Так продолжалось почти всю дорогу. Стоило Самсонову немного протрезветь, как его начинали одолевать невеселые думы касательно его позора, и он требовал снова коньяку, всякий раз крича на поездную обслугу все громче. Кириллу очень хотелось сорвать на ком-то накопившуюся злость. Однако окружающие, словно чувствуя исходившую от этого великана взрывную опасность, старались или не гневить его, или по возможности вообще не попадаться Кириллу на глаза.
Потому-то, увидев на вокзальной платформе Красноярска выряженный в парадные мундиры духовой оркестр, состоявший к тому же, по чьей-то хитрой задумке, из одних розовощеких усачей, похмельный и от того особо страшный Самсонов наконец понял – вот он, подходящий случай.
Прямо на глазах у господина Воинова, лично прибывшего к поезду встречать во всех смыслах высокого гостя, Кирилл спрыгнул с вагонных ступеней, стремительно подошел к оркестрантам и, вырвав у трубача – первого, кто попался под руку, – начищенную до блеска трубу, с силой хватил ею о платформу.
Музыка смолкла. Растерянный усач потянулся было к своему инструменту, но что-то его остановило: выпрямился, вытянулся во фрунт, остальные оркестранты сделали то же самое. Не ожидавший подобной реакции Кирилл набычился, тяжело дыша, пнул ногой искалеченную трубу, поискал взглядом и нашел застывшего неподалеку Воинова. Тот же, быстро, как всякий опытный полицейский и не менее опытный мужчина, оценивший происходящее и безошибочно угадав причину, поспешил навстречу Самсонову со словами:
– С приездом, Кирилл Прохорович! Вот радость-то, вот гость дорогой! Устали с дороги, я вижу? Так пойдемте, пойдемте, у нас тут все уже приготовлено! Это ваш багаж? Доставят в лучшем виде, не беспокойтесь! Вы ведь у себя дома, Кирилл Прохорович, как же, не оставим, не оставим…
Откровенно заговаривая гостю зубы, обер-полицмейстер подхватил его под руку, повел за собой – а навстречу уже выступил офицер, держа на маленьком круглом серебряном подносе широкую рюмку водки. Расчет оказался точным: Кирилл потянулся к рюмке машинально, забыв обо всем на свете, в том числе – о своей злости и обиде на весь мир. Выпив, быстро почувствовал, как становится легче, как снова отпускают невидимые тиски, резко обнял грузноватого Воинова, троекратно расцеловав по русскому обычаю.
– Я тут набедокурил маленько…
– Какой мужик без этого… – ответил в тон ему обер-полицмейстер. – Пожалуйте, завтрак уж накрыт.
Действительно, в ресторане у железнодорожной станции ожидал накрытый стол. Самсонов выпил еще, на этот раз – коньяку, немного поел и только после третьей рюмки готов был выслушать печальный рассказ Воинова о неудачных поисках Лизы и обо всем, чем они могут оказаться чреваты. К своему удивлению, новость принял спокойно. Проворчал только:
– Не можете девчонку в своей вотчине найти. Позор, стыд и позор, Савелий Кузьмич!
– Так ведь кто ж знал, что эта ваша барышня такой ловкой окажется? – обер-полицмейстер сейчас не оправдывался, просто фиксировал факт, ведь другие новости явно перевешивали неожиданную ловкость столичной девицы. – Другое дело, что по адресу, где она здесь проживала, госпожу Потемкину найти не удалось. И это бы полбеды, да только вещи сбежавшего каторжника там же нашли, в садике… Скрыть сей факт, велеть не указать его в рапорте я, Кирилл Прохорович, не в силах. Даже при всем уважении к вам.
– Это доказывает, что Берсенев нашел Лизу после побега. Свой адрес она наверняка указала ему при их встрече в тюрьме. Только, господин Воинов, вы служитель закона. И должны понимать: Лиза вряд ли одна смогла организовать такой побег. Да еще в столь короткое время.
– Именно потому, что я здесь блюду закон, я и вынужден доложить в Петроград: госпожа Потемкина действительно не могла сама подготовить столь сложный побег. Но обстоятельства указывают: Лизавета Васильевна вполне могла оказаться сообщницей преступников.
– Почему?
– Учитывая всю эту романтическую историю, вашу, гм, невесту здесь могли просто использовать. Для передачи надзирателям какой-то части вознаграждения, например.
Самсонов поднял наполненную рюмку, но теперь пить не спешил.
– Господин Воинов, – начал он, стараясь говорить очень осторожно. – По просьбе Лизы, которая тогда еще не приняла рокового для себя решения, я пытался хлопотать по делу этого Берсенева. Они – друзья детства, поручик спас ей жизнь, ну и так далее, вы понимаете… Моих связей оказалось достаточно для наведения таких подробных справок, какие обычный человек навести не сможет. Так вот, Берсенев осужден как пособник террористов. А эти террористы, тот же Полетаев, как-то связаны с германской разведкой. Как раз подобное широко не разглашалось. Мне самому намекнули: дескать, не стоит лезть туда, где попахивает шпионажем и государственной изменой, – Кирилл аккуратно поставил рюмку на стол. – Теперь понятно, во что вольно или невольно вляпалась моя невеста?
Воинов широко перекрестился.
