– Про подкопы да напильники соврут – недорого возьмут, – хмыкнул Рогожин. – А вот про девку: точно ли?
– Вернее некуда. А чего, Федя?
– Да так, ничего. Будет курить, заходите, дела наши порешаем.
«Сходится, кажись, – решил Рогожин. – Политические… Так на уголовных они и не похожи. Фараоны политиков еще злее ищут. Видать, обратной дороги-то им нету. Правду говорят, отчаянные.
Ну, поглядим…»
Когда Рогожин вместе со своими людьми вернулся и коротко велел пленникам рассказывать, где нужно искать сокровище, оказалось – рассказывать особо нечего. Путь к алмазам укажет какое-то тунгусское капище, которое находится где-то здесь, у самого подножия Медведь-горы. Отыскать его, а дальше видно будет.
– Всего-то? – озадаченно спросил Рогожин.
– А ты как думал?
– Ладно, – Федор поскреб затылок. – Не знаю, как ты прознал, только верно – есть такое место. Поляна, палка и череп на ней. Место впрямь глухое, нашли мы его по случаю. Щербатый пугала забоялся.
– Ты б не забоялся! – огрызнулся Щербатый. – Сам же говорил – место проклятое, десятой дорогой обходить надо.
– Вот и хорошо, – кивнул Берсенев. – Все складывается. Осталось дойти до места и там посмотреть.
– Вот пойдем, православные, и посмотрим… Собирайтесь, зады поди отсидели до синяков.
– Прямо сейчас, ночью? – удивился Кречет.
– Дорогу дядя Матвей знает. И я не заблужусь. Часа два чесать, а там, глядишь, и солнышко встанет. На месте обождем, чего время терять-то… А? – он взглянул на Багрова.
– Как скажешь, – согласился тот. – Только думай, все ли пойдем, Федя?
– Правильно мыслишь, дядя Матвей. Неча всем кагалом идти. Решаю я вот что, господа хорошие, – он цыкнул зубом, явно оставаясь довольным собой. – Вот такое вот решение мое, значит… Двинемся к капищу мы с дядей Матвеем. Вы двое, Алешка с Антошкой, с нами двинете. А чтобы даже в мыслях не было в игры с нами играть, девка ваша здесь останется. Ребятки приглядят за ней, пока не вернемся.
Берсенев снова невольно стиснул кулаки.
– Так не пойдет…
– Пойдет, пойдет, – отозвался Багров. – Твои слова тут – тьфу. Ты сам пока живешь на Федькином честном слове, паря. Федя вам верит. Я – нет. К вечеру завтра мы сюда же вернуться должны с вами. И ежели до заката нас тут не будет – пускай ребятки делают с ней, чего душа пожелает. Верно говорю, Федор?
– Куда верней! Ну, слово сказано. Согласны, господа хорошие?
Ногти Берсенева больно впились в ладони.
– Как я понимаю, наше согласие тебя совсем не интересует, – выдавил он. – Ладно, выбора все равно нет… Ты должен дать слово, Рогожин, что с Лизой ничего не случится.
– А ты, Берсенев, – этому слову поверить! – не выдержал Кречет.
Рогожин усмехнулся.
– Вот и поглядим, благородие, чье слово вернее нынче. Если будет так, как я хочу, с барышни волос не упадет. Вот те крест!
Сказав так, Федор широко перекрестился.
Антон и Алексей переглянулись. Затем оба посмотрели на притихшую Лизу, за все время разговора не проронившую ни слова.
– Ночь нынче хорошая, светлая. – Рогожин похлопал обрезом по ладони. – Засим прощайтесь да пошли, – Можете хоть целоваться… И это, православные… Уж не гневайтесь, только ручки-то мы вам свяжем…
Идти с наступлением темноты предложил Костров.
Выбравшись из болота и добравшись до берега реки, они с Полетаевым развели костерок, чтобы просушить одежду, вскипятить чаю и передохнуть. Пока возились, солнце понемногу начало клониться к закату. Нужно было что-то решать с ночлегом.
Об утонувшем Данко оба за это время не вспомнили ни разу. И Полетаев, и Костров к своим годам успели повидать и пережить немало. Каждый из них был далек от того, чтобы оплакивать товарища, ставшего за последнее время в тягость. Появился Данко случайно, ничем особым не выделялся, кроме разве жестокости, читающейся в тусклых холодных глазах. Казалось, его ничего не заводило. Даже тот, кто назвался Юнкером, а оказался агентом Охранного, держался иначе. Пускай он играл – Данко вряд ли мог себе позволить даже маленький проблеск оживления.
Умер мертвый человек. Значит, есть баланс в природе, о котором частенько говорили хилые либералы на пересылках, уповая не на силу, а на некий естественный ход нашей жизни, способный покончить с монархией и буржуазией естественным путем, без применения силы извне. Вот с кем Полетаев никогда не соглашался: империя качается, падающего – толкни, только так…
Словом, Данко – не та потеря, о которой можно и нужно жалеть. Другим головы заняты. Догнать поручика и остальных, вот что важнее.
К тому же Полетаева отдельно занимало, сколько же людей ушло с Кречетом: после того как Данко изрезал ножом геолога Караваева, чем наверняка привлек нежелательное внимание полиции, Борис велел снять слежку. Все равно ведь известна конечная цель их путешествия. Так он, во всяком случае, думал. Вряд ли там двое мужчин. Пускай миссия и секретная, но вдвоем идти – больше риска, чем больше людей, тем больше шансов, что хотя бы часть вернется обратно. Значит, прикинул Борис, их там как минимум четверо.
