– Четыре года назад, верно? Тебе было лет четырнадцать.
– Да.
– Только посмотри! Настоящий мужчина! Готовишься покинуть дом!
– Да. Это ваше пальто?
– О, да. Розовое. Спасибо большое.
Когда большинство гостей ушли, Хэл поднялся в спальню послушать музыку и готовиться к экзаменам. Я остался внизу, так как знал, что моя работа не закончена. А не закончена она потому, что Саймон и Эмили были последними оставшимися гостями. По какой-то причине Кейт, казалось, винила Адама за их нежелание уходить, и посылала ему злые колючие взгляды, когда никто не смотрел.
Становилось прохладно, поэтому они вошли внутрь.
– Пройдем в гостиную? – спросил Адам.
Кейт не ответила. По крайней мере, словами. Но она приняла его предложение. Саймон и Эмили последовали за ними, пытаясь рассмотреть все вокруг. Я понимал, что защита Семьи может зависеть от любой информации, которую я способен извлечь из странных запахов, парящих между этой четверкой.
Они обнюхали комнату, когда вошли, как всегда делают люди. Не думаю, что они знают, что делают это, ведь они редко действуют в соответствии с унюханным, но они точно поводят носами, когда пересекают порог.
– Ух ты, – воскликнула Эмили, – у вас кошка!
Лапсанг, растянувшаяся на софе, открыла смутно любопытствующий глаз.
– Только найдешь мир и покой, – проворчала она.
– Как ее зовут?
– Лапсанг, – ответила Кейт. – Женщина, у которой мы ее купили, весь помет назвала сортами чая. У Лапсанг есть братец Эрл Грей и сестра Даржилинг.
– Ух ты, – удивилась Эмили, уже сидя возле кошки на софе и гладя ее по спине. – Обожаю кошек! У меня с ними особые отношения. Феминность.
– Аффинность, – поправил Саймон.
– Да. Феминность. Мы с кошками всегда ладим. Думаю, это потому, что я была кошкой в прошлой жизни.
– Она серьезно? – спросила Лапсанг, искренне недоумевая.
– Да, – подтвердил я мрачно. – Боюсь, серьезно.
Я проверил, есть ли запах смущения у Саймона, но его не оказалось. Он лишь тепло улыбнулся и взглянул на Адама.
– Она великолепна, не правда ли? – спросил он. Было трудно понять, говорит ли он о Лапсанг или о жене.
Адам нервно улыбнулся.
– Кто-нибудь хочет еще выпить?
У всех были полные бокалы, так что вопрос проигнорировали.
– Дома у Хантеров, – объявил Саймон, подойдя поближе, чтобы изучить Семейный портрет на стене. Тот самый, со мной в центре.
Адам присоединился к нему.
– О, да, хорошая картина, верно? Ее написали несколько месяцев назад. Парень с работы. Вообще-то он преподает искусство и немного подрабатывает. Он писал с фото.
– Хорошее сходство, – сказал Саймон, обращаясь к Кейт.
Кейт не ответила. Вместо этого она присоединилась к Эмили на софе.
– Слышала, вы ароматерапевт.
– Да, – ответила та, все еще гладя Лапсанг. – Верно.
К моему удивлению, Эмили не интересовала Кейт. Она определенно не хотела общаться с ней. По какой-то причине Кейт пахла так, будто принимала это как должное. Происходящее ничуть ее не задевало.
– Должно быть, интересно.
– Да, это так.
Я оставил Лапсанг за главную и вернулся к мужчинам, которые все еще стояли напротив Семейного портрета.
– Я бываю всюду, – говорил Саймон. – Езжу по всей Европе, Австралии, Штатам, Канаде, Дании. Даже по чертовой Африке. И где бы я ни был, везде одно и то же, та же болтовня.
– Но тебе нравится?
– Черт, да. Конечно. Чертовски легкие деньги, должен сказать. Я просто появляюсь, даю им парочку упражнений на творческое мышление, мелю бессмысленную чепуху, дескать, нужно мыслить нестандартно, и все. Работа сделана.
– Упражнения на творческое мышление?
– Да. Сам знаешь. Придумайте десять разных применений для стула, помимо сидения на нем. Такая чушь. – Адам посмотрел на пустой плетеный стул в углу комнаты и нахмурился в замешательстве. Саймон продолжал:
– Все это ерунда, но это верная ерунда, в этом все дело. Большой бизнес, вот к чему они стремятся. Если говорить что-то осмысленное, объяснять людям, как все обстоит, придти к ним, заявляя, что они сидят на тикающей бомбе, тогда ничего не удастся.
– Верно.
– И вот что я делаю: я говорю им то, что они хотят услышать, помещаю их в рамки, в которых они могут продолжать делать то же, что и всегда, но с новыми словами. Внедрение творческих идей в практику. Полет фантазии. Четырехмерный брендинг. Они глотают наживку.
– Но ты ведь сам должен верить в то, что говоришь?
Саймон посмотрел на Адама с любопытством, как собака, которая встретила незнакомую породу:
– Верить в это? О, брось, Адам, когда я хоть во что-то верил? Ну, кроме как в себя. Черт, нет. Я не верю ни единому слову. Но эй, у меня нет совести. Это ты завоевываешь умы и сердца, а я тут только ради денег, правда.
Лицо Адама улыбалось, но запах от него исходил печальный. Он взглянул в ту сторону комнаты, поймал взгляд Эмили и отвернулся.
