И все же, когда он увидел, как после возвращения дайвера и Эрин в доме погас свет, что-то в нем надломилось.
29Гари
Меня осторожно трясли за плечо. Я отказывался просыпаться. Вчерашний день был насыщенным, мы такого не ожидали, и он буквально выпотрошил нас с Эрин. Мы свалились в постель и тут же уснули, обнявшись. Мне казалось, что мы вроде бы о чем-то говорили, засыпая. Уже не вспомнить, кто первым из нас не смог закончить фразу. Но я, как ни крути, чувствовал на своем плече маленькую ручку. Я приоткрыл один глаз: надо мной наклонилось улыбающееся личико Мило.
– Ты вернулся! – воскликнул он.
Эрин зашевелилась.
– Тсс, мама еще спит, – прошептал я. – Ну да, конечно, а почему ты спрашиваешь? Ты боялся, что я не вернусь?
Мило сконфуженно кивнул. Он и впрямь испугался.
Я прижал палец к губам, прося помолчать и кивая головой на его мать.
– Пошли, позавтракаем вместе.
Он беззвучно захлопал в ладоши и выскочил из спальни. Я уже собрался закрыть за нами дверь и тут вспомнил о своем обещании. Вернувшись, я присел на корточки у кровати поближе к лицу спящей Эрин.
– Эрин, – прошептал я ей на ухо, – я встаю.
Она слабо улыбнулась и похлопала ресницами.
– Вообще-то я проснулась раньше тебя.
– Ты никак не реагировала…
– Он пришел к тебе, а не ко мне.
Я страстно поцеловал ее.
– Ого-го! Я собираюсь поспать подольше.
– Спи сколько захочешь.
Днем я с изумлением услышал, что накануне дети волновались из-за меня. Дело в том, что перед самым нашим отъездом к родителям я был не очень-то разговорчивым и не таким жизнерадостным, каким они привыкли меня видеть. Облегчение, проступившее на лице Мило, когда он понял, что я опять здесь, растрогало меня до глубины души, и я сделал вывод, что обязан ограждать их от перепадов моего настроения. Правда, я надеялся, что скоро таких перепадов будет гораздо меньше. Я стал более раскованным. Воссоединение с родителями превзошло все мои мечты и стало реальностью почти само собой. Нам еще придется пройти оставшуюся часть пути, но первые шаги уже сделаны. Нам нужно будет заново узнавать друг друга и учиться быть вместе. Потерянное время невосполнимо, но я не сомневался, что мы еще проживем вместе много прекрасных моментов. Мне было так хорошо у них, почти как у себя, в их доме сохранилось мое место. Конечно, очень помогло, что я был с Эрин, и меня успокаивало, что родители познакомились с ней и оценили такой, какая она есть. Мне даже начало казаться, что они знакомы с Улиссом, Лу и Мило. Отец взял под свое крыло всех нас пятерых. А мать оказала мне величайшую услугу, рассказав все Эрин. Я не уточнял у нее подробности их беседы, меня это вообще не касалось. Главное, что отныне Эрин известно обо мне все – мои раны, горести, радости и недостатки. И она эти недостатки восполняла. Улисс, Лу и Мило восполняли их. Они выделили мне особое место в своей жизни.
Не поверить, что еще два месяца назад моя вселенная ограничивалась моим собственным жалким существованием. Меня разъедали сожаления, а сегодня я ради них сознательно задвинул свои переживания в дальний угол. Ради них четверых.
Странная это штука любовь. Она увеличивается в десятки раз и дробится; ты не успеваешь заметить, когда она зародилась, как вдруг ее очевидность сбивает тебя с ног. Я полюбил Эрин не ради детей. Я полюбил ее самое. Я любил ее как восхитительную женщину, какой она и была – раненая, но сильная. Я любил ее глаза, ее смех и улыбки. Ее кожу и вздохи. Я любил ее, когда она дулась или притворялась, что сердится. Я любил ее, когда она управляла своим баром железной рукой в бархатной перчатке. Я любил ее, когда она собиралась заплакать, но пыталась это скрыть. Я любил ее, когда она подгоняла меня или ставила на место. Я любил ее за привязанность к своей семье. Я любил ее, потому что она была щедрой и оказала мне доверие, сблизив со своими детьми, которых охраняла, как волчица.
Я был достаточно проницательным, чтобы отчетливо представлять себе, что мои теплые отношения с ее детьми в наших с ней интересах. Если бы мы с ними не выносили друг друга, если бы они инстинктивно отвергли меня, я не был бы здесь, с ними. В принципе мне было бы достаточно просто считаться с ними. Мне бы этого хватило, а Эрин, скорее всего, удовлетворило.
Но в действительности все вышло иначе. Я бы никогда не стал претендовать на то, чтобы быть их отцом, занять его место, пусть он сам его оставил и никогда не собирался себе его возвращать. Я не ждал, что они полюбят меня как отца. С другой стороны, я любил их больше жизни и именно благодаря им, даже если они этого не сознавали, открывал для себя, что такое отцовская любовь. За них я мог бы и убить, и умереть. А ведь я их так мало знал. Как будто они и на свет появились для того, чтобы я их полюбил.
Я любил Улисса за его ироничность, за его хрупкую, с маленькой трещинкой, радость жизни. Любил за его стремление защитить мать, брата и сестру. За всегдашнее воодушевление. За юмор, искренность, зашкаливающее обаяние, укорененность в невымышленном мире.
