Мой «Мессершмитт» больше не повиновался – ни движениям ручки управления, ни нажатиям на педали руля направления. Каким-то чудом я уцелел, но моя поврежденная машина пикировала, переворачивалась и вращалась словно падающий лист.
Указатель воздушной скорости все еще работал и показывал опасный предел – 725 км/ч.
При превышении этой скорости имелся риск потерять крылья.
Стрелка медленно и неуклонно двигалась вперед к этой опасной отметке. Еще один рывок, и красная линия была пересечена. Ручка управления болталась в моих руках, как тростник на ветру. Через ветровое стекло я видел в полутора километрах внизу землю, становившуюся все больше. Она приближалась ко мне, готовая обнять и поглотить.
Я думал, о господи, о своей матери и о невесте. Нельзя было ничего сделать, а лишь закрыть глаза и ждать.
Достаточно странно, но я сохранял абсолютно здравый рассудок, и никакие детали не ускользали от меня. Я никогда в своей жизни не был так спокоен. Я не забыл подумать: «Если бы я лишь разок смог потянуть ручку управления на себя и вывести «ящик» из пикирования. Если я смогу выровнять его хоть на одну минуту, это даст мне время выпрыгнуть с парашютом. Если я останусь в кабине, то со мной все будет кончено. Я должен пробовать и пробовать снова. Продолжай тянуть ручку управления. Кто знает? Возможно, это даст самолету встряску, хотя бы маленькую. Если я хочу спасти свою шкуру, снова видеть солнце и горизонт, а не эту землю, мчащуюся мне навстречу, я должен продолжать дергать ее. Я должен использовать всю свою силу, всю свою энергию, даже если крылья разлетятся. Даже небольшого подъема носовой части будет достаточно».
Я дергал ручку управления словно безумный. Мои ноги, притянутые к педалям руля ремнями, напряглись как пружина, которая отказывается лопаться. Ручка управления, которую я сжимал, была спасительной соломинкой. В течение нескольких секунд у меня в мозгу, подобно гоночным машинам на автодроме, мелькали хаотические мысли.
Все равно, как замечательна авиация… Тяни, тяни, продолжай тянуть.
Легкая дрожь пробежала по самолету, и почти незаметное движение приподняло нос машины.
Теперь я должен выпрыгнуть – нельзя терять ни секунды.
Внутренний голос в моей голове продолжал барабанить это с поразительной настойчивостью.
Я не могу вспомнить того, что случилось потом. Мои руки, должно быть, выполнили ряд очень точных движений. Они сбросили верхнюю часть фонаря кабины, расстегнули привязные ремни, сняли шлем, стащили кислородную маску и вытащили меня из кресла.
Рывок, удар, полет – и кошмар закончился.
Не было больше шума двигателя, не было больше свиста пуль. Не было даже чувства падения. Только спокойствие, изумительное спокойствие. Я даже не понимал, что падаю вниз. Сразу же, как мое тело выпало из кабины, в ушах засвистело, на глаза опустилась черная пелена, и я совершенно не мог дышать. Сейчас я снова обрел здравый рассудок.
Тот же самый внутренний голос продолжал мне говорить: «Ты падаешь словно камень с высоты 6400 метров».
Картины, непрерывно мелькавшие перед моими глазами, было невозможно зафиксировать.
Небо, земля, небо, земля, небо, земля…
Бесшумная качка и безмолвный водоворот…
«Ты – центр мира, вокруг которого все крутится. Ты падаешь, описывая великолепную параболу. Вперед, назад. Ты прыгнул в пустоту. Ты плывешь в воздухе, потерявшийся в бездонной тишине. Ты должен падать еще долгое время. Если ты потянешь вытяжной трос парашюта, который бьет тебя по спине, то умрешь от удушья из-за нехватки кислорода. Ты слишком высоко».
Небеса! Насколько рассудительным я был.
«Ты не должен дергать его. Ты должен продолжать свободное падение. Пригодная для дыхания атмосфера значительно ниже, на 4200 метрах. Задержи дыхание и продолжай падать, падать».
Перед моими глазами продолжала крутиться кинопленка. Небо, земля, небо, земля…
Я не чувствовал никаких признаков головокружения и вертелся словно волчок, потерявшийся в синем, более спокойном, чем когда-либо, небе.
«У тебя множество времени, множество времени. Твой парашют толкает тебя в спину. Каждый раз, когда ты кувыркаешься, ты должен чувствовать это. Ты чувствуешь, что он там. Он пристегнут к тебе. Ветер не сорвал его. Ты не должен волноваться».
Прошли секунды, показавшиеся часами, и я подумал, что этот водоворот никогда не кончится.
«Продолжай падать. Подожди еще немного. Будь терпеливым».
Внезапно я понял, что мои руки и ноги раскинуты в стороны. У меня перед глазами возникло видение креста на краю аэродрома в Тускании, над которым я тридцать минут назад пролетел.
«Американец тоже падал, раскинув руки, как и ты».
Горло перехватило, и меня от страха прошиб пот.
«Время пришло. Открывай свой парашют. Теперь его надо открыть».
Я попробовал прижать руки к телу, но не смог. Я чувствовал себя так, как будто меня избили. Мои пальцы были ледяными, а руки окоченели. Я потерял свои перчатки, запястья сводило судорогой, ноги больше не повиновались и безжизненно плыли позади меня, словно шлейф.
