— Погоди, какие еще нужды? — не понял Турецкий.
— Ну наружное и внутреннее освещение, прочее, — встрял Яковлев. — А поезда обслуживает другая служба, она называется «Электрическая часть». И железнодорожную сигнализацию, светофоры там, стрелки, блокировку — тоже своя, отдельная служба. Короче, там их столько, что черт ногу сломит, Александр Борисович. Только остальные к данному объекту, — Яковлев без всякого почтения указал носком ботинка на разрушенную стену, — никакого отношения не имеют. А имеет электроцех. Конкретно. Это я и выяснил. Вот там я и взял, сказали, полностью отражает положение дел на сегодня. А похоже — туфта очередная.
— Да с этой филькиной грамотой, — возмутился Георгиев, — нам придется всю эту стену вскрывать. Вы ж понимаете, что тут изображено? Это вот за все годы, что стоит вокзал, здесь работали электрики. Тянули провода. Телефонисты тянули свои линии. Пожарные — свои системы оповещения. Потом, с каждым капитальным ремонтом, все эти линии укладывали внутрь, делали специальные развязки и так далее. До черта всяких концов. А что откуда, понять совершенно невозможно. Ну вот я проверил… — Он показал на пролом, откуда торчали концы проводов. — Попробовал «прозвонить». И обнаружил неучтенный двужильный, обрезиненный конец. Обгорелый. Сегодня такие провода и не выпускают. Куда он ведет, неизвестно, а здесь, — он опять презрительно ткнул пальцем в чертеж, — его нет и в помине. И что прикажете делать? Только одно — ломать всю стену, чтобы выяснить, куда он нас может привести. Вы, как старший, Александр Борисович, разрешите это сделать?
— Я не сумасшедший, — вздохнул Турецкий. — Оно конечно, проще для начала вообще снести Киевский вокзал, но, кажется, нам не разрешат это сделать без высшего указания.
— То-то и оно. Но все равно нам придется тут подолбить основательно, чтоб хотя бы подлиннее освободить конец. Он же — видите? — совсем утоплен в кирпичной кладке. И зачем? Как он там оказался? Нет, вы можете мне объяснить?
Взрывотехник показал пальцем на какое-то место в разломе. Но Турецкий, как ни приглядывался, так ничего и не увидел.
— Если надо долбить, долбите, что поделаешь. Нужны рабочие с инструментом? — спросил Турецкий.
— Вообще-то один бы отбойничек не помешал.
— Володя, распорядись, — сказал Турецкий, и Яковлев собрался идти, но Александр Борисович задержал его: — Ты выяснял насчет рабочих, которые копались здесь?
— Выяснял… — недовольно пробурчал Яковлев. — Ни хрена они, извините, не знают. Наших, говорят, там не было, может, кто чужие. Или новички какие-нибудь.
— А что за новички?
— Ну… мол, приходят нередко на работу устраиваться, день-другой поработают и уходят. Не нравится им. Зарплата мизерная, чаще всего на побегушках, кому захочется. Короче, ничего не знают.
— И много таких уволенных?
— Не знаю, не спрашивал.
— А ты поинтересуйся. И разберись с ними. Тебя что, учить оперативному ремеслу надо? Так большой уже… мальчик.
— Слушаюсь, Александр Борисович. — Володя засопел, нахмурился, знать, не понравился ему легкий разнос Турецкого.
— Ладно, беги, — кивнул, улыбнувшись, Александр Борисович, — только не забудь про отбойный молоток… Ну а у вас-то, Александр Васильевич, какие мысли по поводу этого вашего конца?
— Вам же нужно что-то определенное, а не всякие догадки?
— Хотелось бы.
— Видите ли, Александр Борисович… — Георгиев свернул чертеж, оставив только то место на нем, о котором шла речь. Была там обозначена и коробка, в которой сходились концы разных проводок. Взрывотехник стал чертить по линиям чертежа своим толстым ногтем указательного пальца. — Вот, глядите, эти и эти концы я обнаружил. Вот это — старая проводка. Она уже сто лет не действует. Здесь, на чертеже, нет телефонной проводки, но и ее я вычислил. А вот этот обожженный конец, которого здесь также нету, вообще не имеет продолжения. Уходит в никуда, понимаете? Значит, по идее, раньше он имел выход именно в эту коробку. С какой целью? И вообще, — поморщился Георгиев, — здесь все так напутано и перепутано, что никаким чертежам нельзя верить. Все приходится самому.
— А выход этого провода — в коробку, которая и была взорвана, так, да?
— Вот именно. И какой напрашивается вывод? Самый простой. Но мне не хотелось бы об этом говорить здесь и вслух. — Георгиев кивнул за спину Турецкому.
Александр Борисович обернулся и увидел нескольких человек, в буквальном смысле глазеющих на них.
— Идите, граждане, идите, здесь нет ничего интересного, — строго сказал Турецкий.
Люди стали неохотно расходиться. Но, отойдя подальше, в сторону, останавливались и продолжали смотреть, словно ждали чего-то необычного.
— Я еще покопаюсь, посмотрю, освобожу побольше этот двужильный конец. Есть у меня такое подозрение, что этот провод как раз и может привести нас к взрывчатке. И тогда становится многое понятно из того, о чем вы рассказывали. Я имею в виду заявление о предупредительной акции.
— То есть вы полагаете?..
— Да, если мы нащупали конец кабеля, ведущего к детонатору, то где-то там, не совсем рядом, но и неподалеку, находится и сама взрывчатка. И тогда слухи о минировании некоторых основных объектов в Москве в сорок первом найдут еще одно свое подтверждение.