Я любил Лу за ее серьезность, за хитрый взгляд, намекающий, что не такая уж она усердная ученица, какой старается выглядеть. Любил за тонкость, за всегдашнее желание вникать во что-то новое и разговаривать с людьми. За глубокую печаль, которую никому и никогда не утолить. За умение держать голову высоко. И за ее невинное очарование.
Я любил Мило, потому что он был таким трогательным. Любил, потому что он боялся вырасти, но при этом отчаянно силился выглядеть постарше. Я любил его за беззаботность и просил небеса навсегда сохранить ему частицу этой беззаботности. Любил за веселье, смех, за обидки и капризы. А еще за то, что он не управлял своими эмоциями и делился со мной своими мыслями и чувствами.
Я любил их всех четверых, потому что они были такими красивыми, когда собирались вместе. И я любил их за то, что они разрешили мне стать за них ответственным.
Быть сильным, не обманывать себя. Занять свое место. Быть тем, кто я есть. Я любил их, потому что они стали моей семьей. Моими родными детьми.
Вечером я собирался выйти с Дус, но Эрин меня остановила:
– Постой, Мило нужно что-то тебе сказать.
Весь день он не отходил от меня.
– Но ты не обязан идти к нему, Гари, нечего потворствовать всем его капризам.
– А это точно каприз?
Она покачала головой, явно растроганная.
– По-моему, он привыкает, привыкает к тому, что ты всегда рядом, учится любить тебя, но боится, всегда будет бояться. Как и Улисс с Лу. Ты готов постоянно успокаивать их?
Я поцеловал ее и взобрался на последний этаж.
– В чем дело, Мило?
– Ты никогда не уедешь? Ты нас не бросишь?
Я погладил его по голове.
– Иногда мне нужно будет уехать по работе на несколько дней, но я обязательно буду возвращаться. Всегда. Пока ты, твой брат, твоя сестра и особенно твоя мама будете этого хотеть, я останусь с вами.
Он вскочил на кровати и повис у меня на шее.
– А ты когда-нибудь отведешь меня в школу? И придешь за мной днем?
Я такого никогда не делал, но мечтал об этом.
– Если мама согласна, я с удовольствием. А теперь тебе пора спать. А то она будет недовольна.
Он засмеялся и снова улегся. Я поцеловал его в лоб.
– Хороших тебе снов.
На лестничной площадке я встретил Улисса и Лу.
– Это правда – то, что ты обещал Мило? Что никогда не оставишь нас? – спросила Лу.
– Предполагаю, что вам обоим трудно доверять мне, но я не брошу вас, и я не брошу вашу маму. Я здесь. Ради нее. Ради вас. Ради каждого из вас.
– Тогда все прекрасно, такой ответ нас очень радует, – с облегчением заключил Улисс.
30Иван
Дайвер вывел собаку Эрин на прогулку, как каждый вечер. У него уже завелись привычки. Он автоматически направился в Ла Сите д’Алет, насвистывая по дороге.
Он позволил дайверу опередить себя метров на двадцать, а потом вышел на охоту. Весь день он присутствовал при семейном выходном. Его такое времяпрепровождение никогда не устраивало. Он всегда отказывался от этого. Избегал. И даже когда считал себя довольно терпеливым, так или иначе все портил в конце концов. А этот придурок охотно проводил день с семьей. Для начала утром он отправился в булочную, прихватив Мило, и они вдвоем принесли свежий хлеб и круассаны. Позже дайвер совершил пробежку, на этот раз с Улиссом. Они бежали вместе, в одном ритме, изредка обмениваясь какими-то дружескими фразами. Днем, в пять часов, они вышли все вместе. Он последовал за ними. Вел слежку. Лу без умолку болтала с этим типом, она им восхищалась, а он внимательно слушал ее, всякий раз отвечал, ему как будто было интересно и важно каждое слово в том потоке, который она на него обрушивала. Постоянно, как бы мимоходом, он притягивал к себе Эрин, целовал ее волосы или ждал, чтобы она прижалась к нему.
А он брел за ними, таясь, и часто искушал судьбу, приближаясь к ним. Он играл с разделяющим их расстоянием, пытаясь поймать обрывки разговора. Постепенно его внимание ослабевало. Несколько раз он заподозрил, что его засекли. Дайвер был настороже, он то и дело поглядывал за спину. Эрин, его жена, была счастлива, улыбалась, смотрела на хмыря с острым и нежным желанием. Обращаясь к нему, глядя на него, она была полна доверия. Ловил ли он когда-нибудь на себе такие взгляды? Он не припоминал. Может, забыл? Нет. Он всегда думал о ней. Он высматривал ее во всех женщинах, с которыми спал в последние семь лет. Он трусливо бросил дом, чтобы прожить свое приключение, чтобы спастись от хаоса, боясь уничтожить Эрин, но он не мог запретить себе искать ее в других.
По дороге к ним неожиданно подошли брат Эрин и его жена. Чем они здесь занимаются? Когда он уехал, они жили в Париже. Всей компанией они пошли выпить, а он забился в угол, чтобы понаблюдать за ними. Дайвер ухитрился навешать лапшу на уши его зятю. Они разговаривали, казались серьезными, и бросалось в глаза, что они хорошо ладят и уважают друг друга.