«Ты должен захватить кольцо вытяжного троса. Оно слева, на той же самой стороне, что и твое сердце. Захвати его правой рукой. Возьми себя в руки и тяни. Тяни его, тяни. Чего ты ждешь? Почему ты не можешь найти его? Оно там, на подвесных ремнях. Оно где-то должно быть. Твой парашют должен открыться, иначе разобьешься в лепешку, как американец».
Картинки продолжали мелькать, ужасные и одинаковые. Небо, земля, небо, земля…
Неожиданно я увидел, что правый карман на моем летном комбинезоне открылся. Его клапан затрепетал в потоке воздуха. Из него выпал черный предмет. Моя курительная трубка. Задев лицо, она, казалось, полетела вертикально в небо. Я инстинктивно дернул рукой, чтобы поймать ее, и внезапно ощутил под пальцами металлический предмет. Кольцо. Я сжал его изо всех сил и потянул… потянул… потянул. Это было наихудшее мгновение, когда-либо пережитое мной.
Моя рука все еще сжимала кольцо, когда я увидел оборванный трос длиной полметра.
«Безумец. Ты дернул слишком резко. Из-за своей паники ты сломал систему выпуска. Сработает предохранительный трос, и парашют не сможет раскрыться. Он все еще там, за твоей спиной, уложенный в ранец. Ты все еще чувствуешь, как он стучит по твоей спине…»
Небо, земля, небо, земля…
Я продолжал кувыркаться.
Если бы только эта болтанка прекратилась.
Внезапно, в то время как перед моими глазами, как кинопленка, в последний раз прокручивалась вся моя жизнь, между моими ногами появился белый объект, а затем раздался звук, похожий на удар хлыста.
«Это твой парашют. Это твой парашют. Он открывается. Слава богу».
Рывок. Раскат грома. Внезапная боль под ремнями. Я плыл по воздуху. Водоворот, наконец, закончился.
Небо и земля заняли положенные им места. Над моей головой был белый купол, ослепительный круг поддерживал меня, скрывая синее небо и облака. Внизу под ногами во всем своем величии лежала земля, по которой меня чуть не размазало. Глубокая, абсолютная тишина окутывала меня. Уникальное, незабываемое ощущение. Шелковый купол, двигаясь волнообразно, уносил меня вдаль. Я был пристегнут к нему ремнем, как когда-то ребенком был привязан к своей люльке.
Я посмотрел вниз. Земля была серой и обширной, беспредельной и не имеющей границ. Пятнистая мозаика из полос, окружностей и кругов. Я ощутил себя балансирующим на ветке и резко схватился за стропы. У меня было время, чтобы собраться. Я все еще был в 3700 метрах над землей. Пройдет четверть часа, прежде чем я приземлюсь. Парашют начал сильно раскачиваться. Я пытался успокоиться.
«Он должен раскачиваться. Моих семидесяти шести килограммов недостаточно. Я не могу создать полную нагрузку на него».
Вправо, влево; вправо, влево. Непрерывные колебания, похожие на раскачивающийся маятник. Когда движения стали слишком сильными, я попытался ослабить их, используя ноги.
Неожиданно, посмотрев в сторону, я увидел несколько самолетов, облетавших вокруг меня. «Тандерболты». Они покачали своими крыльями. Держась за стропы левой рукой, я помахал им правой. Они увидели меня и отклонились от своего курса. Один из них подлетел поближе.
«Вы, вероятно, один из тех, кто сбил меня, – подумал я. – Интересно откуда вы? Из Техаса, Кентукки или Алабамы? В любом случае я поздравляю вас. Вы доставили мне массу неприятностей. Хорошая работа. В нашем деле элемент внезапности имеет значение. Стреляющий первым зарабатывает право на отсрочку. Мой парашют раскрылся, и я вышел сухим из воды. Я живой. Сегодня вечером, когда вы вернетесь в свою столовую, не забудьте выпить за мое здоровье. Я хотел бы этого. Вино в Неаполе отменное, как я знаю из своего опыта, так что выпейте за меня».
«Тандерболт» продолжал кружиться вокруг меня. Иногда мне казалось, что я могу видеть смеющегося пилота.
«Смейтесь пока. Я тоже смеюсь внутри. Кто знает? Возможно, завтра мы снова встретимся, и я могу обещать вам, что в следующий раз выстрелю первым. Я буду пытаться взять реванш. Теперь вы можете благополучно возвращаться домой. От вас у меня кружится голова. Я, вероятно, первый, кого вы сбили. Если это так, то я не очень должен гордиться, что был сбит новичком. Что бы там ни было, удачи вам; вы заслужили ее».
Я снова помахал, как будто бы говорил «до свидания». «Тандерболт» не покидал меня и продолжал кружить и резвиться вокруг, словно чертенок.
«Ради бога, соблюдайте дистанцию, или вы проделаете дыру в моем «зонтике».
В этот момент я посмотрел на купол и не смог сдержать тревожный крик.
Один из его сегментов разорвался. Пока лишь наполовину, но дыра становилась все больше, и был слышен треск рвущейся ткани. Она медленно увеличивалась в направлении вершины.
«Это моя последняя соломинка. К счастью, швы прочны и усилены полосками парусины. Разрыв не может распространяться в стороны, а только вертикально к вершине, которая также имеет цельный круг из парусины». Я ощутил уверенность, что он выдержит.