Когда он пришел туда и увидел ее сидящей на скамейке, запах тревоги вновь превратился в желание, но я знал, что он не совершит глупость. Не в этот раз.
Они просто сидели, сначала в молчании, запрокинув головы и глядя в небо.
– Чудесный вечер, – сказала Эмили спустя какое-то время. – Столько звезд.
– Да. Чудесный. – Адам склонил голову к ней, возможно, предпочтя отражение ночи в ее глазах.
– Что ты видишь? Что ты видишь, когда смотришь в небо? О чем думаешь?
Адам вновь взглянул вверх и поразмыслил над вопросом Эмили:
– Я, хм, не знаю. – Он прищелкнул языком. – Наверно, это звучит странно, но, пожалуй, когда небо такое ясное, я вижу разрушение.
Эмили взглянула на Адама в замешательстве.
– Разрушение?
– Думаю, да. Когда я смотрю на звезды, я думаю о столкновениях, которые их породили. Ну, там, Большой взрыв. Что-то вызвало этот Взрыв, верно? Звезды прекрасны и все такое, но в итоге – они просто мусор, и в каких-то случаях – мусор, которого уже даже не существует. Когда я смотрю вверх и думаю об этом, вот что я вижу. Несчастный случай. Разрушение. Я видел телепередачу пару недель назад. Все эти лучшие ученые, по сути, об этом и говорили. Что все: земля, ты, я, собаки, этот парк, звезды, – вся вселенная началась из-за феноменального столкновения двух физических сил. Так что вселенная не началась с ничего, она возникла из сущностей, из миров, которые уже существовали. Мы просто, понимаешь, последствия. Часть самого разрушения.
– О, – сказала Эмили. – Верно.
Тут подбежал Фальстаф.
– Э-гей, буйнохвост!
– Э-гей, – откликнулся я устало.
– Сколько им осталось? – спросил Фальстаф.
– О чем ты?
– Твоей Семье, прежде чем она развалится?
– Она не развалится.
– Ну конечно, нет, буйнохвост. Конечно, нет. – И проговорив это, Фальстаф умчался в направлении вонючей кучи. «Он ничего не знает, – сказал я себе. – Он просто меня накручивает».
Но все равно, когда я вновь обратил внимание на Адама и Эмили, я отчетливо почувствовал тошноту.
– Насчет того вечера, – сказал Адам, – этого не должно было случиться.
– Не волнуйся, – ответила Эмили. – Это не твоя вина.
– Разве?
– Нет. Вокруг было много космической энергии. Ну, знаешь, Луна в Юпитере. Ты Близнецы. Я Рак. Нам этого было не избежать.
– Извини?
– Мы не могли себя контролировать.
– Нет, не могли. Но на будущее, думаю, нам стоит попытаться. В смысле, ты очень привлекательная женщина, но это неправильно. У меня жена, семья, а у тебя Саймон.
– И Фальстаф, – хихикнула она.
– Не понял?
– Фальстаф! Мой пес!
– О, да. Хм, конечно. Но как я сказал, не думаю, что это правильно.
Снова хихиканье:
– Ты забавный! – сказала она. – Такой серьезный!
– Так скажем, что этого никогда не было?
– Конечно, этого не было! Ты забавный!
Смущенный, Адам позволил себе легкую улыбку облегчения, когда он пристегивал мой поводок.
– Ладно, я лучше пойду.
– Хорошо, увидимся завтра.
– Да, увидимся… – Адам остановился, вспомнив кое-что. – Вообще-то нет. Мы запланировали поездку на выходные. Нас не будет в городе.
Эмили притихла.
– О, – сказала она, ее голос погрустнел. – Развлекайтесь.
самоубийство
Запах Семьи еще тяжко висел в воздухе, когда Хэл помчался вниз по лестнице позвонить лучшему другу, Джейми. Плохое влияние. Я сидел в коридоре и следил за ним: сунув руку в карман боксерских шорт, пытается придумать предлог.
– Нет. Не могу. Ни за что на свете. Они возвращаются завтра, на кону моя жизнь… я должен присматривать за собакой… везде датчики дыма… я должен много повторить… каждый предмет в доме хрупкий… соседи жалуются, даже если я слишком громко кашляю, я не могу позвать полгорода на вечеринку… я серьезно, серьезно болен.
Он посмотрел на меня, отчаянно выдумывая что-то более убедительное, и я повилял хвостом в качестве моральной поддержки, но это не сработало. Он тут же сказал:
– Ладно, но не больше десяти человек.
Лапсанг слушала телефонный разговор Хэла, растянувшись на полу. Когда он закончил, она взглянула на меня, лежа на спине, и объявила:
– Удачи.
– Ты не останешься?
Она перевернулась на живот.
– Милый, ты рехнулся? С чего бы я захотела остаться на вечеринку подростков?
– Не знаю. Может, там будет много хороших теплых коленок.
– Поверь мне, остаться для меня было бы самоубийством. Я знаю, что такое вечеринки подростков, и знаю, что кошки на них не выживают. Либо им к хвосту привязывают петарду, либо их заставляют прыгать с очень большой высоты, просто чтобы посмотреть, получится ли. Так что нет, спасибо. – Она встала и прошла мимо меня по коридору, проведя хвостом по моему подбородку. – Вообще-то, я собираюсь уйти прямо сейчас, чтобы уж наверняка.
– Лапс… – Но прежде чем я смог возразить, я увидел, как Лапсанг исчезла в кошачьей дверце, и я остался наедине с Хэлом и крайне реальной угрозой вторжения подростков.
лестница
В дверь позвонили после полудня.
