— Когда ж ты успел?.. — машинально уточнила царица, с ужасом оценивая открывающиеся перед ней перспективы: сначала, значит, стань девственницей, потом пройди обряд посвящения в девственные богини, и это с ее-то стажем семейной жизни (были бы мойры живы, точно бы ножницы себе поломали!), дальше, наверно, потребуется оставить Подземный мир, переселиться на поверхность и сажать там цветочки. Кошмарные перспективы!
— Уже одно то, что я ввязался в твой личный, как она полагает, конфликт с Аресом, свидетельствует о моей заинтересованности.
Персефона закатила глаза; Минта захихикала; Танат закрыл лицо железным крылом; Гермес же с ужасом покосился на хихикающую нимфу и предложил «покончить с Деметрой» и перейти к Зевсу.
— Покончишь, ага же, — пробормотал себе под нос бывший царь. — Ну и что же там с Зевсом?
— Он лежит в своих покоях, связанный, ну, помните, как в прошлый раз, а вокруг рыщет Гера в поисках нимф, — отчитался Психопомп.
— Именно так, — важно кивнула Минта, после чего, то и дело сбиваясь на интимные подробности, поведала о своих похождениях на Олимпе.
Персефона одобрительно похлопала её по плечу, а вот Аид докладом Минты не удовлетворился и, прищурившись, посмотрел на Гермеса:
— А ты что скажешь?
— Ну да, так всё и было, — подтвердил Психопомп.
— Ну уж нет! — возмутился Аид. — Гермес! Это что за доклад? Можно подумать, ты разучился разносить сплетни.
Персефона закатила глаза, но Владыка продолжал настаивать, и Гермесу пришлось подчиниться.
Сначала он рассказывал неохотно, но потом всё больше и больше увлекался своей историей: шутил, смаковал детали и забавно жестикулировал, изображая то маскировку под Гекату, то Зевса, привязанного к кровати.
И Персефона, кажется, увлеклась — да они все увлеклись, потому, что это снова был тот, прежний Гермес, шутник, гуляка и веселый воришка, он никого не ненавидел и ничего не боялся, и все ему было нипочём.
— А Гера, — взахлёб рассказывал он, — Гера совсем поехала! Ни о чём говорить не может: о Зевсе, о нимфах, о Зевсе, о нимфах! Я ей про Ареса, она про Зевса! Про Афродиту — она про Зевса! Про Персефону рассказываю, ну, про то, что у нас тут творится — она опять про Зевса! А как Минту увидела — жуть! Глаза дикие!
— Овца, — прошипела Персефона, хватаясь за голову: как она могла упустить из виду?.. — Как же это не вовремя…
Аид вопросительно коснулся её локтя; царица недовольно поморщилась и жестом показала, что объяснит позже. И Танату тоже позже. А подозрительно подмигивающему Гермесу вообще объяснять ничего не станет, она ещё не совсем простила его за ситуацию с Гекатой.
Хорошо, хоть Минта, не отрывающая зачарованного взгляда от Психопомпа, ничего не заметила — а подмигивание так вообще приняла на свой счет и демонстративно отвернулась.
Кому-кому, а ей это точно лучше не знать…
— В море немногим лучше, чем на Олимпе, — начала Персефона, решив не дожидаться Таната и поскорее сменить тему. — Посейдон и Амфитрита на стороне Ареса — он держит в заложниках Тритона. Ну как, «на стороне»… Стиксом они, судя по всему, не клялись. Стоило мне появиться во дворце, Амфитрита тут же взяла меня в оборот и начала рассказывать, как Посейдон изменил ей с какой-то смертной. Нормальная реакция Амфитриты, если кто не знает, это «радуйся, я жена Посейдона, пойдём-ка на ложе, хочу узнать, чем ты понравилась моему мужу». Хотя обычно сразу «а это моя жена Амфитрита, два бога в два раза лучше одного», — со знанием дела пояснила царица. — И вот вместо этого она начинает рассказывать случай как будто из биографии Геры, и я сразу понимаю, что что-то не так. Я задала пару наводящих вопросов насчёт Тритона и вернулась в Подземный мир.
— Они не пытались тебя задержать? — заинтересовался Аид.
— Они пытались сделать вид, что пытаются.
— Странно, что они не взяли Посейдона в долю, — усмехнулся экс-царь. — Неужели Арес не смог убедить его в том, что посадит на олимпийский престол?
Усмешка получилась не очень — слишком коварная для того Аида, к которому она успела привыкнуть.
— С его потрясающими способностями к дипломатии?..
— У Аполлончика в своё время это неплохо получилось. И Гера тогда отличилась… усыпили Зевса втроём, связали и потащили спихивать в Тартар, — вспомнил экс-царь. — Интересно, где он сейчас? Наверно, там же, где его сестра.
— Ну, он был на Олимпе вместе со всеми, — вспомнил Гермес. — А Артемиды там не было. Но это ещё ни о чем не говорит.
Они принялись обсуждать, где может носить Артемиду, почему заговорщики так промахнулись с Посейдоном и Амфитритой (Персефона считала, потому, что Арес), какие их дальнейшие планы и кого бы ещё завербовать в союзники.
— Любого, — хмуро сказал Танат, озабоченно трогая меч. — Это твой мир. Тебе достаточно приказать.
Он выглядел каким-то странным, не то удивленным, не то напуганным… точнее по его каменной физиономии было не разглядеть.
