Последнее сокровище империи — страница 15 из 54

– Она сказала – развратные фильмы, – эту фразу Ренкасу повторять почему-то нравилось. – Еще они ходят на стрельбище. Поручик учит девицу…

– Мою невесту, Лео.

– Извините, вашу невесту, Лизавету Васильевну, поручик обучает стрельбе из револьвера и винтовки. Сама же Лизавета Васильевна на удивленные бабушкины вопросы якобы заявила…

– Якобы?

– Со слов бабушки, Кирилл Прохорович. Так вот, Лизавета Васильевна ответила: после того, что ей довелось пережить, она хочет освоить оружие. И прибавила, что, мол, когда идет война и кругом неспокойно, современная девушка должна уметь за себя постоять. А не ждать, когда у мужчин появится время и желание прийти ей на помощь.

– Это все?

– Ну… Еще они просто гуляют, – Лео допил коньяк, подцепил вилкой лимонную дольку, отправил ее в рот, пожевал, чуть скривившись.

– Просто гуляют… – повторил Самсонов.

Сейчас Ренкаса и его рассказов, очень подходящих для того, чтобы стать свежими сплетнями, в отдельном кабинете ресторана «Виктория» для Кирилла не существовало. Вокруг него вообще все исчезло, на некоторое время образовалась полная, даже звенящая тишина. У Самсонова внезапно появилось, о чем подумать, кроме неотложных дел, которые считались государственными.

И это – отнюдь не опасение старухи Потемкиной, лишенные, по глубокому убеждению Кирилла, всяких веских оснований. Начать хотя бы с того, что Настасья Дмитриевна этого поручика, друга Лизиного детства, терпеть не могла. Одно время старый друг решил посватать девушку, получил решительный отлуп от самой Потемкиной и надолго исчез из их дома, как и из их жизни. Бабушке не очень хотелось, чтобы Берсенев вернулся. Самсонов не знал, как к своему старому другу относится Лиза, сохранилось ли что-то между ними, было ли оно, в конце концов. Зато имелось другое, известное ему обстоятельство: он, Кирилл Самсонов, самолично попросил поручика не давать Лизе скучать, пока ее жених активно занимается, как уже отмечалось, делами государственной важности. Берсеневу, кажется, скоро на фронт, жених не может уделить Лизе должного внимания до помолвки, а после случившегося гулять одной – увольте-с! Вот, получается, поручик Берсенев и развлекает Лизу, как умеет. Фильмы, тир, прогулки по набережной. Странный выбор развлечений, да ведь только сам Кирилл это, выходит, благословил и одобрил. Если старухе что-то взбрело в голову, она не обязана делиться своими глупостями с первым встречным. Тем более что первым ей встретился Лео Ренкас, не последний, как знал Самсонов, светский сплетник в Петрограде.

Кабы только это, Кирилл сейчас не сушил бы себе такими глупостями голову. Однако было обстоятельство, о котором не упомянула Потемкина и, естественно, которое не мог взять во внимание Лео.

Ювелирный магазин Самойловича. Место, где произошло событие, вновь открывшее Алексею Берсеневу дверь в дом Потемкиных. И давшее, как показали дальнейшие события, вполне удобный повод для их с Лизой встреч.

Его невеста в тот день пришла к Самойловичу, предварительно договорившись с ним. Опять же, к ювелиру Лизу чуть ли не силой вытолкал сам Кирилл. Как ни верти, девушка оказалась там, в магазине, случайно. И террорист, напавший на нее, тоже вряд ли имел другую возможность вырваться из облавы. Этот также выбрал магазин Самойловича случайно, просто оказался рядом с ближайшей открытой дверью.

А что те двое удальцов? Друзья детства, господа поручики Кречет и Берсенев? Выходит, оба, особенно – Берсенев, тоже оказались у того магазина в тот день и в то же самое время, что и Лиза, по чистой случайности?..

Самсонов снова вернулся из личной тишины в пространство ресторанного кабинета. Встретился взглядом с притихшим Ренкасом. Сильнее сжал пальцы на хрустальной ножке рюмки.

Хрусь!

Отломанная ножка аккуратно легла в центр пустой тарелки. Пораненный осколком палец Кирилл вытер о салфетку. Кинул ее туда же, в тарелку.

Следом кровавым вверх.

4

К середине апреля весна ворвалась в Петроград как-то стремительно, словно ветер с Балтики надул. На набережной даже под вечер оставалось достаточно много гуляющих. О полноценной весне пока что речи быть не могло. Но столичные жители соскучились по солнечным лучам. Не холодным, лишь усиливающим дождливую тоску каменного города, а ярким, обещающим скорый весенний разгул и недолгое, и оттого – еще более желанное петроградское северное лето.

– Купите даме цветы, господин офицер!

Берсенев заплатил молоденькой девчушке за белый букетик ландышей, протянул Лизе, державшей его под руку, и та картинно наморщила носик.

– Фу, господин офицер, как это пошло!

– Почему? – от неожиданно полученного замечания Алексей даже остановился.

– Набережная, закат, копеечные ландыши… Бульварный роман. Берсенев, это ты в госпитале начитался?

– Прости…

Сжав тонкие губы, поручик решительно попытался взять злополучные ландыши, даже намеревался швырнуть цветы в воду, но Лиза отпустила его локоть, легко отскочила, пряча при этом букет за спину, погрозила пальчиком.

– Э, нет, господин офицер! Это уже хамство! Солдафон! Сначала дарит цветочки барышне, после отнимает!.. Что за манеры, Алексей Иванович, где вы росли?

