Наконец въехали в Никольский переулок, показавшийся Самсонову сегодня каким-то по особому унылым. Лиза указала рукой на нужный дом. Перед тем как двинуться с места, Кирилл получил от девушки краткие инструкции, потому велел остановить автомобиль, не доезжая до указанного места, и, сопровождаемый Лизой, прошел за ней к черному ходу. Затем поднялся на последний – третий, этаж, встал у нее за спиной, держась почти вплотную. Такая близость неожиданно завела Кирилла, и он мысленно обругал себя, осадил: не о том думать надо, ей-ей не о том.
Лиза не стучала – достала из сумочки ключ, отперла дверь, кивком пригласила спутника войти. Переступив порог, Кирилл оказался в узкой, неуютной комнате, с выходившим куда-то в тупик единственным окном. Под потолком – электрическая лампочка, обои на стенах грязные и местами ободранные, из мебели – колченогий стол, стул с высокой спинкой, старая тахта, накрытая пледом. Взглянув на нее, Кирилл снова с трудом сдержал эмоции, появившиеся у него, как только представил, что вот здесь, на этом ложе, его бывшая невеста и этот… Отбросив мешающие мысли, Самсонов перевел наконец взгляд на того, кто поднялся из кожаного кресла к нему навстречу.
На Алексея Берсенева.
Одет как босяк: штаны заправлены в сапоги, толстовка, поношенная чесучовая жакетка. Лицо обрамляла густая и плохо, явно своими руками постриженная борода. И тут уж Кириллу надоело сдерживаться:
– Не идет тебе, – сказал он, коснувшись рукой своего подбородка. – Что пакля.
– Верно, – охотно согласился Берсенев. – Маскировка, всего-то. Как только все решится, сбрею, слово даю. Да, вот еще что… Не время для обид, Кирилл. Я должен сказать что-то важное. Лиза, будь добра, оставь нас.
Только когда девушка кивнула и выполнила просьбу, Самсонов обратил внимание – здесь ведь еще одна дверь, ведущая в соседнюю комнату. Туда Лиза и удалилась, плотно заперла за собой дверь.
Теперь мужчины остались одни.
Вряд ли Кириллу Самсонову сейчас интересно послушать о том, как они добирались до Петрограда.
Для самого Алексея Берсенева эти недели тянулись, как годы. Сперва несколько дней в лесной избушке, где на первых порах было относительно безопасно. Туда и так нечасто доходили, а после того как люди, отправившиеся к Медведь-горе, стали чаще пропадать – и подавно. Однако решение сниматься с места и двигаться дальше на плоту вниз по реке все-таки ускорила Лиза: после пережитого ей становилось с каждым днем все тяжелее находиться рядом с местом, где убили Федотова и могилу которого видно, стоит лишь выйти из заимки. Потому рискнули, все-таки рана Кречета затягивалась плохо. Выручили тунгусы – их стойбище встретилось ниже у реки, аборигены не задавали лишних вопросов, видимо, повидали в тайге всякого народу и со всеми предпочитали жить в согласии. Несколько следующих дней раной Антона занималась сухонькая и сморщенная старуха, которую все вокруг уважительно называли Птицей, и вскоре лучча – так тунгусы именовали всех троих гостей, хотя каждый и сказал свое имя, – почувствовал себя значительно лучше. Когда Кречет сказал, что уже сможет нормально передвигаться, тунгусы показали путь к проезжему тракту…
И стоило лишь Алексею после долгих скитаний ступить на вокзальную платформу, как все, что случилось не только за эти недели, но и за эти месяцы, осталось позади, как события, пролетевшие стремительно, растянувшиеся в один бесконечный день. Конечно же, он ничего не забудет, из памяти не сотрет. А только глубоко внутри что-то подсказывало: прошлое это все, прошлое.
Настоящее – Кирилл Самсонов, которому, похоже, абсолютно все равно, о чем с ним собирается говорить человек, уведший его невесту. Видимо, он давно уже принял для себя какое-то свое, неведомое пока Алексею решение. Потому обещание выслушать Берсенева его заметно тяготило: ему самому имеется чего сказать.
Сунув руку за борт фрака, Самсонов извлек из какого-то кармашка золотой брегет, щелчком откинул крышку, взглянул на циферблат, повернул его к Берсеневу.
– У тебя пять минут.
Сказав это, Кирилл вернул брегет обратно, выжидающе посмотрел на Алексея.
– Как скажешь, – согласился Берсенев. – Ты волен не верить, только я уважал и по-прежнему уважаю твои чувства к Лизе. Если бы не обвинение в убийстве и связи с террористами, я ушел бы на фронт, Кирилл. И кто знает, как сложилась бы моя судьба, да и твоя тоже. Но случилось то, что случилось…
– Четыре минуты.
– Хорошо, ближе к делу. То, что сейчас называют «делом Берсенева» – провокация. И я готов это доказать. Провокация организована по приказу некоего господина, который таким образом собирался запутать следы после разгрома группы Бориса Полетаева. Не буду объяснять подробно, ты прекрасно знаешь, о чем речь. Известный боевой отряд был создан этим же человеком. Не знаю, может, за ним стоял кто-то еще. Но приказы, как и деньги, Полетаев получал через него. Так случилось, что Полетаев умер фактически у меня на руках…
– Три минуты.