— А мне почему-то кажется, что это так не работает, — весело отозвался Аид, и Персефона тут же пожалела, что смотрела не на того.
— То, что Арес воображает, что каждое пророчество — про него, а Зевс и рад избавиться от сыночка, ещё не делает его Владыкой, — отрезал Убийца. — Это просто клоун на троне. Мир сбросит его, когда ты вернешься.
— Ещё чего, — сказал бывший царь одними губами, без голоса.
Танат фыркнул, сложил крылья за спиной и вышел — очевидно, чтобы не сказать Аиду то, что он о нём думает.
«Ещё чего!» — мысленно повторила Персефона.
Пожалуй, Минта могла решить, что он не собирается возвращаться, но Персефона видела, как дрогнули его ресницы, скрывая бездну в тёмных глазах. Видела тени, которые легли на острые скулы.
Он ведь очень, очень хотел вернуться.
Подземный мир льнул к нему, как собака, звал и тянул к себе, и меньше всего Аид желал оттолкнуть его.
И как бы ни злился Неистовый Арес, и что бы ни делала Персефона, они, кажется, перестали быть Владыками Подземного мира в тот самый миг, когда колесница со скифом спустилась под землю.
— Когда ты вернёшься, я могу занять место Гекаты, — предложила Персефона. — Кажется, я уже не очень подхожу для весны.
Аид закатил глаза:
— Ну, началось! Иногда мне кажется, что ты затеяла эту авантюру для того, чтобы избавиться от лишних обязанностей.
Персефона поджала губы — перед глазами почему-то всплыло веселое личико дочки, Макарии — и отвернулась:
— Возможно, — холодно сказала она.
Аид чуть улыбнулся и коснулся ее локтя:
— Не сердись, — мягко сказал он. — Я, может, и не против, но это так не делается. Цари, знаете, не так возвращаются.
— А как? — заинтересовалась Минта. — Расскажешь? Мне очень интересно!
Аид чуть наклонил голову, разглядывая нимфу, и Персефоне пришлось тихонечко ткнуть его сандалией. Экс-Владыка тут же перевел вопросительный взгляд на нее, и царица прижала палец к губам. Нимфочка, к счастью, ничего не заметила.
— Минта, Гермес, нам с Аидом нужно кое-что обсудить, — начала царица, решившись, но тут вернулся Танат.
— На вашем месте, — заявил он, — я бы сменил место дислокации. Я только что видел Деметру, она спустилась в Подземный мир и рыщет тут в поисках Ареса.
Очевидно, что перспектива объяснять разъярённой Деметре, почему он скрывает в своем мрачном логове её нежную дочурку, нервировала даже непробиваемого Убийцу.
— А, может, и вправду, пойдём? — робко предложила Минта.
— Ещё мы не бегали от моей матери! — возмутилась Персефона. — Пусть Арес боится, а мы должны встретить маму лицом к лицу… тьфу! В общем, меня все поняли.
Желающих встретить Деметру лицом к лицу как-то не наблюдалось.
12
Танат Железнокрылый
За долгую жизнь Танат успел привыкнуть, что его постоянно понимают неправильно. Мать, отец, братья, смертные, боги, чудовища, да вообще все подряд. То, что бестолковые соратнички тоже его не поняли, совершенно не удивило. Досадовало лишь то, что Убийце не удалось разобрать, понял ли его проклятый Невидимка — вернее, то, что от него осталось.
Пока по всем признакам выходило, что нет. Стоял себе в тени раскидистых кустов как ни в чем не бывало.
Кусты были колоритные — густые, зелёные, раскидистые и без колючек, зато с живописными шишечками, отдалённо напоминающими крысиные черепа. Ещё они стратегически выгодно росли на развалинах дворца и представляли собой идеальное прикрытие. Правда, Персефона уверенно заявила — и Танат верил ей как специалисту — что кусты ещё немножечко плотоядные, но связываться с Аидом они пока не рисковали.
Тот, в свою очередь, стоял, сложив руки, в тени кустов и с присущим ему энтузиазмом раздавал указания.
— Минта, повтори план, — говорил он нимфе, которая как раз собиралась выдвигаться на другую стратегически выгодную позицию — к той части развалин, где, предположительно, находился вход во дворец.
— Увидеть Деметру, заверещать и броситься на шею, — радостно сообщила нимфа.
— Персефона?
— Быть мрачной и холодной, как статуя Харона, — отозвалась царица, поигрывая двузубцем.
— Гермес? Гермес!
— Не высовываться, — мрачно донеслось откуда-то сбоку.
Психопомп был откровенно недоволен тем, что на него надели хтоний и запретили хоть как-нибудь вмешиваться в битву. И ведь понимал, идиот, что не должен отсвечивать перед Аресом, но все же по давней привычке пытался выторговать себе хоть пару пинков под защитой невидимости.
Чтобы, наверно, ещё и хтоний дискредитировать, если что-то пойдёт не так. А оно непременно пойдет, Танат в этом не сомневался. Потому, что это был план смертного, лавагета, воина, скифского колдуна, но никак не того Невидимки, которого он знал.
— Дальше, Гермес, — сказал Аид, и странная, не-божественная улыбка истаяла у него на губах, когда он поймал прямой взгляд Таната.
Убийца умел смотреть так, будто резал своим клинком, но, Тартар его побери, он опять-таки не был уверен, что его поняли. Что он сумел хоть как-то достучаться до того, кто был его другом, стряхнуть с него пыль и пепел смертных столетий…