В этом спутанном состоянии было лишь одно, в чем я мог быть уверен. «Долг превыше всего, – думал я про себя. – Да».
Долг превыше всего.
лицо
Есть что-то в человеческом лице. Что-то смешное, да, но еще и печальное, беззащитное, даже когда оно улыбается. Я заметил это, когда лежал между Адамом и Кейт, глядя, как они читают перед сном книги. Не знаю, они казались такими безволосыми и уязвимыми, я хотел лизать их, вылизать до блеска, защитить от опасности.
– Принц, нет. Прекрати.
– О, Принц, прошу, перестань. Мы пытаемся читать.
Простите, не устоял. Когда я вновь улегся, они вернулись в свои отдельные мирки. Временами они вздыхали и тихонько смеялись про себя. Адам даже кивнул разок головой, будто автор был в одной комнате с нами, сидел на краешке постели, ожидая одобрения того, что он написал.
– Очень хорошо, – заверил Адам встревоженного невидимого автора. – Очень хорошо.
Именно тогда, хотя они выглядели ранимыми, они также казались счастливыми. В собственных мирках, но вместе. Разделяли тихое животное умиротворение людей, которые поистине любят друг друга. Дети спали, дом был тих. Но предчувствия не покидали меня. Лежа между этими двумя любящими существами, чувствуя их тепло, вдыхая их запах, я все еще не мог поверить, что все будет хорошо.
Впервые за все время я хотел, чтобы мгновение замерло. Чтобы оно осталось, как послушный пес, вроде меня, и двигалось, только если ему прикажут. Возможно, в комнате не было страсти – она выцвела годы назад вместе с ковром – но было что-то иное. Что-то столь же – нет, более – важное. Можно было ощутить это, просто войдя в комнату, просто увидев их сидящими вместе, бок о бок, наполовину закутанными в пуховое одеяло. Любовь. Вот что вы чувствовали. Исходящую от каждого уголка комнаты, содержащуюся в каждом предмете. Это звучало сентиментально, но это была правда. И как бы то ни было, я лабрадор.
Я исключительно сентиментален.
Но как подтвердит любой старый пес, ничто не стоит на месте. Ничто не вечно. Щенячья любовь вырастает в собачью любовь, которая затем становится старой собачьей любовью. Она ковыляет годами, но в итоге эту любовь усыпляют. Так что я не мог не думать, что этот момент уже является моим воспоминанием, причем ностальгическим.
Любви, понял я, будет недостаточно.
палка
– Ты прав, Принц. Ситуация очень серьезная. – Генри был, конечно, единственным псом, к которому я мог обратиться. Другом, наставником, лабрадором – он был единственным, кто мог полностью понять, что я чувствую. Он также был, как я надеялся, единственным, кто мог предложить решение.
– Так что мне делать?
Мы лежали бок о бок в траве, на виду у Адама и Мика. Они беседовали на скамейке – на той, что стала свидетельницей вчерашнего чудовищного пленения. Потому что так я это рассматривал. Как пленение. Адам попал в ловушку, из которой не мог выбраться в одиночку.
Я начал жевать край палки, тревожно ожидая решения Генри.
– Тебе нужно больше информации, больше правдивой информации, прежде чем предпринять какое-то действие, – заключил он. – Когда ты снова увидишь их вместе?
– Он сегодня идет к ней домой на сеанс ароматерапии. Она говорит, его аура в состоянии напряженного внутреннего конфликта, и она может его излечить. Он берет меня с собой, чтобы Кейт ничего не заподозрила. – Боюсь, это все была правда. Приманка в виде посещения дома, который завораживал его на протяжении нескольких месяцев, вместе с возможностью узнать Эмили лучше, очевидно была чрезмерной для Адама.
– Хорошо, – сказал Генри, к моему удивлению. – Ты должен пойти. Как бы ни было трудно, ты должен идти и наблюдать, Принц. Твой дар зависит от твоих ощущений. Ты должен вынюхать любую возможную беду. Твои глаза, уши, а главное, нос – вот твое оружие. Если ситуация ускользает из лап, ты должен, конечно, действовать решительно. Но ни в коем случае не рискуй тайной своей миссии. Помни, как бы это ни выглядело, все под твоим контролем. Лабрадоры обладают особым даром. Ты ведь знаешь об этом, Принц?
Я почувствовал себя увереннее. Благодаря его словам и улыбке на мудрой золотистой морде.
– Да, Генри. Знаю.
– Скажи, этот Фальстаф, какой он? Как думаешь, он надежный источник информации? Он кажется тебе ответственным парнем?
Я вспомнил Фальстафа при нашей первой встрече, когда он вырвался с поводка. И затем во второй вечер, когда он погрузил голову в вонючую кучу.
– Слишком рано делать выводы, – сказал я.
– Он ведь не спрингер?
– Нет, – солгал я. – Конечно, нет. Он помесь, но я не знаю кого с кем.
– Ладно, просто помни, что нелабрадоры часто не разделяют чувство долга, которое мы испытываем к нашим хозяевам. Вообще, они часто вовсю забавляются, стараясь сбить лабрадоров с пути. Будь осторожен, только и всего.
