Кречет поначалу пытался направлять водителя. Но Берсенев быстро одернул его – чего под руку говорить, да и знает Кирилл проезжую часть Петрограда все лучше, чем поручик-кирасир. Антон согласился, крепче сжал рукоятку револьвера, другой рукой пытался удержать фуражку, чтоб ветром не сдуло, но быстро бросил глупое занятие, даже скинул ее себе под ноги.
Рулил Самсонов уверенно, выбирая самый короткий путь из возможных, но все-таки боялся. Вдруг его расчет где-то оказался не совсем верным, что как Штюрмер поедет к Театральной площади другой дорогой? А если… Нет, гнать надо такие мысли, гнать подальше!
Выехав наконец к Екатерининскому каналу, Самсонов, а за ним – Берсенев с Кречетом не сдержали по-мальчишески радостного крика. Было еще достаточно светло, чтобы увидеть приближающийся с противоположной стороны черный автомобиль, который Кирилл сразу узнал. Не так уж много самоходов в городе, пускай и столица, да еще в вечернее время.
– Пропускай! Не тормози! – заорал Кречет ему в ухо.
– Без тебя знаю! – огрызнулся Самсонов, поехал навстречу, держась правой стороны.
Но стоило премьерскому авто поравняться с ним, как Кирилл развернулся, пускай неуклюже, сбавив при этом скорость, зато – ловко. После чего сразу наддал, быстро догнал черный автомобиль, поравнялся с ним.
– Не тормозить! – завопил Антон, размахивая револьвером. – Не тормозить! Не смей тормозить!
– Кирилл, ближе! Держи ближе! – теребил Алексей.
Самсонов, поняв, очевидно, смелый замысел Берсенева, взял чуть правее, и теперь автомобили ехали вдоль канала на глазах изумленных прохожих, почти вплотную прижимаясь друг к другу бортами. От разгулявшихся не на шутку автомобилистов шарахались извозчики.
– С дороги! С дороги, вашу мать! – не переставал орать и размахивать оружием поручик.
Водитель, сидевший за рулем авто Штюрмера, прокричал в ответ:
– Какого лешего! С ума посходили! Не видите, кто…
– Видим! В машине бомба! Сюда! Перелезайте сюда! Я помогу!
– Механик, ты не тормози! Прыгай! – вторил Кречет.
Видимо, пассажир черного автомобиля понял: такая ситуация просто так не возникает. Тем более что премьер уже узнал Самсонова, и даже, не зная толком, как себя разумнее повести, помахал ему рукой.
А затем Кирилл принял немного влево, давая возможность водителю открыть дверцу со своей стороны, пропуская премьера к выходу из автомобиля.
Кречет решил дверцу их машины не открывать, крикнул только:
– Помогай, Алешка! Взяли! – и, выбрав момент, когда Самсонов снова сблизил их автомобили, подхватил Штюрмера под руку. Берсенев, изловчившись, – под другую.
Рывок – и вот уже господин премьер-министр вместе со своими спасителями перевалился за открытый борт автомобиля Самсонова.
Кирилл тут же убавил скорость, давая возможность опасному черному авто отдалиться, Кречет в который раз проорал вслед:
– Прыгай!
А для острастки пальнул-таки в воздух.
Над набережной повис крик прохожих, люди шарахнулись в разные стороны, и правильно – пропустили зеваки да случайные зрители момент, когда напуганный донельзя механик Штюрмера отчаянно выкинул себя на мостовую, сбавив при этом скорость.
Он успел-таки вскочить на четвереньки и отбежать на безопасное расстояние, когда под автомобилем рвануло…
Эпилог
Уж бабушке-то в ноги Лиза кинулась!
Настасья Дмитриевна, конечно, растаяла, увидев непутевую внучку живой и здоровой, долго просить себя не заставила, хотя Берсенева с Кречетом в доме у себя по-прежнему видеть категорически не хотела. Оттаяла окончательно, узнав: дело Берсенева прекращено, оба они – герои, приняты при дворе императрицей Александрой Федоровной – царь в это время занят в Ставке, недосуг государю, газеты трубят об успехах русской армии на германском фронте.
Там-то, в Царском Селе, поручик Берсенев набрался наглости – как-то умолил государыню лично просить у княгини Потемкиной позволения на его брак с Лизой. Уж коли повенчались, так чего уж… Теперь-то благословить можно. «Ну, – проворчала Настасья Дмитриевна, – разве что из глубочайшего уважения к государыне: так тому и быть».
Свадьба обещала быть скромной. Сославшись на занятость, не смог присутствовать Кирилл Самсонов – после происшествия на набережной они виделись лишь мельком. Бабушка все поняла, да и Лиза искренне расстроилась. Видно, так тому и быть.
Месяц отпуска Берсенев собирался сделать поистине медовым. Лиза с бабушкой давно хотели в Париж. Ну а после – снова на фронт, Берсенев ведь человек военный.
А вот с Кречетом – не слава богу. Все сетовал, что великий князь теперь уж точно его на фронт не отпустит. «Я же, – ворчал Антон, – знаменитость. А вдруг меня убьют…»
От допроса к допросу Хватов держался все агрессивнее. Глобачев боялся, как бы он не решил симулировать умственное помешательство или что-то в этом роде. Хотя, судя по его воистину наполеоновским планам, трезвость и здравость ума Хватова вызывала у Константина Ивановыча легкие сомнения.
