– Ты ошибаешься, – возразила я. – Мы знаем, где он, что делает… Знаем, что он жив… Это уже немало… Ему должно быть известно, что я собираюсь развестись с ним, но, чтобы внести ясность, дети, для меня это ничего не меняет. С другой стороны, вы…
– Мы – что?
– Вы… Если вы захотите ему позвонить, задать ему вопросы, мы возьмем у Гари номер его телефона, он у него есть. Я его попрошу, и он даст…
– А почему папа сам нам не звонит? – спросила Лу.
– Потому что не хочет, – злобно бросил ее брат.
– Откуда ты знаешь?
– Не придумывай себе сказки, он ушел, наплевав на нас… Не жди чудес… Мы даже не представляем себе, кто он сейчас. Ты бы узнала его, если бы встретила на улице?
Лу сникла:
– Ты прав, я его почти не помню…
Она вдруг вскочила:
– А что мы скажем Мило?
– Ничего! – нервно воскликнул Улисс. – Мама, он ничего не поймет… Он больше не спрашивает про него, не требует папу… Мы забыли его рожу, но у нас есть какие-никакие воспоминания, а у Мило нет ничего, у него совсем ничего не осталось. Подожди, мама, пожалуйста, подожди, вдруг па…
Улисс тоже не выдержал, и мне стало легче. Этот первый слог слова “папа” значил очень много. Сын храбрился, играл во взрослого, в главу семьи, но отсутствие отца не восполнить ничем. Я мечтала, чтобы он произнес это вслух. В определенном смысле он это сделал, хотя требовалось еще поработать, чтобы смягчить сердце моего старшего сына.
– Не волнуйтесь за Мило, – спокойно пообещала я. – Пусть пока остается в неведении, он еще слишком маленький… Надеюсь, что не совершаю ошибки, но я пока не хочу говорить с ним о вашем отце. Поэтому я надеюсь на вас, на вашу сдержанность. Я не могу помешать вам обсуждать все это между собой, но будьте осторожны, у вашего младшего братца ушки на макушке.
– Конечно, мама.
Я протянула руку Улиссу, и он тоже спрятался в моих объятиях. Я прижимала детей к себе, а они потрясенно молчали. Мы целую вечность просидели, не издавая ни звука и изо всех сил притискиваясь друг к другу. Потом Улисс позвал сестру спать. Она не возражала. Дети поцеловали меня, поднялись по лестнице и впервые не стали ругаться из-за того, кто первым займет ванную. Когда двери их комнат закрылись, я пошла наверх. Заглянула к Мило, который крепко спал, свесив руку с кровати, в окружении любимых мягких игрушек. Все последние дни он вроде бы вел себя спокойно и не догадывался о том, что терзало его брата и сестру. Мы будем втроем стараться защитить его. Затем я зашла к Улиссу, он лежал на кровати одетый и смотрел в потолок. Я села рядом с ним и запустила пальцы в его кудри.
– Как, по-твоему, тебе удастся заснуть?
– Как получится… Наверное, мама, я все же прочту его письмо.
– Я не собираюсь запрещать тебе и не стану перекладывать его на другое место, но… после сегодняшнего вечера, боюсь, это будет тяжеловато.
– То есть в его письме я не открою для себя классного чувака?
– Не мне об этом судить, Улисс, сам составишь впечатление. Ты достаточно взрослый, я тебе это уже говорила.
Я бережно поцеловала его в лоб.
– Я люблю тебя, мама.
– И я тебя, мой родной. Если что-то пойдет не так, я внизу.
Он повернулся к стене. Выходя из комнаты, я наткнулась на Лу. Она, уже в пижаме, ждала меня на лестничной клетке.
– Можно я буду спать с тобой, мама?
Когда через несколько минут я скользнула в постель, она лежала, свернувшись клубочком под одеялом, но тут же прильнула ко мне.
– Я совсем растерялась, мама, – прошептала она.
– Мы со всем справимся, обещаю тебе. А теперь спи, Лу, любимая, спи…
15Гари
Вот уже четыре недели я жил и работал в Сен-Мало. Поддерживал связь с родными и ждал, пока наберусь храбрости и поеду к ним. В конце концов мне удалось хоть где-то осесть, по крайней мере, так считала мать, поэтому ее беспокойство немного сгладилось. Она полунамеком призналась мне, что я теперь гораздо ближе к ним, чем когда-либо раньше. Значит, я сумел ее приободрить. Невеликое достижение по сравнению с тем, что мне еще предстоит сделать, чтобы восстановить наши отношения.
Все могло бы быть прекрасно, я бы начал подыскивать здесь постоянное место работы, но в последние две недели я избегал Эрин, не отвечал на звонки Ивана и удалял его сообщения, не прослушав. На него мне было глубоко наплевать, но вот Эрин… Я был обязан ее защитить. Каждый день, возвращаясь с работы, я доходил до конца набережной. Преодолев еще сотню метров, я попал бы в “Одиссею”, то есть к ней, спросил бы, как у нее дела. Я подыхал от желания увидеть ее. Едва справлялся, подавляя его в себе.