– Так, как бы то ни было, как вы встретились? Вы с Эмили?
– О, долгая история. Вкратце, я подошел к ней на конференции. Что-то в Центре королевы Елизаветы. Она была соблазнительна, раздавала флаеры на разные семинары. Это было до ее увлечения всей этой фанаберией с ароматерапией, нумерологией и хрустальным шаром. Она выглядела роскошно, правда. Не важно, я подошел к ней и поблагодарил, что она продвигает мой семинар. Мы разговорились, и после конференции она оказалась в моем номере. Вот и все.
– Все?
– Мы нашли десять разных применений стулу. – Адам все еще выглядел непонимающим и пах так же. И Саймон пояснил:
– Мы трахались. А потом, после этого, трахались еще.
Адам был потрясен и смущен. Он погладил меня по голове в отчаянной попытке восстановить нормальную домашнюю атмосферу. Взглянул на Кейт, но та была слишком далеко и ничего не слышала.
– О, прости, – сказал Саймон. – Я должен перефразировать. Мы влюбились и решили жить вместе. Секс, ну, это было не главное. – Его язык надавил на щеку изнутри.
– Она выглядит, хм, весьма интересной.
– Правда? – спросил Саймон, прежде чем выдержать намеренную паузу. – Да. Ты прав. Она очень интересная. Ее ум каждый божий день заводит меня в новые дали. – Он рассмеялся и поневоле Адам присоединился к нему.
– О, да брось. Должно же у вас быть что-то общее?
Саймон взглянул в угол потолка:
– Нет. Ничегошеньки. Только секс.
– Честно? И все?
– Эй, Адс. Не принижай это дело. О нем слагают легенды.
Оба смеялись и потягивали напитки. Но я не мог не заметить, что Адаму было неловко:
– Адс? Меня так со школы никто не называл.
– Не важно, твоя очередь. Как там у вас с Кейт? Все тошнотворно счастливы, как на картинке?
– Дела идут хорошо, – сказал он, слишком быстро, чтобы звучать убедительно. – В смысле, у нас случаются трудные моменты, но у какой семьи с подростками их не бывает? Принц держит нас всех в узде, верно, малыш?
Я помахал хвостом при звуке своего имени, будто это было первое слово в беседе, которое я понимал. Конечно, я знал, что он шутит. Чего он не понимал, так это то, что задача действительно была моей.
– Счастливый человек, – сказал Саймон.
Адам помолчал немного, и печальные запахи продолжили просачиваться из его брюк.
– А ты как? У тебя есть… планы? – спросил наконец Адам.
– С Эмили? Детей?
Адам кивнул.
Саймон рассмеялся.
– Нет. Никаких планов. Не думаю, что у нас получится, если честно. Я не такой, как ты, Адс. Я не из верных, преданных парней. Думаю, ты либо создан для семейной жизни, либо нет – и что ж, я не создан.
– Я тоже так думал.
– Полагаешь, я могу измениться?
– Полагаю, все могут.
– Может, ты меня научишь. Может, ты мог бы наставить меня, как стать успешным семьянином. Ты определенно в этом преуспел. – Я не знал, что задумал Саймон, но понял, что он определенно проверяет Адама. Теперь, конечно, я точно знаю, что он делал. Он пытался найти болевую точку. Пытался понять, куда потом бить.
– Ну, я не знаю. Я бы не назвал себя таким успешным, – ответил Адам, все еще глядя на портрет. – Думаю, я еще учусь.
ямы
Раньше я копал ямы. Когда был моложе. Постоянно рыл ямы.
Пытался перерыть весь парк, чтобы тот раскрыл мне свои тайны. Копал-копал-копал. Мог копать весь день, если Адам бы позволил. Я мог бы копать до самого дна, пока не нашел бы то, что там скрыто, но Адам всегда отзывал меня слишком рано.
Копай-копай-копай.
В те времена это было позволено мне только в определенных местах. Никогда в клумбах. Но я не возражал, ведь когда копаешь в клумбах, ничего не находишь. Я копал у стены, там, где можно было много чего найти. Где были предметы, которые помогали понять людей. Людей, которые приходили в парк ночью, чтобы выпить, покурить, потрахаться, поесть, ширнуться и сблевать.
Копай-копай-копай.
Что мне действительно нравилось, так это мягкая черная земля, которая позволяла продолжать копать глубже, дальше предметов, оставленных людьми. Предметов, которые они выбросили. Когда земля была черной и мягкой, можно было копать, пока не открывались запахи, которые ни за что не найдешь над землей. Запахи путешествий во времени. Запахи, которые помогали понять, почему мы умираем и почему живем. Запахи, которые говорили, что может быть уже слишком поздно. Запахи, которые только собаки могли различить.
Но Адам, который любил смотреть вверх, который даже теперь любит находить ответ в небесах, никогда не позволял мне копать слишком глубоко. Он хотел, чтобы я оставался на поверхности, где он мог меня видеть.
Я фантазировал, что однажды, когда он отвернется, я буду копать, копать и копать, пока не пойму все до конца. Пока все запахи не обретут смысл. Потому что если будешь рыть достаточно глубоко, думал я, сможешь почуять правду. И тогда я бы смог остановиться. Прекратил бы рыть ямы.
Но это было тогда. Это было до того, как все началось. До того, как Генри полностью объяснил мне мой долг и заставил понять.