Но в изобретательности и умении мыслить стратегически отказать полковнику было нельзя. Как только Хватов узнал о том, что в Сибири, возможно, находится крупное, не разведанное ранее месторождение алмазов, его тут же охватил азарт картежника, бросающегося в омут игры с головой. Именно так он и попался год назад на крючок германского конфидента, выдававшего себя за Леопольда Ренкаса.
Тот давно искал подходы к Охранному отделению: это входило в план операции, целью которой было ввергнуть Петроград в пучину террора. Для того и планировалось создать пресловутый Боевой Отряд Новой России. Посеять панику под видом охоты на монархистов. Затем, пользуясь ситуацией, начать зондаж почвы, на которой можно осторожно начать искать влиятельных противников войны в российских верхах. Конечно, работала германская разведка по многим направлениям, частенько они даже пересекались. Но за Лео и его резидентурой закрепили именно организацию терактов.
Хватов возник в поле зрения вражеской разведки не сразу, но и не случайно: всплыла его страсть к азартным играм, такие грешки можно скрыть где угодно, только не в богемной среде – там как раз и вращался так называемый Ренкас. Бульварному газетчику, охочему до притонов, поставляющих однодневные сенсации, пришлось чуть позже устроить несчастный случай: сдав полезную информацию о жандармском полковнике-игроке, тот стал не нужен. Оставалось втянуть Хватова в игру, затянуть в громадные долги и предложить невзначай денег. Вот как все просто вышло с вербовкой.
Сам Хватов пошел на это охотно. Сперва, конечно, отпирался. Но затем узнал: должен будет заняться тем, что совпадает с его собственными желаниями. А именно – очистить Россию от скверны. Так, во всяком случае, он уверял Глобачева на допросе, стараясь к тому же втянуть самого начальника Охранного отделения в дискуссию – дескать, согласитесь же, Константин Иванович, сброда всякого хватает, крепкая рука нужна, и главное – монархия гнилая, царь слабый, не опора он для империи, ох не опора…
Поначалу Хватов лишь выполнял приказы резидента, напрямую контактируя с Полетаевым и при этом не раскрывая идейному анархисту, кто он, где служит и как ему удается покрывать группу достаточно долгое время. О внедренном агенте знал, но пока мог полностью контролировать ситуацию, тот опасности не представлял, кем бы ни был. Наоборот, Хватову нравилось играть теперь уже – со своим непосредственным начальником: втянулся со свойственным ему азартом, мол, кто кого переиграет. Но как узнал о Даймонде и алмазах, сразу же вспомнил об интересах англичан к Енисейской губернии – и тут-то решил повести свою собственную, главную игру. Зная об осторожных контактах Штюрмера с немцами, Хватов решил поставить на Британию: союзники получали не только прогрессивного премьера, но и доступ, с его помощью, конечно же, к сибирским алмазам. Ключ к которым полковник намеревался заполучить себе. А кроме доли с тех самых алмазов Хватов наметил быстрое вхождение в высшие эшелоны власти – тоже на плечах нового премьера, которого он сам, лично, сделает таковым.
И тем самым – обяжет.
Насколько далеки были планы Хватова, начальник Охранного отделения Петрограда так и не выяснил. Арестованный изменник настаивал на том, что сначала малого нужно достичь, а большое само придет. Только после длительного общения с бывшим полковником Глобачев сделал для себя неожиданный вывод: а ведь не было, кажись, у того таких уж далеко идущих планов. Был Хватов из тех, кто больше упивается процессом и своей главной ролью в нем, чем рассчитывает на некий стратегический результат своих интриг.
Ну, да ладно. Следствие покажет. Свое Хватов получит…
Как получили по заслугам Кречет с Берсеневым – с последнего обвинения сняты, дело активно пересматривают по приказу самого государя и скоро совсем закроют. Пока же он восстановлен в звании, как и в полку. За все минувшее получил поручик Берсенев от щедрот целый месяц отпуска. Так что с ним понятно – с Антоном Кречетом сложнее.
Ведь так и не узнает поручик, почему вдруг ему велено молчать об успехе сибирской миссии. Когда настанет пора, когда придет время открывать недра, говорить еще рано. Прав господин Бадмаев: следует подождать хотя бы до следующего года.
Это ведь Петр Бадмаев, которого многие считали всего лишь «восточным лекарем», давно занимался приисками Сибири и Забайкалья, ища заодно способы расширить влияние империи на Восток. Об алмазах Медведь-горы Бадмаев, лишенный как человек восточный мужицких суеверий, знал давно. И, представляя себе потенциал месторождения, старался охранять от случайных любопытных глаз да чужих жадных рук.
Этот прииск был одним из его козырей в пользу России. Пока что козырь этот Бадмаев открывать не собирался. Рано еще. «На то есть много причин», – сказал он Глобачеву при встрече, и начальник Охранного должен знать их лучше, чем кто другой, тем более – скромный доктор тибетской медицины.
На Бадмаева работал Михаил Говоруха. Он и упредил. Сперва – об англичанине, после – о миссии Кречета. Потому-то доктор Бадмаев и попросил Глобачева о личной неформальной встрече. Во время которой карты свои раскрыл и после долгого обстоятельного разговора убедил Константина Ивановича в случае удачного возвращения поручика Кречета из Сибири хода делу не давать.