя было оставаться, надо было продолжить путь, который я проложил себе, чтобы жить, чтобы получать то, в чем я всегда нуждался. Ты помнишь, как я говорил тебе, что боюсь проснуться слишком поздно, искалеченным сожалениями об упущенной жизни, но именно в такую ситуацию я и попал. Именно туда ты меня утянула. Признаю, я не забыл, как ты сказала, когда ждала Улисса, что справишься сама, что ты в состоянии одна все сделать. Но я тогда уже безумно любил тебя и убедил себя, что мое место рядом с тобой… Был слишком труслив, чтобы бросить тебя вовремя. Был полным мудаком.
Тем не менее я боюсь, что если задержусь с вами, то повешу на тебя ответственность за все, и я уже почти готов это сделать. Но так будет неправильно. Ты этого не заслуживаешь, потому что всегда боролась за то, чтобы сделать меня счастливым. Вот только твое видение счастья не совпадает с моим. Я был бы рад взять тебя с собой в мои приключения, но только тебя, одну тебя, не их… они ничего не значат… А ты отказалась… отвергла то единственное, чего я от тебя ждал…
Поэтому я наконец-то действую по собственному плану. Ты решишь, что я поступаю как эгоист, все так решат. Но мне плевать. И мне по барабану, что меня ждет. Ведь уйдя, я буду жить. Быть может, я сдохну в одиночестве в своем углу. Но я по-любому в конце концов сдохну, раз ты не пошла за мной и тебя не будет рядом. Ну и что? Я сам это выбрал. А оставаясь с вами, я загибаюсь, хоть это немой выбор. Меня заставляют подыхать.