Это – если она вернется, обмолвился при этом Савелий Кузьмич. Кто знает, что они там удумают.
Конечно же, Воинов не возражал, чтобы Кирилл остался в городе, дожидаясь вестей от Говорухи. Только не сдержался, погрозил пальцем – ни-ни, уж попридержитесь, мол, Кирилл Прохорыч…
Но из тайги так никто и не вернулся…
Воинов не возражал, когда Самсонов предложил на свои средства снарядить и отправить в тайгу поисковую группу. Был лишь против участия в поисках самого Кирилла, поручив руководить поисками все тому же Говорухе. Почитай вся деревня знала, куда отправилась экспедиция. Только вот после того, как никто не вернулся, найти проводника, отважившегося повести группу к гиблым местам, стало много сложнее.
Затянулся поиск еще на три дня, но группа таки добралась до заимки у подножия Медведь-горы, отыскалась рядом свежая могила, в ней – труп, опознанный как Григорий Федотов, чудь дальше – еще два мертвых, с обглоданными лицами. Понятное дело, дальше никто идти не рискнул. Говоруха, пересказывая все это Самсонову, рапортовал аккуратно, с выводами был осторожен, однако склонялся к мысли, что эта попытка найти алмазы закончилась так же, как и все предыдущие – плохо.
Кирилл же счел полученные сведения для себя утешительными. Ведь мертвой Лизу никто не видел. Пусть даже Говоруха отдал ему медальон, найденный в углу заимки. Самсонов узнал его: Лиза носила у сердца маленький портрет матери. Только это лишь подтверждало, что девушка вместе со всеми добралась до заимки. Что дальше? А вот тут никто не скажет. Пока, во всяком случае…
Еще некоторое время Кирилл оставался в Красноярске, пытаясь собрать новую экспедицию, продолжая поиск. Однако найти желающих отправляться в пугающую глушь уже не мог, да и Говоруха убедил: знать бы еще, где искать, не облаву же в тайге на сто верст проводить. Рационализм к Самсонову к тому времени уже вернулся, он окончательно пришел в себя от потрясений мая и решил наконец уехать.
Тем более что в Петрограде ждали не менее важные дела.
На обратной дороге коньяк уже вызывал отвращение, и Кирилл всю дорогу дул чай да спал, редко покидая купе. На вокзале его встретил вызванный телеграммой Лео Ренкас, вместе они сразу же поехали к Потемкиным, и Самсонов рассказал то, что продумывал в пути. А именно: Лиза со своими поисками Берсенева попала в неприятную историю – оказалась невольно замешанной в его бегстве. Вдвоем они выбрались из города и с помощью поручика Кречета ушли в тайгу. Более известий нет.
– Бедная, бедная моя девочка… – простонала Настасья Дмитриевна. – И Антон туда же… Кречет… Как он мог, почему? Боже, куда все катится…
– Мертвой Лизу не видели, – повторил успокоительную фразу Кирилл. – Я распорядился, меня будут информировать постоянно.
– Видите, Настасья Дмитриевна – есть надежда! Мы даже премьеру не отменяем. А она ведь через неделю!
– При чем здесь ваш театр, Лео! Не до премьер мне теперь…
– А вот тут вы не правы, – возразил Кирилл. – О нас с вами, о моих рогах весь Петроград, как успел доложить Лео, судачит по-прежнему. Премьера тем более обещает быть громкой. Это нужно и мне, и вам, Настасья Дмитриевна, – кулак Самсонова невольно сжался. – Я всем докажу: Кирилла Самсонова не свалить и не вышибить из седла. У меня все в порядке, жизнь с бегством Лизы не закончилась. Вот увидите, я все перешибу. Особенно, если премьер-министр будет-таки на спектакле.
– Не беспокойтесь, я лично навел справки. Господин Штюрмер будет. Ему, говорят, теперь важно появляться на людях, – сказал Ренкас.
– Обещаю вам: ровно через неделю я снова отбуду в Красноярск. И снаряжу поисковую экспедицию. Лизу найдут, или я тоже увязну в болотах!
– Бог с тобой, Кирюша… – слабо отмахнулась Потемкина.
– Я уж знаю Кирилла Прохоровича: за что не возьмется – все сделает! Вот кого бы в премьеры!
Поймав тяжелый взгляд Самсонова, антрепренер осекся, быстро сменил тему и даже нашел подходящий повод, чтобы побыстрее откланяться. Когда же они вышли к автомобилю, стоявшего у поребрика, Кирилл жестом остановил Ренкаса.
– Что это вас на политику вдруг понесло, Лео? При чем здесь моя персона и премьер-министр?
– Я так, фантазирую немного, – смешался тот. – В Охранном вокруг вашей персоны разные такие разговоры…
– А вот теперь – подробнее, – Самсонов стал очень серьезным. – Вы по дороге сюда пытались что-то такое сообщить. Давно моей персоной интересуется Охранное?
– Я бы сказал, не только интересуется, но и старательно скрывает этот интерес под видом заботы о безопасности премьер-министра.
– Вас это не пугает, Лео? Что вы вообще думаете обо всем этом?
– Ни боже мой, Кирилл Прохорович! Ничего такого не думаю. Поверьте мне, закоренелому либералу, – в России жандармы интересуются только порядочными людьми! Знаете, я вас еще больше зауважал.
