Анна немного отстранилась и взглянула на Габи:
— Я и не думала, что так с ним поступаю. Я считала, что веду себя, как и подобает заботливому другу, — она вытащила одну салфетку из пачки в руках Габи, чувствуя, что и у нее к горлу подступают слезы. — Я беспокоюсь о нем, Гэбс. Я знаю, ты думаешь, что это нелепо, ведь мы с ним ни разу не встречались.
— Я не думаю, что это нелепо.
Анна удивленно взглянула на Габи. Это было что-то новенькое…
— Если ты находишь кого-то, кто делает тебя счастливее — хоть на одну минуту, — это уже не нелепо, а необыкновенно, — икнув, рассмеялась Габи. — Не дашь мне его номерок? Мне бы не помешало немного мужской заботы и ласки.
Смех Анны прозвучал вполне естественно, однако ее удивило внезапно возникшее в ней собственническое чувство по отношению к Броуди.
— Так ты считаешь, мне стоит перестать пытаться с ним связаться? — тихо спросила она, аккуратно направляя разговор в другое русло.
Габи кивнула:
— Да, ненадолго. Посмотришь, что из этого выйдет.
Анна тяжело вздохнула:
— А что, если не выйдет ничего?
Габи пожала плечами:
— Ты не можешь заставить людей делать то, чего они не хотят или к чему не готовы. Теперь я это знаю.
Анна подползла к Габи и чмокнула ее в щеку.
— Я тебя люблю, — улыбнулась она.
Габи закатила глаза, но улыбнулась в ответ:
— Иначе невозможно. А теперь… — она решительно села и оглядела месиво из рубашек, на которых они разлеглись, — что ты собираешься делать со всем этим бардаком?
— У меня есть план, — ответила Анна.
Габи встала и, протянув Анне руки, помогла ей подняться:
— Какой же?
Анна оглядела разваленные по всей комнате вещи и мусорные мешки.
— Как ты и сказала, в этом деле нельзя уходить в прошлое. Я за то, чтобы пока все оставить как есть и открыть бутылочку чего-нибудь холодного, бодрящего и алкогольного.
— А вот это уже план, который я поддержу, — отозвалась Габи.
Глава 49
Анна поджидала лифт в многоэтажном здании автопарковки. Стоял ноябрь, и в преддверии Рождества торговый центр в основном работал до девяти. Поездка в Канаду приближалась, и Анна решила подготовиться к ней заранее. Наблюдая, как уменьшаются значения на дисплее лифта, она вдруг услышала, как зазвонил ее телефон. Едва вытащив его из сумки, она тут же выронила его обратно, увидев на экране имя контакта.
Вот черт! Он словно скользнул на самое дно. Она судорожно шарила по сумке, мысленно молясь, чтобы успеть ответить, пока не включился автоответчик. Наконец ее непослушные, окоченевшие пальцы схватили его. В следующую секунду телефон был у ее уха.
— Броуди? — произнесла она, затаив дыхание.
— Анна, — послышался звук его голоса… другой… недобрый, — нам надо поговорить.
— Я знаю, — ответила она в тот самый момент, когда, тихонько звякнув, лифт распахнул перед ней свои двери. Вот уже неделя и шесть дней, как им надо было поговорить. Счастье, что Габи оказалась права и он сам смог это осознать.
Она втиснулась в лифт, и без того полный людей, с громоздкими пакетами покупок.
— Броуди… у вас все в порядке?
Дверь лифта медленно закрылась. Броуди что-то ответил, но по звуку казалось, что он был где-то под водой, и сигнал постоянно прерывался. Чертов лифт!
— Я вас не слышу! — постаралась произнести она как можно четче, при этом не повышая голоса, и внезапно ощутила, как все уши в этом замкнутом пространстве сосредоточились на их разговоре.
В ответ послышалась какая-то неразборчивая дребедень.
— Никуда… просто никуда не уходите. Хорошо? — сказала она громче, уже не заботясь о лишних слушателях. Пусть развлекаются. — Я перезвоню через минуту, обещаю. Только, пожалуйста, пожалуйста, возьмите трубку.
Стоило дверям лифта открыться, как она быстро набрала его номер, а через несколько секунд уже шагала по парковке к своей машине, плотно прижимая трубку к уху. Почему же так долго? Телефон определенно был у него в руке, когда он ей позвонил, а ведь разговор состоялся меньше минуты назад.
Казалось, прошла целая вечность. Вот она уже добралась до своей машины, открыла ее, скользнула на водительское сиденье и захлопнула дверцу свободной рукой, обрывая шум остальных машин и жужжание вентиляционных установок магазинов, что находились под парковкой.
Она терпеливо гипнотизировала взглядом стоящий напротив бетонный столб, и наконец он ответил:
— Я хочу рассказать вам об одном дне моей жизни, о том, что произошло больше девяти лет назад, — начал он. — Я знаю, что у вас возникнут вопросы, Анна, — как и всегда, — но мне будет очень приятно, если прежде вы позволите мне закончить мою историю.
— Хорошо, — тихо согласилась Анна, ощутив, как пульс начал выбивать барабанную дробь. Разговор был серьезный. По-настоящему серьезный. За бетонным столбом сгустилось темное, непроницаемое небо.
Броуди выдохнул:
— В тот день мы отправились с моей бывшей женой Катри — она финка — в дом моих родителей в Озерном крае. Они переехали туда за пять лет до этого. А мы тогда жили в Лондоне, в Ричмонде…
«Не так уж и далеко», — подумала Анна. Было странно осознавать, что когда-то в прошлом Броуди жил менее чем в двадцати милях отсюда, — почти невероятно.
— Ехали долго — ситуацию осложняла авария на трассе М6, — в результате дорога заняла у нас порядка семи часов, — он на мгновение замолк, словно настраивался. — С нами в машине была наша двухлетняя дочка, Лена.
«У Броуди была дочь?»
В голове не укладывалось. Как можно было столько общаться с ним и даже не подозревать об этом? Но размышлять над этим времени не было — Броуди продолжал рассказ своим ровным, как у диктора, голосом.
— У Катри случались мигрени, и в тот раз из-за пробки она тоже почувствовала себя дурно, поэтому, как только мы приехали, пошла прилечь. Родители жили в крошечной деревушке. Не в такой глуши, как я теперь, но очень похожей. Сейчас дом уже продан, но одной из причин его покупки был сад с каменной оградой. Задняя дверь дома вела во внутренний дворик с выходом на лужайку, которая постепенно спускалась к большому пруду — футов тридцать поперек. В тот день было особенно красиво, — задумчиво добавил он, — все в весеннем цвету.
Его мастерство рассказчика без труда позволило Анне представить эту картину: вьющиеся розовые кусты, аккуратно подстриженная трава, яркая и свежая листва.
— Мама, как обычно, поставила чайник и сказала, что после стольких часов, проведенных в машине, неплохо бы побыть на свежем воздухе. Я вынес Лену и сел на широкую скамью за дубовым столом во дворе. Она недолго побыла у меня на коленях и вскоре начала вертеться. На спинке стула в конце стола она увидела божью коровку и отправилась к ней, чтобы хорошенько рассмотреть.
Он ненадолго умолк. Анна чувствовала, как он растворяется в воспоминаниях, впуская их в свое сознание.
— Она была в восторге. Приблизилась, едва не касаясь букашки носом, и стала наблюдать, как та ползает. Бедняжка едва успела улететь, прежде чем Лене вздумалось ее поймать. Только она исчезла, как дочка запрыгала вокруг стола, что-то тихонько напевая. Она всегда так делала — просто выдумывала слова на ходу, и это было самым прекрасным и чистым проявлением творчества, какое я встречал. Ее пение погрузило меня в мысли о Пипе, главной героине повести. Я думал о том, как она потеряла то, что было у Лены, в своих приключениях и испытаниях, как раньше срока ей пришлось повзрослеть, оставив позади свое детство.
Я собирался взяться за последнюю книгу, но все топтался на месте, размышляя над развитием персонажа, над тем, какой она станет в конце своего пути. Слушая, как Лена распевает про улетевшую божью коровку, я понял, что не могу оставить ее такой отчаянно независимой, этакой маленькой взрослой. Я вдруг осознал, что мне нужно как-нибудь вернуть ее в то беззаботное детство, что она потеряла. Она должна была стать просто девочкой. Просто наслаждаться жизнью.
Я совсем увлекся своими мыслями и вдруг понял, что пение прекратилось. Лены больше нигде не было слышно.
Броуди остановился. До Анны донеслись несколько прерывистых вдохов, но она сдержала свое обещание. Не стала перебивать.
— Я встал и огляделся вокруг, ожидая увидеть, что она просто склонилась над каким-нибудь цветком или спряталась под столом, но ее нигде не было. Я позвал ее и пошел по лужайке, ища глазами ее красную футболку, отлично выделявшуюся на фоне зелени, но вокруг были одни цветы, трава, кустарники… и пруд, — почти шепотом добавил он.
Анна зажала рот рукой. Ей захотелось бросить телефон и убежать, но она заставила себя остаться. Она была нужна Броуди. Ему просто необходимо, чтобы она его выслушала. О, Анна, будь осторожна со своими желаниями…
Броуди продолжал, голос его стал совсем глухим:
— Пруд был затянут трясиной, по цвету ничем не отличавшейся от зелени лужайки, и двухлетняя девочка могла попросту принять ее за ту же траву. Я пустился бежать и, оказавшись у самого пруда, обнаружил в трясине небольшую брешь и расходившуюся по воде рябь…
Анна заплакала, старательно сдерживаясь, чтобы Броуди не услышал.
— Я начал вслепую рыскать в воде руками, но уже у самого берега глубина была фута три-четыре, а к середине только увеличивалась. Я не смог найти ее, Анна. Я не смог ее найти… вовремя…
Анна сглотнула. Она выждала какое-то время. Нужно было убедиться, что Броуди рассказал все, что хотел. Она понимала, что ответ очевиден, но спросить необходимо. После стольких месяцев тайн она должна была знать наверняка.
— Вы достали ее?
Он прокашлялся и выждал пару секунд, прежде чем ответить.
— Да. Моя мама как раз вышла с чайным подносом, когда я достал Лену из пруда и уложил на траву. Она выронила поднос и побежала в дом звонить спасателям. Но до ближайшего города было по меньшей мере двадцать пять минут езды, и, судя по их лицам, когда они наконец прибыли, надежды уже не было. Как я ни старался делать искусственное дыхание.