Кретин он, настоящий кретин! Тоже мне, напридумывал, навоображал всякое: вот явится к ней и возвестит, что решил опять с ней пожить, а она, мол, от счастья до потолка будет прыгать. Как же, размечтался. Это после того-то, что он об нее, можно сказать, ноги вытер, она теперь должна ликовать по случаю его возвращения? Да, до такого и последний идиот не додумается.
И чего себя обманывать, она, конечно, вернулась к врачу своему, с которым жила до него. А почему бы ей и не вернуться? Он ведь сам ей это советовал. Неужели ей сидеть в четырех стенах да слезы лить из-за того, что какой-то старикашка ею пренебрег?
Да, кретин ты, ничего больше, и даже не кретин, просто мудак.
Санитары с носилками бегом добрались до распростертого тела, над которым стояли Рихард с Колесиком, воспользовавшись вместо больничной койки полуразвалившимся старым вагончиком.
– Побыстрее в машину, прошу вас, – сказал Рихард.
– Но, доктор, ведь сначала надо…
– Делайте, как вам сказано, – рявкнул он. – Я еду с вами.
Джелло переложили на носилки. Когда их ставили в машину, из кармана вывалилась мышка.
Санитары обменялись изумленными взглядами.
– Да-а, разное я повидал, но чтобы мышей с собой таскать… – протянул водитель. Рихард прыгнул в машину вслед за последним санитаром.
– Мне тоже ехать? – спросил Колесико.
– Давай, – кивнул водитель, – рядом со мной располагайся.
– Ни в коем случае! – так и завизжал Рихард, потом взял себя в руки. – Зачем вам ехать, вы лучше Эллен дождитесь, она сейчас подойдет. Расскажите ей, что случилось. Скажите, я постараюсь сделать все, чтобы его откачать.
– Ладно, док, – ответил Колесико. Захлопнулись дверцы, «скорая» отъехала, оглашая окрестности пронзительным воем сирены.
Младший, ничего не понимая, поторопился спрятаться в канаве.
Очутившись наконец в метро с коробкой бутербродов под мышкой, Эллен ни о чем не могла думать, кроме как о подгоревшем беконе. Целый фунт испортила, сплошные черные хлопья. И квартира вся в дыму, запах, словно мусор тут сжигали. Еще хорошо, что кухня не запылала.
Она проветрила помещение, отскребла сковородку. Подумала было: кину, мол, по куску сыра на хлеб, как-нибудь на этот раз обойдутся без дополнительных калорий. И протеин всем им действительно необходим.
Она прошла три квартала до ближайшей бакалеи, купила еще бекона, обжарила. В конце концов, ради Джелло она готова и время потратить, и силы.
Как только «скорая» подкатила к дверям отделения Неотложной помощи, Рихард с санитарами из «Сент-Джозефа» вытащил носилки, чтобы не терять ни секунды.
– Молодцы, – похвалил он бригаду «скорой помощи». Они молча улыбались.
– Для вас стараемся, доктор Вандерманн, – ответил за всех водитель.
– А то, – подхватил кто-то из бригады. – Покажите мне врача, который ради какого-то бродяги станет выходные свои тратить.
– Но ведь мы клятву Гиппократа давали, это наша обязанность.
– По воскресеньям она отменяется, клятва эта. Для всех, кроме таких, как вы, док, а вы один на миллион.
– Спасибо, ребята, спасибо большое.
И он помчался в больницу, оставив их восхищенно качать головами.
За пультом сидела пожилая сестра.
– Ну, что у вас такое? – вяло поинтересовалась она.
– Несчастный случай с летальным исходом. Тело отправьте в морг, побыстрее. Я сейчас выпишу свидетельство о смерти.
Она, не взглянув на него, протянула Рихарду пустой бланк.
Бен и ключ не успел повернуть в двери, как створки распахнулись. Мэрион еле сдерживала ярость.
– Куда это тебя носило?
– Прокатиться захотел.
– Прокатиться?
– Угу, заодно и к себе в зал наведался.
– Так ты ездил в Бруклин?
Бен исподлобья взглянул на нее:
– Оставь меня в покое.
Но она не поняла его откровенного намека.
– Ты же подвергаешь себя страшной опасности.
– Угомонись, Мэрион. – Устал он, расстроен, а тут еще ее истерики надо выслушивать.
– Как можно в твоем состоянии затевать такие поездки!
– Послушай, Мэрион, я не инвалид. И врач сказал, что меня поддержат физические упражнения, причем побольше заниматься надо.
– Вот и занимайся этими упражнениями тут, дома. Незабудки по сей день не высажены.
– Завтра высажу.
Мэрион пристально разглядывала его.
– Мне не нравится, как ты выглядишь, отец. Приготовлю тебе горячую ванну. А потом…
– Я сам могу себе ванну приготовить, – в голосе его появилась решительность.
С минуту она все смотрела на него, потом снисходительно улыбнулась.
– Ты сегодня и без того утомился. Хорошо, отдыхай, я ухожу. – Мэрион направилась к дверям. – Скоро суп тебе принесу.
Шла бы ты в задницу со своим супом. Терпеть он не может, когда с ним как с младенцем обращаются, а она и вовсе хочет лишить его всякой инициативы. Причем ничего тут он сделать не может, вот что всего противнее.