Эта неопределенность и родила у Кострова идею ночного перехода.
– Смотри, – он указал Полетаеву точку на карте. – Охотничья заимка здесь, конечно, не обозначена. Только я точно знаю, тут она где-то. Получается, если вот так, вдоль реки пойдем, не заблудимся.
– И ночью?
– И ночью, – кивнул Костров. – Обычно охотники оседают в заимках на несколько дней, если вообще не живут там неделями. Рядом всегда должна быть вода. Выходит, искать долго не придется. Я вспомню дорогу, обязательно вспомню, только ближе к месту подойдем.
– Ладно, допустим. Я не услышал пока, в чем смысл. Почему надо идти сейчас?
– Сам посуди, Борис. Наши приятели тоже шли через болото, тоже ночевали под открытым небом. И не меньше нашего устали. Куда бы они ни собрались дальше идти, в ночь не выйдут. Крыша над головой какая-никакая, горячий чай… Сейчас, Боря, они укладываются спать. Если уже не спят без задних ног. Вот тут мы время и выиграем. Тем более ночь, похоже, светлая будет, не заплутаем.
Полетаев задумчиво потер подбородок. Да, логика здесь есть. Светлая ночь стала для него главным аргументом, и только луна показалась из-за кряжа Медведь-горы, они двинулись.
Прав Костров оказался. Ночной переход одолели без особых трудностей, в нужном месте углубились в тайгу, тут стали передвигаться осторожнее, стараясь производить как можно меньше шума. Хотя оба надеялись: любое неосторожное движение, любой звук можно списать на ночную тайгу.
Только не женский крик.
Его не спутать ни с чем. Даже в залитой серебряным лунным светом тайге.
Кричали откуда-то справа. Оба замерли тут же, вслушались в ночь, не сговариваясь, схватились за оружие.
Крик повторился. Кричали громко. Не звали на помощь, какая, к чертям собачьим, помощь в этой глуши! Это был крик отчаяния, испуга, а еще такими криками перепуганные люди подстегивают себя.
Полетаев с Костровым переглянулись.
Женщина. Откуда она взялась в тайге ночью, черт возьми?..
Не сговариваясь, террористы двинулись на крик.
А потом ахнул выстрел…
Глава четвертая. Восточная Сибирь. Тайга, Май
Лунный свет проникал в избушку через маленькое окошко.
Лиза сидела на лежанке, забравшись на нее с ногами и опершись спиной о бревенчатую стену. Ей казалось, что ночь не закончится никогда, она даже не представляла себе, как проведет следующий день в обществе двух бандитов. Особенно ее пугал Ноздря. Скрыть свой страх перед ним Лизе не удалось даже в полумраке избушки, и теперь тот вовсю этим пользовался, время от времени зыркая в сторону пленницы и корча рожи, делая свою и без того мало приятную физиономию еще отвратительнее. Понимая, что нужно поспать, Лиза в то же время отдавала себе отчет: пока не вернулись Алеша с Антоном, глаз в присутствии своих жутких стражей она смыкать не должна. Слава богу, что Рогожин не приказал подручным связать ей руки, а эти двое сами не додумались.
Впрочем, первое время Лизе даже показалось, что Щербатому с Ноздрей не до нее. Вскоре после того, как остальные мужчины ушли к тунгусскому капищу, эти двое расположились за столом, разложили нехитрую снедь – Лиза со своего места даже не видела, что они там едят, – и Щербатый вытащил флягу. Когда свинтил крышку и разлил по кружкам, резкий сивушный запах не оставил у пленницы сомнений в том, чем угощаются бандиты. А вслед за этим пониманием пришел еще больший страх.
Ведь до Лизы дошло: ближайшее время она должна провести не просто с двумя бандитами, а с двумя пьяными бандитами.
Страхи стали оправдываться довольно быстро.
– Слышь, Васька, – спросил Ноздря, прожевав кусок хлеба.
– Че? – отозвался Щербатый.
– Ты чего кобылку не стреножил? – Ноздря кивнул на притихшую Лизу.
– На хрена? – пожал плечами Щербатый. – Куда она денется? Я за ней и следить не стану.
– Это как?
– А так! Гляди-кось!
Утерев губы тыльной стороной ладони, Щербатый развернулся к Лизе всем корпусом.
– Слышь, девка! Чего расселась! Метнись-ка, веток сухих набери. Печку затопим, чаю вскипятим.
– Куда? – выдавила из себя Лиза.
– Туда! – Щербатый поднялся, толкнул кособокую дверь, кивнул на темный дверной проем. – Слыхала, красавица, чего велел? Иди, иди, расселась, барыня! Милости просим! Иди, говорю!
Лиза понимала – бандит предлагает ей игру, сути которой она пока уловить не могла. Тем не менее сидеть, когда к тебе обращаются, в этой ситуации не имело смысла. Пододвинувшись к краю лежанки, Лиза медленно опустила ноги на пол. Затем встала, сделала несколько острожных шагов к выходу, то и дело поглядывая на ухмыляющихся бандитов. Но, встав в дверном проеме, замерла на пороге.
Перед ней была темная мрачная стена деревьев. Тайга жила своей жизнью. И Лиза вдруг поняла: впереди еще страшнее, чем за спиной. Будучи не в силах побороть ужас перед ночной тайгой, Лиза сделала шаг назад, решительно повернулась и сказала, стараясь, чтоб голос не слишком дрожал: