Она снова взяла в руки телефон, чтобы проверить будильник на утро, и на глаза ей попалась иконка «Фейсбука». Последнее время она игнорировала социальные сети и все-таки время от времени заходила поставить маленькие синие метки «мне нравится» на постах знакомых, с которыми давно не общалась и еще дольше не виделась. Она открыла приложение и пролистала ленту новостей, притормаживая на фотографиях питомцев и язвительных карикатурах, но чуть ускоряясь на улыбающихся парочках и малышах.
Собственно, поэтому ей не хотелось наведываться туда чаще. Что бы она там разместила? Ну, красивый дом. Вот только где люди? Где все эти улыбки? После воскресного обеда можно было даже не мечтать, что Гейл станет позировать для совместного селфи.
Она уже собиралась пролистнуть фотографию какого-то младенца со сморщенным послеродовым личиком, тщательно укутанного в одеяло кремового цвета, как вдруг что-то заставило ее остановиться. Возможно, мелькнуло что-то знакомое в имени над постом, хотя она сознательно их не читала.
О боже мой! Не может быть… Она ткнула на фото, чтобы его увеличить.
Сомнений не было. Фотографию опубликовал Скотт Барри, и подпись под фотографией гласила: «Везем нашего паренька из роддома домой». Опубликовано в начале недели. Но это ведь на две недели раньше, чем планировали! Она только в прошлое воскресенье видела Скотта и Терезу на семейном обеде, и никаких признаков того, что на следующий день Тереза собиралась рожать, не было. Хотя надо признать, что Анна понятия не имела, что это могли быть за признаки.
Телефон выпал из рук на колени. Четыре дня назад? Почему ей никто не позвонил? Почему ей никто не сказал?
Она снова схватила телефон и вгляделась в фотографию ребенка.
Спенсер. Они назвали его Спенсер.
К горлу подступил ком, и она расплакалась большими, горькими и липкими слезами. Затем стерла их, отчаянно пытаясь рассмотреть фото, найти хоть какое-то сходство, но это личико ребенка было таким свежим, таким новым — в нем едва ли был намек на собственную идентичность, не говоря уже о сходстве с кем-то другим.
И что ей теперь было делать? Ничего удивительного, что в безумной спешке схваток, родов и бессонных ночей у Скотта с Терезой просто никак не дойдут руки, чтобы кого-то оповестить. Или руки не доходят оповестить именно ее.
Еще несколько секунд она сидела, одолеваемая неприятным ощущением от возникшего подозрения — слегка тянуло внизу живота, но потом сама себе скомандовала перестать глупить. У них было много дел и мало времени на сон. Они наверняка думали, что уже всё ей рассказали.
Но в таком случае у них логично мог возникнуть вопрос, почему она их еще не поздравила. Анна сдвинула брови. Она не знала, как поступить. Обычный комментарий под постом, намекающий на их промах, прозвучал бы как укор, но и молчать не хотелось. Это тоже было бы грубо. Они могут подумать, что ей стало завидно.
Ох… видимо, поэтому ей ничего и не рассказали.
Скотту и Терезе порой бывало неловко за некоторые слова и действия, подчеркивавшие, что у них по-прежнему есть то, что она потеряла, но ей и в голову не приходило, что они могут не сказать ей о рождении ребенка, особенно учитывая данное ему имя. Хорошо бы, они не стали думать, что она завидует, хотя так оно и было — совсем немножко.
Она закрыла глаза и прижала телефон к груди. Не немножко, Анна. Хватит себя обманывать. Ей так хотелось иметь то, что было у них, что порой она испытывала настоящую физическую боль. Но ведь это не означало, что нельзя порадоваться с ними их счастью.
Смахнув еще одну заблудившуюся слезинку, она активировала телефон. Нет, оставлять комментарий под постом в «Фейсбуке» — это слишком обыденно, слишком безразлично. Звонить посреди ночи — тоже идея так себе. Лучше написать сообщение. Лишь бы они ее правильно поняли.
Она быстро набрала текст, в котором поздравляла свою невестку с рождением прекрасного сыночка, добавив, что была бы счастлива зайти и познакомиться с ним в следующие выходные. Если, конечно, они настроены принимать гостей.
Глава 22
— Спасибо огромное! Они великолепны! — Тереза вынула из оберточной бумаги пару купленных Анной комбинезончиков и слегка поболтала в воздухе. — Правда, пока великоваты!
Анне и эти-то казались слишком крошечными, однако она согласно закивала. Все ее внимание захватил теплый розовый сверток у нее на руках. Малыш внимательно разглядывал серо-голубыми глазками ее лицо и по-всякому шевелил губками своего маленького ротика. Трудно было понять, намеренно ли он пробует новые навыки или это получается непроизвольно.
— Ничего, что он у тебя? — осведомилась Тереза. — Если что, могу его забрать.
Анна криво усмехнулась и взглянула на свою невестку на другом конце комнаты.
— Это я должна спрашивать: ничего, что он у меня? — поправила Анна. — Я ведь в этом деле вообще чайник.
Тереза кивнула:
— Признаться, я даже рада. Он замечательный, и, с одной стороны, я просто не могу на него наглядеться, но с другой… Скажем так, теперь я понимаю, как себя чувствуют дойные коровы. Этот мальчуган постоянно голоден!
