– Извини. Мне не стоило… я веду себя глупо.
– Что не так? – Он придвинулся к ней, хотел коснуться, чтобы утешить, но засомневался, и его рука зависла над ее спиной.
– Дело в Саймоне, – сказала она, уткнувшись носом в рубашку Адама. Рука все еще парила позади в последнем жесте сопротивления, прежде чем невольно упасть на плечи Эмили.
– В Саймоне?
– Думаю… он встречается с кем-то.
– С кем-то? Саймон? Нет. Почему ты так…
– Это случилось в Лондоне. Поэтому мы переехали. Он встретил кого-то на своих семинарах. Джес-си-ку. – Она так и сказала. Джес-си-ку. Будто само имя вызывало у нее боль.
– Это ужасно.
– Ничего серьезного. Так он сказал. Это ничего не значило. Длилось всего две недели. Но я знала, что что-то не так. Плохая энергия, понимаешь. И затем я застукала их вместе. Увидела своими глазами. Я уезжала к родителям, вернулась домой раньше, и он был там… – Она замолчала, закрыла глаза, вспомнила то, что она не могла описать. – Это было ужасно. А теперь это вновь происходит.
– О, Эмили, мне жаль. Но это в голове не укладывается.
– Что… что не укладывается… в голове?
– Как кто-то мог пожелать поступить так с тобой. Я абсолютно уверен, что Саймон понял свою ошибку.
– Но я чувствую. Что-то не так. Что-то не вполне… сбалансировано… понимаешь, в его ауре. Он раздражен мной, потому что я не могу…
– Не можешь?
– Не могу дать то, что он хочет.
– Не понимаю, что он хочет?
Она отодвинулась от рубашки Адама, и Адам быстро взглянул ей на грудь.
– Дети. Он хочет ребенка, но я не могу его родить… Я прошла все обследования.
Адам вздохнул.
– Что ж, – сказал он мягко. – Думаю, лучшее, что ты можешь сделать – это поговорить с ним. Поговорить разумно.
Поговорить чутко? Разве Адам не отказался от этого с Шарлоттой, в споре о ее новом парне?
– Ты серьезно?
– Что?
– Что ты сказал минуту назад.
– Что я сказал?
– Что не знаешь, как кто-то может поступить так со мной.
Воцарилось молчание. Я пытался нарушить его, положив голову между ними.
Не сработало. По сути, это имело обратный эффект.
– Да, я… думаю, серьезно.
Что это было? Что тут происходило? Адам. Семейный человек. Верный муж. В смысле, он вел себя странно последнее время, и определенно ему нравилась Эмили. Но конечно же он мог контролировать свои инстинкты. Он был человеком, пес правый.
Они придвинулись ближе друг к другу, создавая опасное напряжение. Они собирались поцеловаться. Правда. А целование другой женщины плохо для безопасности Семьи. Даже Генри не нужно было мне этого говорить.
Я залаял.
Я запрыгнул на скамейку и лаял, и угроза поцелуя растворилась в воздухе.
Адам столкнул меня и сказал Эмили:
– Я поговорю с ним. Это всегда лучший способ, верно? Уверен, он тебя успокоит.
Когда они расходились, я почувствовал что-то. Кого-то. Он следил за всем. Инстинктивно я понял, что это был кто-то из нового дома. Человек. Я посмотрел вверх и вправо и увидел Саймона. Он стоял у окна, наклонившись вперед, пальцами раздвинув жалюзи.
Отражение на стекле мешало его разглядеть.
Я присмотрелся к его лицу, попытался понять, о чем он думает. Постарался увидеть гнев. Или ревность. Или удивление. Но не мог. Опять он удивил меня, ведь я увидел нечто иное.
Он улыбался.
ПАКТ ЛАБРАДОРОВ:
Лабрадоры должны всегда поддерживать друг друга. Если кто-то просит совета по поводу своей миссии, мы должны быть максимально конструктивны. Если нам кажется, что другой лабрадор проигрывает бой, мы никогда не должны говорить об этом.
Мы последняя порода, которая считает, что наши действия стоят за действиями наших хозяев, а потому мы должны быть сильными. Для этого нам нужно держаться вместе.
В мире, который не понимает и не признает наши убеждения, важно, чтобы лабрадоры могли обрести мужество и поддержку друг в друге.
Ищите силу в единстве, и мы всегда останемся верными нашему делу.
ночь
Посреди ночи я проснулся от хлопка кошачьей дверцы.
– Извини, дорогой, – мягко промяукала Лапсанг. – Я не хотела тебя будить.
– Ничего, – ответил я и вновь опустил голову.
Спустя короткое время, поняв, что мне уже не уснуть, я спросил:
– Лапсанг, можно задать тебе вопрос?
– Да, конечно. Валяй.
– Когда ты гуляешь ночью одна, ты порой заходишь в парк?
– В парк?
– Да.
– Нет, милый. Должно быть, ты шутишь. Это собачья территория. Я и близко не подойду. А почему ты спросил?
– Без причины, – ответил я. – Просто так.
кровь
Генри долго меня обнюхивал, чтобы оценить мое настроение, а потом спросил:
– Где он стоял?
Я ткнул носом в большое окно наверху, жалюзи теперь были закрыты.
– Вон там.
– И он сказал что-то?
– Должно быть.
– Но они не целовались?
– Нет. Я их остановил.
– Ты молодец, Принц. Надеюсь, момент опасности миновал.
