– Почему он заговорил с тобой обо мне? – вдруг спросила она. – В чем причина? Ты утверждал, что вы никогда не обсуждали с ним подробности личной жизни.
– Так и есть, никогда. Я был готов к чему угодно, но не к заявлению, что он женат. Он вывалил на меня все в аэропорту, перед самой посадкой… Умолял пойти к тебе. Сообщил название бара и твое имя, причем мне пришлось их вытягивать из него…
– Так чего же он все-таки от меня хочет?
Она окончательно впала в панику. Неужели Иван не только эгоист, но и опасный тип? А я ни о чем не догадался? То есть мне и моей блистательной наблюдательности был нанесен сокрушительный удар. Почему я не отнесся внимательнее к этим его уходам в никуда? В такие мгновения его мрачная аура отталкивала любого, кому пришло бы в голову приблизиться к нему. Почему я всегда искал ему оправдания, когда по вечерам перед закрытием ресторана он лез в драку? Он, не задумываясь, орудовал кулаками, набрасывался на клиентов, которые как-то не так себя вели, и иногда сам придумывал повод. Кровь и удары не напрягали его. Стоило поразмыслить, и я неизбежно пришел бы к выводу, что он ловил от этих стычек кайф. В любом случае, я не был готов отмахнуться от вопроса Эрин или соврать ей.
– Его интересует, что с тобой сталось, по-прежнему ли ты здесь, в “Одиссее”. Существует ли он еще для тебя…
Она пришла в ужас:
– Он попросил тебя разведать все для него? Какой трус! Вот скотина…
Она знала его как облупленного – именно так, трусом, назвал себя сам Иван.
– А ты что, сразу послушался, бравый солдатик? – кипятилась она. – Ничего не узнал, не заподозрил хоть на миг, что разрушишь чью-то жизнь! Черт-черт-черт! Он исчез и ни разу не дал о себе знать! Похоже, он скрыл от тебя, что свалил посреди ночи, как вор, после того как мы занимались любовью?
Я получил удар под дых. Что за мерзкая история! Слезы текли по ее щекам, тем не менее Эрин улыбнулась. Иронично, зло.
– Нет, конечно, – издевательски воскликнула она, – об этом он тоже не упомянул. Как и о детях. Он только сказал, что бросил жену. И все-таки, неужели тебе ни разу не пришло в голову, что ты имеешь дело с больным? Да и ты сам не лучше его! – орала она.
Это уже был перебор. Я многое мог стерпеть, мог понять ее страдание и гнев. И конечно, часть ответственности, пусть и минимальная, лежала на мне, но это было уж слишком.
Я снова налил себе вина и выпил одним духом.
– С чего ты взяла, Эрин, что я ловлю кайф от того, что вляпался в это дерьмо? По-твоему, у меня нет других дел? Сейчас ты услышишь жестокую вещь: пора тебе усвоить, что не все вертится вокруг вас двоих!
Она вытаращилась на меня, явно не ожидая такой реакции. Но я тоже умею защищаться. И начав, я уже не останавливался.
– Ты должна уяснить, что мы с ним не были друзьями в том смысле, какой для тебя очевиден. Тут все по-другому. И не воображай, что, едва вернувшись в метрополию, я первым делом решил: “Ну-ка, ну-ка, надо же чем-то заняться, так что рвану я, пожалуй, в Сен-Мало и отравлю жизнь женщине, которую отродясь не видел!” Нет, Эрин, я беспокоился о себе, старался найти работу! Ты живешь на берегу моря, как тебе известно! И есть подводники, работающие в твоих краях, с некоторыми ты даже знакома. Мне предложили работу, она меня заинтересовала, и я согласился, вообще не вспомнив ни об Иване, ни о тебе.
Не в состоянии усидеть на месте, я вскочил и принялся мерить шагами комнату.
– Признаюсь, когда я сообразил, где нахожусь, меня это раздосадовало. Но что мне было делать? Ничего! Слышишь, ничего. Я не собирался сбежать из-за вашей парочки! Так что я не пытался тебя найти, у меня были заботы и поважнее.