– Там же, где и вы, Лизавета Васильевна.

Скорее почувствовав, чем увидев, что Берсенев не готов подыгрывать, Лиза поднесла букет к лицу, вдохнула аромат, на мгновение зажмурилась.

– Не из цветочного салона, Алеша. Самые настоящие, лесные. Живые. Даже без пошлой муаровой ленточки. Вот! – она победно помахала цветами. – Они пахнут, понимаешь? Я поставлю их в девичьей спаленке и стану засыпать под этот аромат.

– Голова закружится, – предостерег Алексей. – Как вон у нашего Кречета.

– Так и не раскрыл государственную тайну? – Лиза снова пошла рядом с Берсеневым, подхватив офицера под руку. – То-то, гляжу, запропал…

– Куда там! Важный, как главный петух в курятнике! Грудь колесом, на лице – загадочное выражение. Только и знаю, что, дескать, поручено ему какое-то важное дело, чуть не самим государем императором. Даже не так: говорит – миссия, не иначе! – Алексей усмехнулся, вспоминая давешний разговор с Кречетом. – Отбывает куда-то то ли под конец апреля, то ли – с началом мая. Обещает вернуться полковником.

– Сразу так и полковником?

– Ну, Лиза, ты же знаешь Антона. Генералом родился, только по чистой случайности все в поручиках ходит.

Они помолчали. Лиза с кем-то вежливо поздоровалась, легонько ткнула спутника локтем.

– Ты заметил?

– Нет. Кто это?

– Не важно, кто, Алеша. Важно, что эта парочка проходит мимо нас уже в третий раз. Думаю, делают какой-то невероятный круг, чтобы вернуться обратно и пойти снова нам навстречу.

– Сплетен не боишься?

– Невеста Господина Медведя может себе позволить плевать на сплетни, – Лиза взглянула на поручика, явно ловя его реакцию, после хохотнула: – Да ладно тебе! Пускай почешут языками, если людям так интереснее жить. Кстати, они получат приглашение на помолвку. То-то разговоров пойдет, когда увидят тебя среди друзей жениха…

– Ты хочешь таких разговоров?

– Перед началом скучной семейной жизни встряски полезны, Берсенев.

– Возможно, – проговорил поручик, глядя сейчас мимо Лизы, на холодную воду Балтики. – Если тебе доставляют удовольствие подобные развлечения, если ты считаешь это невинным – бог с тобой.

– Ты стал моралистом, Алеша?

– Нет, Лиза, на фронте трудно остаться моралистом даже тому, кто им был в мирной жизни. Моралист в окопах, чтоб ты знала, первый враг и главный мерзавец. Просто, – он выдержал паузу, давая себе последнюю возможность собраться с мыслями, – просто мне жаль, что я не смогу насладиться финалом твоего милого спектакля.

– Какого спектакля, ты о чем?

– Любительский театр, Лиза. Все тот же, Ромео и Джульетта для пейзан. В общем… Сегодня наше прощание. Мой рапорт удовлетворен, через три дня отбываю на фронт, в действующую часть.

Лицо девушки изменилось резко. Игривое выражение словно сдуло морским ветром. Слетела напускная загадочность, делавшая ее похожей на гимназистку, впервые поцеловавшую кадета на балу. Лиза вдруг стала сама собой: растерянной, неуверенной в завтрашнем дне и крайне потрясенной. Так случается, когда внезапно уходит близкий человек.

– Я… я не ожидала… то есть… Алексей Берсенев, я ждала от тебя другого признания! Такого же, как тогда, в бабушкином саду… Ладно, то детство… Но почти два года назад, Алеша, ты… Хорошо! – к ней вернулась отчаянная решимость. – Мужчины трусы, даже если они воюют, стреляют, если их ранят и они просятся на фронт! Видно, смелости с девушками от вас ждать не приходится. Вы скорее пойдете в атаку на врага, чем решитесь объясниться! Хочешь, чтобы я это сказала? Я люблю тебя, Алеша, люб-лю! Вот! – не зная, как завершить разговор, она снова понюхала ландыши.

– Этого нельзя делать… – проговорил Берсенев, сглотнув подступивший к горлу комок.

– Нельзя любить?

– Ты выходишь замуж, Лиза. Очень скоро ты будешь помолвлена с Кириллом Самсоновым. Ты сама приняла решение…

– Но я же могу принять и другое решение, Алексей! Мы сегодня, сейчас же идем к нам, ты просишь у бабушки моей руки, а она…

– Ты питаешь иллюзии по поводу своей бабушки, Лиза?

– Нет, но раз ты такой старомодный моралист, приличия будут соблюдены. Какой бы ответ ты ни получил, я завтра же прошу у Кирилла прощения. Ты плохо его знаешь, мало, о нем разное говорят и пишут… Только он хороший человек, Алеша. Я поговорю с ним – и он все поймет.

– Не нужно, – Берсенев мягко взял девушку за плечо. – Ты – Потемкина, а Потемкины не должны сбегать из дому с поручиками, у которых только одна перспектива – погибнуть за веру, царя и Отечество. Если ты готова принять некое важное для себя решение, то и я для себя решение также принял. Только, в отличие от тебя, обдумывал его долго.

– Постой! Кто тебе сказал, что мои слова сейчас – это девичья блажь? – Лиза нахмурилась.

– Я уважаю твое решение, Лиза. Я благодарен тебе. И я… я тоже люблю тебя. Но также прошу тебя уважать и мое решение. Сегодняшний вечер – наше прощание. Мы оба понимаем, что иначе не может быть.