– Что ж, давай ложиться.
Эта ночь была не такой, как другие. Когда мы занимались любовью, меня не одолевали никакие скверные воспоминания, ничто нам не мешало, Гари больше не надо было осторожничать, боясь ранить меня. Нам нравилось не торопиться, причем настолько, что мы переходили все пределы выносимого. При каждой ласке, каждом поцелуе, каждом толчке бедер у нас шепотом вырывались фразы, которые побуждали нас снизить темп, призывали к терпению и были нам абсолютно необходимы. Вопреки опьянению от удовольствия и желания, мы никогда раньше так ясно не осознавали то, что говорим друг другу. “Как-то мы быстро”. – “Очень быстро”. – “Слишком?” – “Нет”. – “Нет”. – “Невозможно остановиться”. – “Не могу”. – “Невероятно”. – “Боюсь, вдруг мне это снится”. – “Я люблю тебя”. – “Я люблю тебя”.
Я улыбалась в темноте своей спальни, Гари был в моих объятиях, он уткнулся лицом в мою грудь, а моя ладонь бродила по его волосам. Мне было хорошо, очень-очень хорошо. Я чувствовала, что всё на своих местах. Мы услышали вдалеке голос Улисса. Его приход нельзя было пропустить – он споткнулся на ступеньке и еле сдержался, чтобы не выругаться. Деликатностью он не грешил и легонько постучал в мою спальню. Гари приподнял голову и покосился на меня.
– Спокойной ночи, мама, спокойной ночи, Гари.
– Спокойной ночи, мой дорогой, – с трудом выдавила я и толкнула локтем Гари.
– Сладких снов, Улисс.
Мы захихикали, притворяясь, что смущены.
– Круто, – весело ухмыльнулся мой сын и стал подниматься к себе в спальню.
В тот момент, когда я собралась уснуть, меня как будто что-то укололо.
– Если ты встанешь, а я еще буду спать, разбуди меня.
– Да ты что! Зачем тебя будить, если ты спишь?!
– Гари, не дай мне открыть глаза в пустой постели.
Он все понял и крепко поцеловал меня.
– Я тебя разбужу, обещаю.
– И будешь будить каждое утро?
– Каждое утро.
Он обхватил меня руками, и я заснула, прильнув к нему.
21Иван
Он уже надел рюкзак и дотронулся до внутреннего кармана. Его “Илиада” и “Одиссея” надежно спрятаны. Это главное. У него сохранились неплохие воспоминания о здешнем ресторане.
Проведенная на Реюньоне пауза в странствиях была интересной. Он был доволен собой – ему удалось оставаться на одном месте целых два года. Он обеспечил публике зрелище, повлиял на многие умы. О нем еще сколько-то поговорят. Где бы он ни оказывался, он старался оставить о себе неизгладимое воспоминание. В конце концов, эта заморочка с разводом не так уж серьезна, он все равно не просидел бы здесь долго. Он уже перезнакомился и пообщался со всеми здешними обитателями, после чего заскучал. Он развлекся. Собрал немного денег, чтобы дожить до следующего этапа. Натрахался вволю. Пора поискать другие охотничьи угодья. У него имелось несколько идей насчет продолжения своей одиссеи. Она еще не закончена. В этом он был убежден. Он не позволит каким-то вестникам несчастья принимать решения за него.
Но прежде всего требовалось стереть все следы своего пребывания здесь. Исчезнуть. Это он любил больше всего. Его всегда возбуждали последние минуты перед окончательным переездом. Обычно это был просто некий ритуал, но сейчас в нем появилась насущная необходимость. Он всегда понимал, что сильно рискует, устраиваясь на французской территории, пусть и на другом конце света. Далеко от метрополии. Это слово все время было на языке у придурка дайвера, и он заставит его жрать это слово, пока тот не подавится им. Интересно, сколько он вытерпит, учитывая его потрясающее умение задерживать дыхание? Недостаточно долго. Его терпение бесконечно. Он выследит ныряльщика. Тот допустил громадную ошибку, сообщив, где живут его родители. Сам того не подозревая, он вручил ему возможность совершить акт мести. Придурку придется заплатить за то, что он обманул оказанное ему доверие. Предатель должен ответить за свои действия и повиниться.
Но это будет позже.
Он пройдет этап за этапом.
Его метод навязывал ему определенные обязательства, и, если их не выполнить, удовольствие не будет таким ярким.
Он сделал первый большой глоток рома, потом второй, третий, четвертый. Чиркнул спичкой и глубоко затянулся, сжимая сигарету двумя пальцами. А затем запустил бутылкой в стену и звук разбивающегося стекла вырвал у него довольное рычание. Вторая спичка. Он уставился на ее пламя, улыбнулся и швырнул горящую спичку на сухие листья банана. Они начали потрескивать, и он возликовал. Бросил на пол телефон и раздавил его яростным ударом каблука. Собрал осколки, убедился, что от симки остались одни воспоминания и выбросил все в кучу, которая скоро превратится в огромный костер, освещающий тьму ночи.
Без малейших душевных переживаний он повернулся спиной к этому этапу своего приключения.
Пора было садиться в самолет.