– Но в тот вечер, когда ты впервые появился в “Одиссее”…
– Если бы приятели предупредили, куда потащат меня выпить, я бы ни за что не согласился! С другой стороны, обрати внимание, я встретил тебя в первый вечер после приезда. Помнишь? Тип, который понравился Дус…
Это прекрасное воспоминание, как будто из другой жизни, вынудило меня сбавить тон. Грустная усмешка проступила на ее измученном лице.
– Я помню.
– Чертова судьба, которой, по-моему, не существует, привела меня к тебе, Эрин! Ты прости. Но такова правда, клянусь тебе.
Она уткнулась взглядом в пол. Каждый из нас погрузился в собственные размышления. Я не пытался угадать, о чем она думает. Мои собственные мысли путались, в них переплелись тревога за нее и ярость против Ивана, сдобренные усталостью. Мне хотелось покоя.
– То есть он не сказал тебе о детях?
– Ни слова. Иначе я бы не сидел напротив тебя.
– Я тебе верю… – Ее голос звучал мягко и одновременно грустно.
– Как же он посмел не обмолвиться о них? Это ведь его дети…
– Он защищал себя. Иван манипулятор, а ты, Гари, не глупее других. Поэтому он повел себя хитро, скрыв от тебя весь размах своего эгоизма и подлости.
– Да плевать мне, Эрин, что он держал меня за полного придурка… Я во всем этом не играю никакой роли. Сколько им лет?
Ее печальное лицо осветилось любовью и теплотой.
– Улиссу шестнадцать, Лу тринадцать, а Мило восемь.
Нетрудно посчитать…
– Это значит, что твоему младшему был год… Какой отец на такое способен?
– Я задаю себе этот вопрос уже больше семи лет. Как мне объяснить им все это? Как объявить, что их отец жив и нашел себе пристанище под солнцем на другом конце света?
Я отошел подальше от нее и ее горя, придавленный грузом вины и стыда. Сам того не подозревая, я только что лишил ее душевного равновесия. Я погрузился в созерцание порта и Интра-Мурос в огнях. Мне могло бы здесь понравиться, но мое будущее сейчас мало волновало меня по сравнению с той катастрофой, которую я спровоцировал. Тем хуже для меня.
– Неплохо бы вернуться назад, Эрин, но это, увы, не получится. Если ты предпочитаешь, чтобы я уехал из Сен-Мало, скажи мне, и завтра меня здесь не будет, я не стану ждать окончания контракта. Глядишь, мне удастся забыть всю эту историю, если я окажусь далеко отсюда.
– Гари? – позвала она.
Я обернулся к ней. На ее лице не осталось ни следа враждебности, и она больше меня не боялась.
– Иван использовал тебя в своих интересах.
– Да, и мне нечем гордиться…
– Повторяю, он талантливо манипулирует людьми и всегда получает то, что ему нужно, уж для меня-то это не тайна. Я не имею никакого права просить тебя уехать. К тому же твой отъезд ничего не изменит, уже слишком поздно. Если тебе здесь хорошо, не жертвуй собой ради нас.
Мы долго не отрывали друг от друга глаз, а потом она покосилась на часы.
– Мне пора. Если дети проснутся, они забеспокоятся, что меня нет дома. Отдашь мне пальто?
Я принес его, не говоря ни слова.
– Можно я провожу тебя? – спросил я, когда она оделась.
– Со мной Дус.
– Так мне будет спокойнее, – настаивал я.
Это было глупо и совершенно неуместно, но меня по-прежнему тянуло к Эрин, как магнитом. Последние минуты, которые мне дано провести с ней, были бесценны. Она кивнула, соглашаясь, и подозвала собаку.