Звучит странно, когда я вспоминаю это теперь, но я никогда не сомневался в суждениях Генри. Ни на мгновение. Его мудрость была безбрежной, как и всегда. С самого первого раза, когда я пришел в парк, он уже был там, и, должно быть, увидел во мне новобранца. Мне казалось, что он был там с начала времен. Но в действительности он только закончил полицейскую службу и очевидно желал взяться за новую задачу. Он следовал Пакту неукоснительно и знал его лучше любого другого лабрадора. И, слушая его мудрые слова, усваивая его уроки, я мог сохранять и защищать Хантеров от любых угроз.
До сих пор. Теперь начиналось настоящее испытание.
Но Генри поможет мне, я был уверен.
письмо
Остаток дня я провел, мысленно готовясь. Мерил шагами кухонный пол, повторяя наизусть Пакт лабрадоров.
Долг превыше всего…
Предсказание равносильно защите…
Я прокручивал худшие сценарии. Что бы я сделал? Как бы их остановил? Помог бы мне Фальстаф?
Кейт пришла домой первая. Бедная Кейт. Я смотрел, как она совершала свои привычные ритуалы. Сняла пальто, включила радио, вынула посуду из посудомоечной машины, прибралась. Она казалась такой ранимой, совершенно не подозревающей о внешней угрозе, которая могла повлиять на будущее ее Семьи.
Кейт подобрала письмо, лежащее на полу кухни. Хэл прочитал его вслух утром, перед школой: университет делал ему предложение. Она села и перечитала его, гордая улыбка расплылась на ее лице.
Бабушка Маргарет была следующей. Она вернулась с пятничной автобусной экскурсии. Отлично провела день.
– Вот, Кэтрин, я поговорила с той женщиной в автобусе. Милая дама, никакого жеманства, она тоже потеряла мужа…
Пока бабушка Маргарет говорила, Кейт продолжала привычные дела. Она приготовила мне поесть – холодное мясо с печеньем, но я был не голоден. Я слишком нервничал из-за того, что предстояло сегодня вечером. Она подняла миску и порезала мясо мельче, но я все равно не мог есть.
– Ты здоров, Принц? – спросила она, озабоченно надув губки.
Я помахал хвостом и попыхтел утвердительно. Меньше всего я хотел, чтобы Кейт что-то заподозрила. Помни о Пакте, Принц. Помни о Пакте. Она присела на корточки и мягко поцеловала меня в щеку. Я лизнул ее в лицо в ответ.
– Принц, – хихикнула она. – Прекрати. – Но я знал, что ей это правда нравится.
Хэл и Шарлотта вернулись вместе. С того дня, как в новостях сообщили, что пропала девочка, зашедшая в магазинчик за углом, Кейт настаивала, чтобы Хэл сопровождал сестру в школу и из школы. Шарлотта, конечно, была этому не рада. Или, скорее, притворялась, что не рада.
– Мне так стыдно ходить с ним, – ворчала она, теребя кольцо в носу. – Он такой странный, читает на ходу наизусть Шекспира.
– У него экзамены, Шарлотта, ему нужно запомнить цитаты. Постарайся понять.
– Да, знаю, но больше никто не ходит по улицам, разговаривая так, будто сейчас шестнадцатый век, – она бросила тяжелый взгляд на брата, который принялся делать себе тройной бутерброд с арахисовым маслом и «Мармайтом», как всегда по вечерам.
– Я пытался объяснить ей, – объявил Хэл маме, хотя предназначались слова для сестры. – Я сказал: это всего лишь фаза, это совершенно нормально, ты перерастешь это. Ты должна пережить эти чувства неловкости и стыда. Это все из-за гормонов, потому что твое тело так быстро меняется. Я был само понимание.
– Хэл, – прикрикнула Кейт.
– Он такой мудак.
– Шар-лотта.
– Видишь, совершенно естественный ответ девушки ее возраста, которая постоянно живет в тени старшего, более мудрого, симпатичного, и, признаем это, более искушенного брата.
– Мудак! – Крикнув это, Шарлотта взлетела по ступенькам и хлопнула дверью спальни. Хэл выбросил вперед руку, словно Шарлотта только что доказала его точку зрения, а затем вновь заговорил по-шекспировски, покусывая свой сэндвич.
Хотя беспристрастный наблюдатель-человек мог быть слегка огорчен Семейными дрязгами, как лабрадор я понимал, что в действительности происходило. Я чуял любовь.
– «Пусть мы в тревоге, от забот больны, – сказал Хэл самому себе, – но все ж дадим затравленному миру передохнуть»[6]. Акт первый, Сцена, э… первая, Король.
Когда приехал Адам, в доме было предельно шумно. Хэл повторял цитаты. Кейт слушала радио, пока вытирала со стола в кухне. Шарлотта включила «Бешеных псов войны». А бабушка Маргарет все еще была занята тем, что пересказывала вымышленной аудитории свой день.
– Боже, – сказал он, бросив ключи на комод в холле. – Мыслей своих не расслышать.
Он переместился в кухню, отодвинул стул и упал на него. Я подошел к Адаму, и он тут же меня поприветствовал. Он играючи схватил меня за верхнюю челюсть и начал трепать.
– Кто хороший мальчик? Кто хороший мальчик? Кто хороший мальчик? – Спрашивал он меня. А затем обратился к Кейт. – Я обещал занести прошлогодние контрольные Полу Мортимеру, тому новому учителю, о котором рассказывал. Он живет на Фрайари-роуд, так что я загляну к нему попозже, во время прогулки с Принцем. Хорошо?