— Сколько он весил, когда родился? — поинтересовалась Анна, слегка покачивая ребенка, потому что тот начал извиваться.
— И трех кило не набралось, — со скептическим видом ответила Тереза, — что было странно, учитывая то, сколько я с ним проходила! Я-то думала, что тех, кто поменьше, легче рожать.
— Были долгие роды?
— Разве Гейл тебе не рассказывала?
— Э-э-э… не то чтобы, — Анна сделала вид, что особенно увлечена игрой с малышом в гляделки, избегая встречаться взглядом с невесткой.
— Ну и дела! — возмутилась Тереза, еще глубже откидываясь в подушки своего кресла. — А Ричард все шутит, что она готова останавливать прохожих, чтобы дать им подробный отчет о родах с последующим полным обзором его жизнедеятельности.
Анна издала какой-то неопределенный звук и продолжила строить выразительные лица своему племяннику.
— В чем дело? — насторожилась Тереза. — Анна?
— Э-э-э, ну… вообще-то она не звонила, — слегка поморщившись, призналась Анна. — А может, звонила, но я, должно быть, пропустила.
Тереза нахмурилась:
— Странно. Мы со Скоттом были так измотаны, и он попросил родителей поделиться новостью.
Анна постаралась улыбнуться как можно искреннее:
— Наверное, просто возникла путаница из-за всего этого волнения.
Тереза поджала губы:
— Ты ведь не думаешь, что она, ну знаешь… сделала это нарочно?
Ребенок в руках Анны заворочался, но все ее внимание было сосредоточено на Терезе.
— Нет, — медленно покачала головой она, игнорируя неприятное чувство в животе. — С чего бы ей было решить мне этого не рассказывать?
Будто понимавший каждое слово, маленький Спенсер, который вертелся теперь все сильнее, вдруг открыл ротик и издал пронзительный визг. Анна тревожно взглянула на Терезу. Ее невестка расстегнула рубашку и с усталым выражением лица протянула к ней руки:
— Ну, что я говорила… Дойная корова! — наконец ребенок мерно зачмокал, и Тереза, расслабившись, улыбнулась Анне: — Ну все, застряла здесь на ближайшие полчаса — в лучшем случае!
— Слушай, раз уж Скотт сбежал в «Сейнсберис», хочешь, я сделаю тебе чай?
— Думала, ты никогда не предложишь, — улыбнулась Тереза.
Анна улыбнулась в ответ и пошла на кухню.
— Значит, дело не только во мне. У тебя тоже с ней трудности, с Гейл? — спросила она, когда вернулась в гостиную.
Тереза вздохнула и опустила глаза — проверить своего сына.
— Я терплю ее ради Скотта. Знаю, она порой перегибает, но в целом она безобидная. Я просто на этом не зацикливаюсь.
Анна села на диван, сцепив руки в замок на коленях:
— Как тебе это удается?
На том семейном обеде после инцидента с волованами она еще как-то сумела сохранить хладнокровие, но оказалось, что дать совет «не реагировать» было куда легче, чем его исполнить.
Тереза на мгновение задумалась, лениво поглаживая пушок на макушке младенца:
— Дело в том, как ты это воспринимаешь. Без Гейл Скотт не был бы моим Скоттом. Он гораздо больше похож на нее, чем на своего отца, — только в разбавленном виде. Он спокойный, решительный, не слишком напористый, но именно из этого он черпает свой драйв.
Анна отхлебнула чай.
— Наверно, ты права. Я всегда думала, что Спенсер пошел в отца: спокойный, любит повеселиться, но у него тоже есть этот драйв, который и сподвиг его рискнуть и последовать за своей мечтой.
Анна вдруг осознала, что, будь Спенсер в точности как его папа, он мог бы до самой пенсии преспокойно просидеть в середнячках на одной должности, как и Ричард. По-видимому, свои амбиции, свой творческий потенциал он унаследовал от матери — хоть это и не так очевидно. Неужто Гейл тоже мечтателиница? Едва ли.
Тереза приподняла сонного малыша так, чтобы его подбородок оказался у нее не плече, и хорошенько потерла его по спинке. Через пару мгновений он издал булькающую отрыжку.
— Интересно, каким вырастет этот маленький человечек? Как я или как Скотт? Или просто унаследует что-то от нас обоих, составив свое, ни на кого не похожее сочетание? — она смотрела на сына с такой любовью — Анна едва могла удержать слезы. — И оно уже в нем, — добавила Тереза, — все необходимое в нем уже заложено, но пройдет еще много лет, прежде чем все это проявится и даст свои плоды.
«Как прекрасно, — подумала Анна, — наблюдать за тем, как человек постепенно раскрывается».
Тереза перехватила взгляд Анны. В ее голосе послышалась хрипотца:
— Я столько раз ловила себя на мысли, что хотела бы, чтобы он был как его дядя.
Анна ничего не ответила. Она лишь слабо улыбнулась и подошла обнять свою невестку. На всякий случай, чтобы не разводить девчачьи слюни, маленький Спенсер предпринял самый мужской поступок, какой смог придумать, и разразился громкий пуком. Анна с Терезой переглянулись и прыснули от смеха.
Тереза приподняла его и расстегнула пару кнопок на его ползунках, чтобы заглянуть и проверить масштабы бедствия.