Всю дорогу мы молчали. Дождь прекратился, нас окутала зимняя мгла, создавая особую атмосферу. В десяти метрах ничего не было видно. Все ориентиры исчезли. Она, однако, шагала энергично, подняв голову высоко и гордо, вопреки всему, что на нее свалилось. Печально, но у нее была привычка к невзгодам. Эта женщина умела получать и отражать удары и вызывала уважение. Я был бы рад узнать ее получше, встретить ее до знакомства с Иваном. Она подвела меня к бухте у подножия башни Солидор.
– Мы пришли. – Эрин указала на узкий, но довольно высокий дом.
Она внимательно вгляделась в темный фасад.
– Они спят, – успокоилась она. – Спасибо, что проводил.
Я пожал плечами, чувствуя некоторую непрошеную досаду.
– От меня никакой пользы не было.
Она помедлила, словно набираясь храбрости.
– Последний вопрос.
Я внимательно посмотрел на нее.
– Что ты скажешь Ивану обо мне?
Беспокойство в ее голосе было почти осязаемым. И очень сильным. Она дрожала, и вовсе не из-за ночной стужи. Как ее согреть, как прогнать этот страх?
– Зависит от тебя. Посоветуй, что мне ему сообщить? Если хочешь, могу ничего не говорить.
– А это реально?
– Ему неизвестно, что я в Сен-Мало.
У нее округлились глаза от удивления. И от облегчения.
– Я мечтаю, чтобы он оставил меня в покое. Он бомбардирует меня сообщениями и телефонными звонками, на которые я в основном не отвечаю. И я с собой договорился, что если вдруг случай распорядится так, что я с тобой пересекусь, то я подожду и понаблюдаю, что и как, и только после этого свяжусь с ним… Если его жена счастлива, я не возьму на себя ответственность испортить ей жизнь. Так я решил, а ты можешь думать что угодно. Ты была счастлива до того, как явился я?
Она кивнула.
– Ну вот, поэтому решать тебе.
– Но он же будет тебя доставать? Он никогда не оставит тебя в покое.
– Это моя проблема, а не твоя.
Она вздохнула, устало и грустно:
– Я должна подумать, обсудить с детьми… Нельзя скрывать от них то, что я узнала от тебя. И я не представляю, к чему они придут…
– Если тебе понадобится его номер телефона, или чтобы я позвонил ему вместо тебя, или если твои дети будут задавать вопросы, на которые у меня есть ответ, ты знаешь, где меня найти…
Она кивнула, продолжая наблюдать за мной. Я заставил себя отойти от нее.
– Спокойной ночи, – промямлил я.
Печаль, прозвучавшая в моем голосе, меня не удивила. Мне не удалось ее скрыть. Если по правде, мне было грустно оставлять ее. Она придержала меня за руку, я обернулся к ней, и она тут же отпустила меня, как будто не ожидала от себя такого жеста.
– Гари… спасибо.
Она бросила на меня последний мягкий взгляд и ушла. Я подождал, пока она закроет дверь, и тоже двинулся домой.
13Иван
Две недели. Целых две недели он упорствовал, убеждая ныряльщика собрать новости о его жене. Ему не удавалось найти рычаг, чтобы надавить на того. За семь лет своей одиссеи он впервые натолкнулся на стену, встретился с сопротивлением. Ему всегда удавалось соблазнить, пустить в ход манипуляции, схитрить, чтобы выцарапать желаемое. Он всегда выпутывался из всех ситуаций, даже находясь в шаге от смерти или угодив в полное дерьмо. Но, главное, именно сейчас то, чего он добивался, было для него жизненно важно. Дайвер обязан оказать ему эту чертову услугу! Ему необходимо быть в курсе того, что там творится. Ему было трудно объяснить себе поведение Гари. Выходит, этот чувак не так прост, как Иван себе представлял. Он задействовал все ухищрения, чтобы заставить хмыря подчиниться, чередовал лицемерную вежливость с едва завуалированными угрозами. Ничего не срабатывало. Тупой он, что ли? Скорее всего, этот малый слишком наивен, чтобы насторожиться, спросить себя, не грозит ли ему опасность, если он не сделает того, что от него требуется.