— Другими словами, возможен вывод о том, что где-то в глубине вокзала, под массой кирпича и бетона, находится крупный заряд, который может попросту развалить всю эту хренотень? — Турецкий обвел взглядом своды вокзала.
— Может, не все, чего-нибудь и останется, — философски заметил взрывотехник. — Но урону будет много. Похуже, чем в «Трансвааль-парке».
— Ладно, продолжайте работу, Александр Васильевич. Володя остается с вами. Еще помощь нужна?
— Да хорошо бы постового поставить, чтоб гонял любопытных.
— Сделаем. Еще?
— Между нами, Александр Борисович. — Георгиев понизил голос почти до шепота. — Если мое предположение подтвердится, наверное, будет целесообразно проверить самым тщательным образом всех без исключения сотрудников электрических служб, телефонистов и всех остальных служащих, непосредственно связанных с этими материалами. — Он кивнул на чертеж. — Я почти уверен, что взрыв здесь готовил не случайный человек, уголовник там или кто-то подобный ему. Здесь действовал специалист, который знал, что делал. Либо человек, который мог иметь в свое время прямое отношение к этому делу. А почему катастрофы не произошло? Не исключаю, что делалось все правильно, но могло просто не сработать.
— Но почему, по-вашему, могло не сработать? Ошибка подрывника или какие-то технические неполадки?
— Да я вам с ходу назову десяток причин. Контакта в проводе не было — раз. По причине элементарного обрыва на линии. Сам провод оказался некачественным — два. Хотя вряд ли. — Георгиев задумался. — В те времена, когда промышленность выпускала такие кабели, контроль за качеством никакого брака не пропустил бы. За это сразу головы летели. Особенно если мы имеем дело действительно с теми закладками, о которых все уже не раз слышали. И даже нашли подтверждение слухам в здании Госдумы и в бывшей гостинице «Москва». Вы же понимаете, о чем я говорю? Есть и другие причины, но пока хватит и этого. Не будем фантазировать, дальнейшее покажет.
— Я на вас надеюсь, Александр Васильевич, — сказал Турецкий и направился к начальнику вокзала. — Если что, звоните в любое время. О постовом я договорюсь…
Вечером Георгиев позвонил Турецкому, когда тот был уже дома, и сказал, что он может теперь сделать кое-какие выводы наверняка.
Ему удалось вырубить из стены приличный кусок того злосчастного кабеля и установить, что это такое. Оказалось, что это был, ни много ни мало, детонирующий шнур, причем германского производства конца тридцатых годов. Как он мог попасть в Советский Союз тогда, было, в общем, понятно — повышенный товарообмен, договоры всякие, дружба, прочее. Немцы от нас своих успехов в оборонной промышленности и технике не скрывали. Вот и «додружились».
Даже на сравнительно небольшом куске кабеля Георгиев обнаружил несколько порезов, и, кстати, довольно старых, то есть, возможно, соответствующих времени, когда его замуровали в стены вокзала, и свидетельствующих в первую очередь о небрежном отношении тех, кто занимался этим кабелем и вообще всей операцией по закладке тротила в недра здания. Ну да и особой загадки тут нет. Все же, вероятно, делалось не загодя, а второпях, чуть ли не в последний момент, когда немцы небось уже в Химках стояли и в бинокли кремлевские башни рассматривали.
Так что возможен и такой вариант, что кабель этот за долгие годы элементарно отсырел в одном или даже нескольких местах. Но твердым фактом является то, что детонирующий шнур, со всеми появившимися от долгого времени своими недостатками, не может быть, как говорится, уже просто по определению, проложенным в никуда. Значит, придется теперь пройти по нему, чтобы обнаружить место, где заложена взрывчатка. А то, что, судя по величине и значению данного объекта, здесь могут находиться не килограммы, а тонны взрывчатки, было бы трудно, да фактически и невозможно, подвергнуть сомнению. И какой длины шнур к тому месту, и где заложена сама взрывчатка, тоже пока тайна за семью печатями, начнешь долбить по всей его длине, неизвестно, куда выйдешь. А долбить-то, видать, придется, другого варианта не наклевывалось, нет такого рентгена, чтоб определил это, вот какое дело.
И еще теперь возникал важный вопрос, подсказанный тем же Георгиевым.
О том, что закладка на случай прихода фашистов была сделана на Киевском вокзале, нет никаких упоминаний ни в одном официальном документе. Иначе бы дело всплыло. И тем не менее оно всплыло, ибо в противном случае незачем было бы той же «Аль-Каиде» называть происшедшее здесь событие предупредительным терактом, за которым последует… и так далее. Может быть, они нечаянно, сами того не желая, проговорились? Но тогда другой вопрос: откуда узнали о существующей закладке? От кого конкретно? Значит, нашелся все-таки тот человек, который мог что-то действительно знать? Откуда он и кто таков? Если знает или слышал, то, получается, он был в какой-то мере близок к тем людям, что производили эти закладки. И если ему также стало известно, куда уходит детонирующий шнур, значит, он не зря, не по случайности, избрал для детонирующего взрыва именно это место выхода кабеля, возможно также в прежние годы тщательно замурованного где-то в днище той распределительной коробки, которую и раскидало взрывом. И он только по счастливой случайности — так получается! — не вызвал детонации основной массы спрятанного мощного заряда. Ничего себе картинка вырисовывается!