Гомес, дежуривший в этот день в морге, сидел, положив ноги на стол. У него как раз был перерыв, никакой срочной работы – можно посмаковать свою телятину с поджаренным хлебом. Когда вкатили носилки с телом Джелло, он и не обернулся. Санитар тут же исчез. Ну да, живые тут не задерживаются, как же. А мертвяки в их услугах не нуждаются, могут и обождать. У Гомеса в лавке вообще спешить не принято, и никто из его клиентов по этому поводу с жалобами не обращался, вообще ни с какими жалобами, прошу заметить.
– Доброе утро, Гомес, – приветствовал его Рихард, улыбаясь.
Гомес чуть удивился: нынче воскресенье, а что-то он не припомнит, чтобы по выходным к нему врачи заявлялись, но все равно от телятины его ничто не отвлечет.
– А, здравствуйте, доктор Вандерманн, – пробормотал он с набитым ртом.
– Приготовьте вот это тело, пожалуйст.
– Вы вскрытие делать собираетесь? – у Гомеса глаза на лоб полезли от удивления.
– Нет, просто мне нужны для исследования образцы тканей…
– Какие исследования воскресным-то утром, док? Что-то не слыхал я, чтобы лаборатории по выходным работали.
– Послушайте, Гомес, это же редкий случай, чтобы к нам попал с улицы свежий покойник и притом без родственников, так что никаких возражений и протестов не предвидится.
Гомес расхохотался.
– Так бы сразу и сказали, док. – Он прервал свою трапезу, рукавом вытер губы, с тоской взглянул на кусок вишневого торта, оставшийся на тарелке. – А как же его десерт?
– Вы бы поторопились, Гомес, – сказал Рихард, – надо сердце удалить за двадцать минут, не то от него никакого проку для исследования не будет.
– Будет сделано, док. – Особой радости от предстоящей работы Гомес не испытывал, выходной ведь как-никак, а по выходным на него лень нападает; но раз доктор распорядился, придется выполнять. Платят-то ему не за то, чтобы он прохлаждался, а платят недурно, совсем недурно.
Рихард вышел за тем фургончиком, куда были сложены инструменты. Из своей комнатки появилась сестра Кларита; он, широко улыбнувшись, поприветствовал ее и поспешил дальше, не то еще затеет она один из своих бесконечных разговоров. Минуту спустя Рихард вернулся, уже облаченный в хирургический халат и с холодильной камерой в руках. Гомес поджидал его у двери.
– Я же вас просил сразу начинать.
– Не могу. Сестра над телом молитву читает.
Через приоткрытую дверь было видно, как сестра Кларита совершает помазание и губы ее при этом шевелятся, произнося слова погребальной службы. Рихард нетерпеливо взглянул на часы. Осталось одиннадцать минут. Собравшись с духом, он толчком распахнул дверь.
– Послушайте, сестра, для этого у вас будет достаточно времени на похоронах.
– Что вы, доктор Вандерманн, что вы. Вы просто не в курсе дела, ведь святое помазание надо было совершить еще до того, как этот несчастный отдал Богу душу. А теперь надо помочь его душе, всеми силами помочь.
У Рихарда не находилось слов. Отвернувшись от монашки, он принялся разворачивать бинты, извлек инструменты.
– Хорошо, доктор, у меня сейчас утренний обход, так что делайте, что вам требуется.
– Удачи вам, сестра.
Подавив вздох облегчения, он вытащил часы. Девять минут, всего-то.
– Гомес, где вы?
Служитель принялся стаскивать с Джелло его лохмотья.
– Куда девать смокинг-то его прикажете?
– Возьмите себе на память, – усмехнулся Рихард.
– Очень вам благодарен, только как-нибудь обойдусь, – и тряпки полетели в мусорный бак.
– Лед стерильный, пожалуйста, – сказал Рихард, подходя к телу, – и побольше.
– Стерильный? Так за этим надо на склад сходить. Нам тут стерильный лед вообще-то без надобности.
Но Рихард ничего уже не слышал. Рука, обтянутая перчаткой, держала скальпель, кожа на впалой груди Джелло уже натянута – и вот на ней появился глубокий разрез.
Глава XXIII
– Такси! – кричала Эллен во весь голос. – Эй, такси!
Парочка, торопившаяся на пляж, окинула ее подозрительным взглядом, но Эллен ни на что не обращала внимания.
Она увидела, что из-за угла выезжает машина, и кинулась через улицу, едва увернувшись от проезжавшего микроавтобуса. «Куда лезешь, сука!» – заорал на нее водитель, но она его даже не услышала.
Бросилась на сиденье, еле переведя дух, прошептала: «В больницу "Сент-Джозеф"».
Что там стряслось с Джелло? Взял вдруг и свалился с ног? На прошлой неделе, когда она его последний раз видела, он, правда, покашливал, но ведь кашляет он всегда. Слава Богу, что у Рихарда, видимо, не записывал автоответчик, вот он и приехал сюда утром, не получив ее извещения. Вся ее надежда была на то, что Рихард не опоздал, успел что-то для Джелло сделать. Колесико рассказал такое, что у нее от ужаса кровь в жилах остановилась. Но ведь Рихард самый лучший врач в мире. Джелло хоть в этом повезло: если что-то возможно предпринять, Рихард все сделает. Все, что в человеческих силах.
При мысли об этом она немного успокоилась. Да уж, на Рихарда в этом смысле она может положиться.