– Благодарю, Лео, – губы Самсонова улыбались, глаза – хмурились. – Вы настоящий друг. Поедемте, много дел.
Итак, Кирилл Самсонов…
Генерал-майор Глобачев уже не мог вспомнить, когда этот молодой сибирский миллионер, покоривший Петроград, впервые попал в поле зрения Охранного отделения. Такими персонами вверенное Константину Ивановичу ведомство не интересуется. Да, было дело, кажется, Самсонов пытался наводить справки по делу Берсенева, но быстро выяснилось – делает он это по просьбе своей тогда еще невесты, Лизаветы Потемкиной. Потом о нем, кажется, писала что-то бульварная пресса, которую Глобачев не читал никогда…
И вот теперь – опять Самсонов.
Его фамилию упомянули среди прочих возможных претендентов на место нынешнего премьер-министра, господина Штюрмера.
Все складывалось из разрозненных лоскутов противоречивой информации, полученной начальником Охранного отделения за несколько последних недель. Наименее проверенной Константин Иванович склонен был считать новость, донесенную ему британским послом, господином Бьюкененом. Сэр Джордж испросил у Глобачева конфиденциальной встречи, во время которой прямо заявил: согласно данным его личныхисточников глава российского правительства Штюрмер начал тайные переговоры с представителями кайзера Вильгельма. Теперь, по словам посла, Британия очень обеспокоена. Ее Величеству как союзнику русского царя перемирие России и Германии не выгодно.
Если бы не уверенность Глобачева в том, что действиями возглавляемого Борисом Полетаевым отряда террористов руководил агент германской разведки, он, возможно, сразу принял бы информацию Бьюкенена к действию. А связь между новостью, пришедшей от британского посла, и террором, который пытались развязать в Петрограде немцы руками своего конфидента, для Константина Ивановича была очевидной.
Сначала – террор во имя построения эфемерной «новой России». Как следствие – напряженная политическая обстановка в столице, да и по всей стране. Затем удар по Штюрмеру. А именно запускается «утка» о его якобы переговорах с немцами. Как следствие – скорая отставка премьера: Бьюкенен намекнул на то, что союзники могут потребовать лишить Штюрмера кресла.
Выгодно ли это немцам? Бесспорно – если главный противник в войне имеет нестабильную и непредсказуемую политическую ситуацию внутри страны, это медленно, но верно ослабляет его. Сейчас, когда генерал Брусилов начал, судя по сведениям с фронта, успешное наступление на юго-западном направлении, уверенно тесня германцев и австрийцев, взрыв очередной политической бомбы внутри России немецкому командованию был как никогда выгоден.
Однако, анализируя полученные сведения глубже, Глобачев сделал вдруг открытие, озадачившее его самого и выводящее все происходившее на другой уровень.
Что, если Бьюкенен как опытный дипломат и не менее опытный разведчик начал сейчас свою собственную игру? Действительно, почему сведения о якобы измене Штюрмера идут не откуда-нибудь, а именно от британского посла, то есть от самой Британии?
Глобачев не сомневался – сэр Джордж наверняка представляет себе цели и задачи немецкой агентуры. Допускал начальник Охранного отделения и то, что в его департаменте у Бьюкенена имеются свои информаторы. Учитывая, что здесь давно «протекает», Константин Иванович предполагал, что англичане догадываются и о связи пресловутого Боевого Отряда с германской разведкой. Значит, вполне возможно, что «утка» о переговорах Штюрмера с представителями кайзера Вильгельма идет от самого Бьюкенена.
То есть британский посол, поставив себя на место германской разведки и понимая, в чем может быть ее выгода, подал это все как реально свершившийся факт. Который, кстати, проверить сложно, практически невозможно. Установить наблюдение за премьер-министром или начать работать с его окружением Глобачев не мог, так как подобные действия, применяемые в отношении первых лиц империи, согласовывались лично с Его Величеством. А императору как раз проще отправить Штюрмера в отставку раньше, чем подозрения в его адрес просочатся в Думу. Подобная огласка государю сейчас не нужна.
Допустив такой вариант развития событий, Глобачев очень скоро нашел ответ, почему компрометация Штюрмера может быть выгодна именно Бьюкенену и в отдаленной перспективе – Британии. В начале июня ему принесли свежий номер «Раннего утра», газеты, близкой к либеральным «прогрессистам», где на второй странице известный не только своими левыми убеждениями, но и входящий в круги, близкие к британскому посольству, публицист Вольф Каретников раздраконил правительство Штюрмера в пух и прах, пространно предположив под финал, кто мог бы возглавить правительство вместо господ из «времен очаковских». Отдельный абзац публицист Каретников посвятил молодому прогрессивному Кириллу Самсонову, не скупясь на похвалы.
Конечно же, тон статьи премьера оскорбил – Каретников того и добивался. Причем оскорбил настолько, что Штюрмер тут же составил доклад царю, в котором потребовал восстановить призабытую уже систему предварительной цензуры и наказывать авторов и владельцев газет на клевету на правительство так же строго, как за разглашение военной тайны. Но Глобачев оценил все несколько иначе – особенно после того, как песню о Самсонове как возможном преемнике Штюрмера со всей серьезностью подхватили прочие либеральные печатные листки.