Я, несомненно, страдал от нехватки человеческого тепла, если стал одержимым женщиной, которую видел всего три раза. Женщиной, которая приняла меня за безумца и к тому же боялась мужчин. Каждый вечер по дороге домой я не переходил воображаемую черту, проведенную между нами. От этого мое стремление бросить якорь в здешних краях заметно ослабевало. Зачем распаковывать чемоданы в городе, где я избегаю одного из его жителей? Причем не какого попало, а ту, что снилась мне каждую ночь, но отказывалась иметь со мной дело… Вот доказательство: по вечерам она выходила на набережную со своей собакой, но больше ни разу не прошла под моими окнами. Почему я так тосковал по ней? Я ждал ее вечер за вечером. Город, безусловно, не ограничивался кварталом, где она живет, но у меня не получалось убедить себя в том, что я имею право здесь оставаться. Ее просьба: “Не жертвуй собой ради нас” – относилась лишь к двум ближайшим месяцам и была высказана только из вежливости или, может быть, чтобы извиниться за то, что она приняла меня за дурного человека.
В тот день я поднимался вместе с коллегами на паромный причал Най, где после рабочего дня нас высадила лодка Zodiac.
– Привет, Улисс! Привет, Лу! – крикнул кто-то из парней. – Что вы здесь делаете?
Я не слышал ответа и окинул беглым взглядом двух подростков. Дети Эрин. Я заставил себя не есть их глазами, не выискивать сходство с матерью, не пытаться увидеть ее, пялясь на них. Я был смешон.
– До завтра! – попрощался я со всеми сразу.
– До завтра, Гари, хорошего вечера.
Я миновал подростков, не обращая на них никакого внимания, сфокусировавшись на воображаемой точке где-то вдали, и призвал все свое умение контролировать эмоции, чтобы не броситься бежать от них или не обернуться, чтобы рассмотреть их.
Я преодолел полдороги к дому, когда они меня нагнали.
– Гари! Подождите! Пожалуйста!
Я остановился, сгорбился и воззвал к небесам, моля их заставить меня откликнуться на их просьбу. Эрин, скорее всего, с ними побеседовала, и я стал для них частью истории. Они остановились в нескольких метрах от меня и старательно прятали глаза, смущенные тем, что насели на чужого человека. Лу была точной копией матери, с такими же непослушными каштановыми волосами и тонкими чертами. Таких, как у Улисса, золотистых кудрявых волос не было ни у Эрин, ни у Ивана, но внимательные голубые глаза он взял от матери, а черты лица явно унаследовал от отца; его сходство с ним впечатляло. Однако ощущаемая в облике Улисса трещинка заметно смягчала жесткость, характерную для Ивана. Дети напряженно молчали, пока я их изучал. Они нуждались во мне, чтобы начать разговор.
– Я могу вам чем-то помочь?
Лу толкнула брата локтем.
– Давай, – прошептала она так громко, что нельзя было не услышать. – Спроси у него.
Улисс заворчал на сестру и выпятил грудь. Я про себя улыбнулся тому, как он тужится выглядеть крутым малым, хотя ему здорово не по себе.
– Вы вроде бы знакомы с нашим отцом, его зовут Иван.
Голос Улисса дрожал. Упомянуть имя отца стоило ему огромных усилий. До этого я много размышлял о том, какую драму пережила Эрин, сознательно исключая из поля зрения детей, поскольку подозревал, что их боль мне не вынести. Я не ошибался. Они стояли передо мной, правда без младшего, и теперь существовали для меня по-настоящему, а не только в описаниях Эрин. Злость и ярость охватили меня. Я подавил их ради этих детишек, которые не имели никакого отношения к моим личным переживаниям. Их интересовал только отец.
– Да, я с ним встречался.
Лу засияла, и я сразу узнал Эрин.
– Расскажите нам о нем, пожалуйста, – умоляющим голосом попросила она.
– Ваша мать в курсе, что вы здесь?
– Не совсем, – выдохнул Улисс, не слишком довольный собой.
Я подчеркнуто громко вздохнул. Как будто мне не хватало забот…
– Почему вы просите меня об этом? Вы ведь уже услышали от нее все, что я ей сообщил? Я мало с ней общался, но все равно уверен, что она не из тех, кто станет вас обманывать.
Они обменялись огорченными взглядами: я не облегчил им задачу.
– Вы честно не узнавали, где он был до приезда на Реюньон? – продолжали настаивать они.
– Вашей матери уже известно, что мы с ним никогда не обсуждали эту часть его жизни, клянусь вам.
Улисс был недоволен:
– Как-то странно… Вы же были друзьями, разве нет?
Как объяснить ребенку, даже если он вот-вот догонит меня по росту, что в определенных обстоятельствах взрослые стараются выдать себя не за тех, кто они есть на самом деле? Поддержать легенду. Насколько я мог судить, Улисс на такое был бы не способен; я догадывался, что он парень прямой, чистосердечный, полная противоположность своему отцу.
– Ну, это слишком громко сказано. Мой прежний образ жизни, как и образ жизни вашего отца, не располагает людей к тому, чтобы изливать друг другу душу.
– Потому что у вас есть тайны?
Он делался все более подозрительным, что не должно было меня удивлять. Недоверие наверняка стало второй натурой их семьи.
– У некоторых есть, у других нет… Как я недавно убедился, у Ивана их немало.
Я все-таки ввязался в это. Косвенно подставил его отца, стремясь защититься: я был против того, чтобы Улисс пришел к выводу, будто я что-то от них скрываю и сам ничем не лучше Ивана. Улисс сообразительный парень, с ним надо быть начеку. Мой ответ неожиданно его удовлетворил.