Я предупреждающе залаял, но никак не мог помешать Хэлу открыть дверь.
– Ты кто? – спросил он очень высокого бритоголового мальчика, стоящего на пороге.
– Не волнуйся, – ответил знакомый голос. – Он со мной. – Это был Джейми, он держал перед собой бутылку с прозрачной жидкостью. – Глотни.
– Но…
Джейми сложил ладонь ракушкой возле уха Хэла и прошептал что-то насчет Лоры Шепард, девочки из снов Хэла и предмета его бесед с зеркалом. Когда он закончил шептать, Хэл отошел к батарее в полной покорности, а Джейми высунул свою остроконечную голову из дверей на улицу и свистнул. Мгновение спустя началось вторжение. Подростки всех видов, вооруженные бутылками и банками, входили в дверь. Я обнюхал стольких, скольких смог, но информации было слишком много, чтобы за всем уследить.
Спустя мгновение каждая комната в доме была занята. Музыка раздавалась из всех мест. Напитки пили прямо из бутылок. Все смеялись.
Все, кроме Хэла. Он сидел один наверху, на своей кровати, с бутылкой прозрачной жидкости в руках. Он посмотрел на меня, открутил крышку и начал глотать жидкость. Скривился, отдернул бутылку, закашлялся. Протянул бутылку мне.
– Хочешь глотнуть? – и тоже рассмеялся.
Это было плохо.
Я спустился вниз. Мальчик и девочка сидели на диване в гостиной, засовывали языки друг другу в рот. Рядом с ними высокий мальчик с бритой головой укладывал странно пахнущую субстанцию в обрывки белой бумаги. Он скрутил белую бумагу, облизал ее и скрутил снова, в трубочку. Какая-то сигарета. Хотя он и смеялся, выглядел при этом крайне серьезным. Он покрутил и оторвал край трубочки, положил ее в рот и поджег.
– Мелодия дичь, – заявил он, вынимая трубочку изо рта и указывая на стерео.
Кто-то сказал:
– Да, огонь, – и начал поднимать руки в воздух в ритме музыки.
Высокий парень перегнулся вперед и схватил меня за ошейник.
– Думаю, он тоже хочет, – объявил он. Затем поместил другой конец белой скрутки в свой рот, тот конец, что был зажжен, и приблизился к моей морде.
Следующее, что я помню, это странно пахнущий дым в моих глазах и носу. Смех подростков звучал в моей голове. Высокий мальчик отодвинулся, и я закашлялся.
Я ощутил слабость, комната начала вращаться. Все расплылось. Я пытался разогнуть задние лапы и выйти из комнаты, но все время заваливался вправо. Ударился плечом. Смех усилился. Это было хуже вонючей кучи. Я начал чуять то, чего тут не было: нечто ужасное, смерть.
Я вновь попытался выйти из комнаты, и на этот раз мне это удалось. Я хотел проведать Хэла, но это было невозможно. Я стоял у подножия лестницы и понимал, что она бесконечна. Я увидел мерцающее нечто, стоящее наверху и глядящее вниз, на меня. Это был Генри. Я закрыл глаза, но открыв, снова увидел его там.
– Это был я, – сказал он серьезным голосом. – Это был я.
– О чем ты?
– Все заканчивается насилием, – сказал он. – Что бы мы ни делали. Мы все нарушаем Пакт.
– Я не понима… – Но Генри исчез. – Генри?
Мои веки отяжелели. Я лег. Все поблекло.
унитаз
Не знаю, как долго я спал. Слишком долго, понял я, обходя дом.
Все было в беспорядке.
В комнате Шарлотты сидели мальчики, они слушали ее музыку. Смеялись, хлопая друг друга по головам и корча рожи.
Я прошел в комнату Хэла. Везде тела, в дыму. Мальчик встал надо мной, притворяясь, что оседлал меня, дернул меня за уши и издал звук самолета. И запел:
– Любопытный песик-пес, любопытный песик-пес, бау-вау-вау-йиппи-йо-йиппи-йей, бау-вау-вау-йиппи-йо.
Все засмеялись, кто-то запел: «Кто спустил пса?» – но на этот раз никто не засмеялся.
Я огляделся и попытался почуять Хэла, но мои зрение и обоняние были нарушены из-за дыма. Я дал задний ход, на площадку.
Кого-то тошнило. Когда я подошел ближе, то увидел, что это Хэл склонился на четвереньках перед унитазом, как я, когда лакаю воду.
– Пру, – сказал он. – Пру. – Думаю, он пытался произнести мое имя.
Его опять стошнило, он выплеснул из себя еще вонючей рвоты.
– Пру. Черт, му. – Но я не мог ему помочь.
Происходящее было – и я вынужден был это признать – неподконтрольно мне. Он повис, обессилевший, на сиденье унитаза, его рука отпустила мой ошейник, пытаясь дотянуться до цепочки. У него не получилось: вместо этого он сбил крышку унитаза, она ударила его по голове, прихлопнув к сиденью.
– Пру, вот ху… – объявил он мне. Я пытался заговорить с ним, как прежде, но он только смотрел на меня пустыми глазами. Он никогда больше не сможет меня понять.
А затем вдруг он перестал на меня смотреть. Он смотрел на то, что было позади меня. Надо мной. И его глаза наполнились паникой.
Я обернулся и увидел девочку. Она была внешне привлекательной, полагаю, по крайней мере, по человечьим стандартам. (А как я сказал, это все, что имеет значение для людей – внешняя привлекательность. Глупо, знаю, и совершенно ошибочно. Но так уж есть.)