– А больше и не понадобится. Полетаев перед своим арестом совершенно случайно понял, кто этот пресловутый благодетель. И назвал мне его имя. Я уверен, что это провокатор все еще активно действует. И у тебя, Кирилл, наверняка есть нужные связи и возможности, чтобы поставить в известность власти. Думаю, за провокатором стоят еще более важные люди, следы поведут далеко. Прости, ни к кому другому я с этим обратиться не могу.
Самсонов по-прежнему ел Берсенева глазами, и тут Алексей наконец понял – его слова отскакивают от широкой груди Кирилла, как теннисный мячик от каменной стенки.
– Почему ты решил, что я захочу тебе помочь? – негромко спросил Самсонов. – Кто тебе вообще дал право приглашать меня сюда, в эту дыру? Как ты мог поселить здесь Лизу? Как у тебя хватило наглости втягивать ее во всю эту грязь? – с каждой фразой его голос становился громче. – Послушай, Берсенев, помогать тебе у меня нет ни малейшего желания. Зато я знаю, как помочь Лизе. Ты беглый преступник. Она – жертва твоих козней. Если я тебя сейчас и здесь застрелю, как собаку, меня оправдает любой суд. А Лиза Потемкина будет считаться спасенной. Я скажу сейчас, чего смогу добиться: тот обряд венчания, который над вами провели, после приложения некоторых усилий сочтут недействительным. А ты уйдешь из нашей жизни навсегда!
– Вашей? – вскинул брови Алексей. – Лизу ты спросил об этом? Она согласна?
– У нее не будет иного выхода, Берсенев… И хватит, времени, правда, мало. Не желаю тебе больше ничего объяснять.
– То есть ты готов меня убить? Прямо здесь?
– Да, готов.
Рука Самсонова снова потянулась за отворот фрака.
Но вдруг повисла в воздухе. Медленно опустилась. Кирилл замер, однако показная воинственность вдруг начала куда-то исчезать.
– У тебя там револьвер? – спокойно спросил Берсенев. – Валяй, доставай. Как-то наш разговор должен закончиться.
– Ну, так я и знал!.. – послышался вдруг новый голос.
Прозвучал он из-за спины Самсонова, из узенькой прихожей. А затем появился и сам говоривший – высокий, почти вровень с Кириллом, только в плечах поуже. На ходу снял и отшвырнул в угол ненужный уже маскарад – кожаный шлем механика-водителя и очки. Затем легко освободился от кожаной куртки, под которой оказался синий жандармский мундир.
– Он увел у вас женщину, Самсонов! – насмешливо сказал Высокий. – А вы не решитесь никак продырявить ему брюхо?! Даже револьвер не достали! Я был о ваших способностях лучшего мнения, каюсь.
– Прочь! – гневно выкрикнул Кирилл, обернувшись к Высокому всем корпусом. – Мы еще не закончили!
– А вы и не начинали! Чистоплюи! Придется, как обычно, делать всю грязную работу за вас…
Высокий спокойно достал из кобуры свой револьвер, нацелил на Берсенева, при этом жестом веля Самсонову отойти. Но, похоже, Алексея и это не выбило из колеи.
– Вы меня так застрелите или все-таки арестуете сначала как беглого преступника? А, господин Хватов?
План Кирилла был довольно-таки простым: сообщить в Охранное отделение, полковнику Хватову, с которым он был знаком лично, о том, что есть возможность поймать беглого преступника Берсенева. В обмен на это Самсонов хотел гарантий, что у Лизы не будет неприятностей и о ее участии в той странной истории с побегом забудут. Хватов дал ему гарантии, а затем – выдал оружие. Объяснив Кириллу: для всех будет лучше, если Берсенев не попадет в руки властей живым. Если уважаемый господин Самсонов хочет гарантий для госпожи Потемкиной, он сам должен застрелить преступника.
Не вышло. Не сработало. Видимо, расчет все-таки не тот оказался…
– Вижу, вы узнали меня, Берсенев, – проговорил Хватов, держа ствол револьвера точно на уровне его груди.
– Мы ведь с вами встречались, господин полковник. Вы занимались моим делом. Только не важно, что вас узнал я. Много важнее, что вас в этой форме увидел в окно и узнал Борис Полетаев. Вы руководили арестом Боевого Отряда лично. А Полетаев представления не имел о том, что приказы ему отдает ненавистный «синий мундир». И сразу многое понял.
– Что он мог понять? – вскинул брови Хватов.
– Хотя бы то, что жандармы, Охранное отделение – всегда провокация. Для таких, как он, по крайней мере. Потому и решил в ваши игры больше не играть. Если бы не сложилось так, что Борис погиб, вы бы его вряд ли когда-нибудь увидели.
Самсонов, со своего места имевший возможность наблюдать за обоими, перестал что-либо понимать.
– Какого черта здесь происходит? – попытался вмешаться он.
– А, вы… – Хватов вдруг словно вспомнил о его присутствии. – Кирилл Прохорович, вы, как я убедился, человек не достаточно сильный для того, чтобы убить другого человека. Пускай даже своего врага. Только вы человек умный, иначе я не сделал бы на вас такую высокую ставку. Берсенев тут пытался призвать вас разоблачить некоего таинственного господина, отдававшего приказы террористам. Думаю, вам уже понятно, кого он имел в виду…
По тону полковника Берсенев понял – сейчас Хватов стрелять не станет. Он держал себя как победитель, выигравший сложную, требующую приложения огромных усилий партию. И теперь просто не мог позволить себе молчать.