– Господи Иисусе! Я нашу систему хорошо знаю! Одно дело – пособничество уголовникам либо даже политическим, и совсем другое – шпионаж в пользу Германии… А есть такие дуболомы, что, не дай господь, уж так расстараются: барышня-шпионка…
– Теперь, Савелий Кузьмич, вы меня понимаете, – Самсонов сменил тон, теперь он уже не командовал, не ругался, а просил: – Найдите Лизу как можно скорее! Пока она не увязла во всем этом шпионском дерьме еще глубже. Нужны дополнительные средства полиции – я готов помочь. И даже лично включусь в поиски.
– Делали, что могли, Кирилл Прохорыч, – вздохнул Воинов. – А теперь и что не можем – для вас сделаем.
Федотов, начальник сыскной полиции Говоруха и двое вооруженных полицейских уже почти пересекли двор. До крыльца федотовского дома всем оставалось не более пяти шагов.
– Дай револьвер, Антон! Быстро! – отрывисто, но при этом тихо сказал Берсенев.
– С ума сбрендил! – Кречет даже отступил чуть назад, опасаясь, как бы Алексей не попытался отнять у него оружие силой. – Стрелять в полицейских? Еще чего тебе не хватало! Лучше уходи через окно с той стороны. Лиза, ты тоже. Я отвлеку их!
Времени на раздумья и споры не оставалось совсем. Одернув пиджак и опустив револьвер в правый карман, Кречет шагнул наружу, даже не представляя, зачем Федотов ведет к ним полицию. И что случится в следующую секунду.
Тем временем Берсенев подхватил со стола кухонный нож – другого оружия просто не нашел. Затем легонько подтолкнул Лизу в соседнюю комнату, окна которой вели во двор, на противоположную сторону. Однако Алексей уже принял решение: если вдруг начнется какая-то заваруха, он бросится на помощь Кречету, а Лиза в тот момент должна будет бежать что есть силы. Согласится ли сама девушка с таким планом, Алексея занимало меньше всего.
Антон же, старательно изображая идущего по делам человека, столкнулся с отставным полковником и его гостями прямо на пороге дома. Поручик остановился, загораживая собой проход, чтобы дать тем самым беглецам несколько дополнительных секунд, и собрался было сыграть удивление, но Федотов опередил его:
– Вот кстати! Поручик, вы-то как раз нам и нужны! Михал Савельич говорил, что знаком с вами…
– Встречались, – ничего другого Антон не нашелся ответить.
– Далеко собрались, господин Кречет? – быстро спросил Говоруха.
«Пора наступать», – решил Антон.
– Почему полиция? Что случилось, Михаил Савельевич?
Федотов и Говоруха переглянулись. Вся компания так и топталась в дверях, лишь полицейские толклись внизу, у крыльца, видимо, ожидая распоряжений своего старшего.
– Кое-что случилось, Антон Иванович… – проговорил наконец сыщик. – Вы ведь знакомы с мещанином Караваевым Емельяном?
– Я как раз к нему собираюсь. Мы познакомились вчера, его рекомендовал мне господин Федотов. Вы ведь, господин Говоруха, в какой-то мере проинформированы о моей миссии, так что…
– Вы оставляли Емельянову вчера один из переданных вам самоцветов? – резко, даже грубовато перебил его Говоруха.
– Да. Караваев собирался изучить его природу… Или что там еще, я в таких материях не силен… А в чем, собственно, дело?
– Караваев убит, – проговорил Федотов.
А вот сейчас Антон Кречет почувствовал, как на самом деле бывает, когда на ровном месте вдруг начинаешь терять почву под ногами. Его даже резко качнуло в сторону, и поручик ухватился за дверной косяк.
– Как? Когда?
– Нынче утром, – пояснил Федотов. – Я собирался к нему, надо было оговорить кое-что по известному нам делу. Вас я будить не хотел, без того намаялись за эти дни. Ну, как вошел, обнаружил труп. Кликнул околоточного, полицию дождался на месте. Я повоевал, крови повидал, но чтоб такое…
– Искололи ножом, – вступил Говоруха. – Наши края неспокойные, считайте, каторжные, всякое бывало. Только подобного и я за, почитайте, двадцать лет службы не видал. Из него кровь вытекла, Антон Никитич. Кто-то сильно исполосовал жертву и оставил умирать, связанного и беспомощного. Хоть бы добил, прости господи… Так когда вы были у Караваева вчера?
– Ближе к вечеру.
– Стало быть, убийца или убийцы пришли вскоре после вас. Заявись они поздно ночью, жертве, может, и удалось бы дожить. А умирал господин геолог долго, мучительно… Да-с, – Говоруха быстро перекрестился. – Кстати, драгоценного камня, о котором я вас спрашивал, при убитом не оказалось. На рабочем столе тоже не нашли ничего. Думается мне, его убили, чтобы ограбить. И еще думается – без давешних беглецов не обошлось.
– Вы теперь любое преступление им станете приписывать? – вырвалось у Кречета.
– Зачем любое? Не любое. Только сами рассудите, Антон Никитич: средств у беглых нету, зато они каким-то хитрым образом узнают о человеке, который очень интересуется камнями. Среди прочего – драгоценными. Нет, господин Кречет, когда речь о логике преступника, тут уж со мной не спорьте.
– Хорошо, не спорю, – поручик взглянул на стоявшего рядом Федотова. – Я так полагаю, Григорий Лукич, меня нужно допросить как свидетеля. Как ни верти, я последний, кто видел Караваева живым. Отлично, я готов немедля ехать с вами для дачи показаний по поводу нашей вчерашней с ним встречи! Если они помогут, разумеется.