22Гари
Несколько часов назад мой контракт закончился. Я уже закрыл дорожную сумку, уложил снаряжение и готовился покинуть квартиру. В ожидании владельца, который придет за ключами, я в последний раз полюбовался картиной, открывающейся из моих окон. Она была великолепна, особенно на закате. Никогда не забуду, как она восхитила меня в первый раз. Я тогда был потерянным, но готовым снова распорядиться своей жизнью, хоть и не знал, как за это взяться. Инстинктивно делал какие-то шаги. Два месяца. Восемь недель. Короткий срок для некоторых. Длинный для других. Для меня – интенсивный. Невероятный. Нереальный. Сбивающий с толку. Фантастический.
Эта квартира символизировала целый этап. Мне захотелось сделать ее своей, обустроиться здесь, пусть и всего на пару месяцев, научиться распаковывать чемоданы. Мне это удалось. Я ощущал легкие уколы ностальгии, но никакой грусти.
Погружение в незнакомый океан не страшило меня. Я обладал всеми необходимыми навыками. Но погружение в неизвестную жизнь оказалось гораздо более головокружительным. Буду ли я на высоте своих обязательств? Я проживал последние дни того, что составляло все мое существование с восемнадцатилетнего возраста. Я отворачивался от самолетов, одиночества, отсутствия привязанностей, бродяжничества. Начинал жизнь, о которой всегда мечтал, и не сомневался, что найду в ней свое место.
Наконец-то я переключался на оседлую жизнь.
Первой в этом направлении стала работа. Хозяин позвал меня два дня назад и объявил, что готов к долгосрочному найму. Этот кекс потрепал мне нервы своей проверкой, но оно того стоило. Я прошел ее с блеском, сохранял спокойствие, старательно работал и не бросил контракт на полпути. Я постепенно восстанавливал свою профессиональную репутацию. С завтрашнего дня я буду в штате, с собственной строчкой в зарплатных ведомостях, оплачиваемыми отпусками, четким рабочим графиком, постоянными коллегами – со всем тем, с чем я до этого не сталкивался ни разу за всю свою трудовую жизнь.
Ну а дальше меня ждет самое большое, самое прекрасное и самое головокружительное приключение: через час я поселюсь у женщины, которую люблю, и буду жить с ней и ее детьми. Когда срок моей аренды подходил к концу, мы с Эрин думали поискать мне другую квартиру. Мы тогда молча, как в последнее время это случалось с нами все чаще, уставились друг на друга, после чего оба расхохотались. Мы сообразили, что мне не нужно новое съемное жилье. После первой ночи, целиком проведенной в ее доме две недели назад, я больше ни разу не ночевал у себя. Значит, аренда псевдохолостяцкой квартиры пригодилась бы только как подтверждение того, что мы не торопим события. Но кого мы собирались в этом убеждать?
Никого. У нас самих не было никаких сомнений и ни малейшего желания притормозить. Мы, напротив, чувствовали, что должны наверстать упущенное, возместить утерянное общее прошлое, которое мы не разделили друг с другом, и создать общее будущее.
Мы понимали, что это колоссальный вызов, но все равно решили ответить на него. Эрин спросила детей, согласны ли они, причем я сам настоял, чтобы она это сделала. Я отдавал себе отчет в том, что жизнь Улисса, Лу и Мило резко изменится. В последние годы Эрин полностью принадлежала им и, хотя с каждым днем они проявляли растущую привязанность ко мне, я все равно оставался для них чужаком. Вечером, когда состоялся этот разговор, я оставил их четверых наедине. И как последний кретин мотался по своей квартире, пребывая в страхе и готовясь к мысли, что они меня отвергнут. Все трое детей вместе позвонили мне и попросили присоединиться к ним. Они тоже торопили события и были такими же неуправляемыми, как мы.
Я постоял, не двигаясь, на набережной Ба-Саблон, с сумками у ног. Солнце слепило меня. Я надел темные очки и улыбнулся, как, думаю, никогда раньше не улыбался. Немного погодя я закинул вещи на спину и двинулся в свой дом. В наш дом.
23Иван
Ему понадобилось несколько дней, чтобы добраться до Сен-Мало. И вот он наконец здесь. Он испытал облегчение, узнав, что “Одиссея” осталась “Одиссеей”. Витрина не поменялась. Яркое солнце служило объяснением, почему он не снимает бейсболку. Его не должны были заметить. Прежде чем приступить к наведению порядка, следовало понаблюдать, оценить обстановку, когда-то хорошо ему знакомую, но теперь ставшую другой. Итака изменилась. Он бродил по окрестным улицам, часто возвращаясь к бару, чтобы не упустить ее. Он дрожал от нетерпения при мысли, что снова ее увидит. С трудом справлялся с дрожью. Все больше нервничал: террасу обслуживала не она, а какая-то неизвестная ему женщина. Неужели Эрин рассталась с “Одиссеей”? Нет, это невозможно. Она слишком ее любила. Как и эти придурки, ее родители.
Он собирался еще раз обойти квартал, чтобы его не засекли, но тут она наконец-то появилась.
Его жена.
Она выходила из бара. Как тогда, когда она впервые возникла перед ним, и он с трудом удержался, чтобы не похитить ее и не отыметь немедленно. Она стала еще красивее, чем в его воспоминаниях, еще желаннее. Откуда у нее эти новые чувственные формы? Его руки скоро схватят их. Он не вытерпит ожидания. Пожалуй, он утолит свою жажду после закрытия, как в их первый вечер. Она будет одна, одна и в его власти. Они снова будут вместе. Наконец-то.