– Да, – сказал я, и порыв ветра вынудил меня пошатнуться. – Надеюсь.
Генри помолчал, подняв нос, чтобы поймать запах.
– Принц, чуешь что-нибудь?
Я тоже понюхал, но не смог обнаружить ничего необычного. Только далекий аромат двух наших хозяев, сидящих на скамейке. Я посмотрел туда и увидел, что Мик наклонился вперед, заслонив Адама.
– Я ничего не чую.
– Что-то не так, – объявил Генри еще более серьезным тоном, чем обычно. – Иди за мной.
Он засеменил к кустам, держа нос высоко в воздухе. Я следовал за ним по пятам и тоже ощутил запах, на мгновение. Генри остановился, обойдя последнюю клумбу, его тело вздрогнуло. Что бы он ни увидел, это его остановило.
– Что там? – спросил я, подойдя ближе.
Но я уже распознал запах. Это была кровь. Собачья кровь.
Генри повернулся ко мне.
– Видишь? Там, между кустами.
Предмет не двигался, и мне было трудно сфокусироваться.
– Нет, я не… – но затем я увидел. Ее. Она лежала на постели из влажных листьев, с открытыми глазами, шея была черной, а трава вокруг была примята. – О, Джойс, нет.
Взяв себя в лапы, Генри подошел, чтобы исследовать ее поближе.
– Была драка, – сказал Генри. – И судя по сломанным кустам, дралась она отчаянно.
– Ты чуешь другого пса?
Генри опустил нос к горлу Джойс.
– Нет, – сказал он, – Только нас. Должно быть, дождь смыл запах. – Он понюхал еще. – Она мертва уже какое-то время, минимум день.
Я вновь взглянул на нее. На ее открытые глаза, вытянутые ноги, заглаженную назад шерсть. Казалось странным, что собака, проведшая большую часть жизни в кустах, должна умереть в такой активной позе. Она выглядела как переросший щенок, замерший в галопе.
Но когда я посмотрел внимательнее, то увидел, что в ее глазах застыл страх и шок. Будто тайна ее смерти оказалась хуже ее худшего кошмара.
– Мы найдем, кто это сделал, – сказал Генри.
– Как?
– Не знаю. Мне нужно подумать. А пока это не должно мешать твоей миссии. Твоя Семья должна быть на первом месте.
– Да, Генри, – сказал я, глядя, как муха приземлилась на участок ее шеи, который был так жестоко разодран. – Семья на первом месте.
шекспир
Шарлотта заболела. Поэтому она не могла пойти в театр. Так она сказала, и в доказательство провела весь вечер, съежившись на ступеньках, держась за живот одной рукой и за перила – другой.
– Мам, я не могу.
– Мы купили билеты. Купили их несколько месяцев назад.
– Мам, вы идите. Я справлюсь. Возьми с собой мобильный, и если станет хуже, я напишу или позвоню.
Дело было в том, что она не заболела. Я знал, что она врет, но что я мог сделать. Она пахла здоровьем, как обычно. Я обнюхал ее с головы до пят, и на ней не было никаких больных запахов.
Хэл не облегчал жизнь.
– Мама, это же Шекспир. Шарлотта даже написать его имя не может.
Адам положил руку в карман куртки:
– Кто-нибудь видел ключи от машины?
Шарлотта издала стон и согнулась.
– Извини, мама, я не могу.
– Ах, вот они где.
– Ш-е-к-с-п-и-р, – произнес Хэл.
– Я лучше возьму очки, – сказала бабушка Маргарет. – Билл всегда говорил: «Помни про очки».
Кейт ничего не говорила, только смотрела на всех членов Семьи с растущим раздражением. Затем она взглянула на меня, по ее взгляду можно было предположить, будто она ищет что-то. Что, я не знал, но это определенно было то, что, как ей казалось, я мог ей дать.
собственность
Шарлотта смотрела из окна гостиной, как машина выехала на улицу. В миг, когда та исчезла, она побежала в коридор, сняла трубку и набрала номер.
– Привет, это я. Можешь приходить, они уехали.
Это было нехорошо. Кому бы она ни звонила, она явно нарушала правила. А нарушение правил плохо для Семьи.
Я последовал за ней наверх, в комнату родителей. Она подошла к зеркалу и начала выщипывать брови. Потом накрасила губы и затем вылила на себя столько духов, что полностью скрыла свой естественный запах.
В дверь позвонили.
Мы побежали вниз. Я лаял, но знал, что это бесполезно.
Дверь открылась. Я выбежал и обнюхал незнакомца, ища подсказки. Крепкие запахи подростка дрожали в воздухе. Табак. Затхлая моча. Пот. Похоть. Полное отчаяние. У него была доска на колесах. Ее я тоже обнюхал.
– Прости за собаку.
– Ничего, он клевый. Люблю собак. – Он потрепал меня по шее. – Как его зовут?
Меня было не обмануть. Я знал, кто треплет меня за шею. Это был Дэнни Томас. Настоящий чертов кошмар.
– Его зовут Принц. Весьма оригинально, знаю.
– Ладно, Принц, ладно, парень, так, хороший мальчик, хороший. Эй, это частная собственность. – Он убрал мой нос от своего паха.
Шарлотта рассмеялась и открыла дверь пошире, чтобы Дэнни Томас мог войти. Приглашала в дом опасность. Я заметил, что на нем был собачий поводок, как и на Шарлотте, он свисал с его больших, мешковатых джинсов.